«Спешите делать добро!»

(К 150-летию кончины доктора Гааза)

Самый верный путь к счастию 
не в желании быть счастливым, 
а в том, чтобы делать других счастливыми. 
Ф.П. Гааз.

Уже более ста лет на могиле доктора Федора Петровича Гааза на старинном московском Немецком (Введенском) кладбище в Лефортово – живые цветы. Каким же должен был быть этот человек, если память о нем жива и поныне?

Фридрих Иосиф Гааз родился в старинном живописном немецком городке Мюнстерейфеле около Кельна 24 августа 1780 года в семье аптекаря. Дед Гааза был доктором медицины. Внук пошел по его стопам и тоже стал врачом, а своей специальностью выбрал глазные болезни. Призванный случайно к заболевшему русскому вельможе Репнину и с успехом его вылечивший, он, вследствие уговоров своего благодарного пациента, отправился вместе с ним в Россию и поселился с 1802 года в Москве.

Любознательный, энергичный и способный молодой врач вскоре освоился в русской столице и приобрел в ней большую практику. Его приглашали на частные консультации, в больницы и богоугодные заведения, в которых бесплатно лечились бедные и неимущие. Обозревая их в 1806 году, он нашел в Преображенском богаделенном доме множество совершенно беспомощных больных, страдающих глазными болезнями, и принялся за их безвозмездное лечение. Успех этого врачевания был так велик, что по решению императрицы Марии Федоровны (супруги императора Александра I) доктор Гааз был взят на государственную службу и назначен главным врачом Павловской больницы. Вступив в эту должность, Гааз не оставил своих забот о больных бедняках и постоянно посещал их в различных московских богоугодных заведениях.

В 1809 и 1810 годах Гааз совершил две поездки на Кавказ, где занимался изучением целебных вод минеральных источников, и в 1811 году издал прекрасно написанную книгу по результатам своих работ. В значительной степени именно его трудам Россия обязана возникновению одного из известных курортов нашей страны – Кавказских Минеральных Вод.

Во время Отечественной войны 1812 года Гааз был в действующей армии и дошел до Парижа. Затем, выйдя по окончании войны в отставку, он возвратился к себе на родину, где застал всю семью в сборе у постели умирающего отца. Как вспоминала сестра Гааза Анна, старик был радостно тронут неожиданным свиданием и, благословив любимого сына, умер на его руках. Пребывание на родине было недолгим – Гааза неудержимо тянуло в страну, где он уже начал работать на общую пользу. Он вернулся в Россию – и уже до конца жизни не покидал ее. Овладев в совершенстве русским языком, он слился душою с русским народом, поняв и полюбив его.

Доктор Гааз принял русское имя Федор Петрович. Первое время он не поступал на государственную службу, а энергично и умело занимался частной практикой, стал состоятельным и уважаемым жителем Москвы. В 1825 году генерал-губернатор Москвы князь Голицын предложил Гаазу возглавить медицинское ведомство города. Для доктора эта служба была не из легких: для наведения порядка в запущенном медицинском хозяйстве, помимо административно-медицинской работы, постоянно приходилось бороться со всякого рода злоупотреблениями и просто воровством. Это, конечно, вызывало раздражение и злобу чиновников, спокойно занимавших свои «теплые» места в городской администрации. Полился поток жалоб и кляуз на «беспокойного доктора». Многое из того, что хотелось достигнуть, Федору Петровичу Гаазу так и не удалось осуществить, он был вынужден подать в отставку.

Оставив городское медицинское ведомство, Гааз снова обращается к частной практике, отзываясь на все призывы и просьбы о помощи. Владея домом в Москве и подмосковным имением в селе Тишки, где он устроил суконную фабрику, Гааз вел жизнь серьезного, обеспеченного и пользующегося общественным уважением человека.

К этому-то человеку и обратился с новым предложением генерал-губернатор Голицын. В 1830 году Федор Петрович Гааз становится членом попечительного комитета о тюрьмах и главным врачом московских тюрем. Это назначение стало главным делом жизни доктора Гааза. Поняв свое новое призвание, он отдался ему всей душой, начав с новой деятельностью и новую жизнь.

Будучи врачом, Федор Петрович Гааз приступил к участию в деятельности тюремного комитета с убеждением, что между преступлением, несчастьем и болезнью есть тесная связь – что трудно, а иногда и невозможно ограничить одно от другого, и что отсюда вытекает и троякое отношение к лишенному свободы. Необходимо справедливое, без напрасной жестокости, отношение к виновному, деятельное сострадание к несчастному и призрение больного. Положение вещей в России ко времени открытия тюремных комитетов было совершенно противоположное. За виновным отрицались почти все человеческие права и потребности, больному отказывалось в действительной помощи, несчастному – в участи.

С этим положением вещей вступил в открытую борьбу Гааз и вел ее всю жизнь. Его ничто не останавливало, не охлаждало – ни канцелярские придирки, затруднения и путы, ни косые взгляды и ироническое отношение некоторых высокопоставленных членов комитета, ни столкновения с сильными мира сего, ни даже частые и горькие разочарования в людях…

Увидев воочию положение тюремного дела, войдя в соприкосновение с арестантами, Федор Петрович, очевидно, испытал сильное душевное потрясение. Мужественная душа его, однако, не убоялась горького однообразия представившихся ему картин, не отвернулась от них с трепетом и бесплодным соболезнованием. С непоколебимой любовью к людям и к правде он вгляделся в эти картины и стал упорно трудиться над смягчением их темных сторон. Этому труду и этой любви он отдал все свое время, постепенно перестав жить для себя. С открытия комитета и до кончины Федора Петровича, в течение почти 25 лет, было 293 заседания комитета – и на них он отсутствовал один только раз… В журнале каждого заседания, как в зеркале, отражается его неустанная, полная энергии и забвения о себе, деятельность. Чем дальше шли годы, чем больше накапливалось этих журналов, тем резче изменялись образ и условия жизни Гааза. Быстро исчезли белые лошади и карета, в которой он каждый день выезжал по вызовам к пациентам; с молотка пошла оставленная без «хозяйского глаза» и заброшенная суконная фабрика, бесследно продана была недвижимость, обветшал костюм, и когда, в 1853 году, пришлось хоронить некогда видного и известного московского врача, это пришлось сделать за счет полиции…

За долгие годы службы в должности главного врача московских тюрем Федор Петрович Гааз сделал многое, казавшееся ранее невозможным, для облегчения участи осужденных. Условия содержания в московских тюрьмах были ужасными: стужа и жара, всегда – грязь и множество насекомых, голод и жестокость. Пользуясь поддержкой князя Голицына, доктору Гаазу удавалось, все-таки, что-то изменить к лучшему. К числу особых его заслуг относится борьба за отмену прута для ссыльных и облегчение кандалов. Прут был введен в 1825 году в целях предупреждения побегов. Группы по 8-10 человек (разных по возрасту, выносливости и состоянию здоровья) укреплялись за наручники к одному пруту, с которого людей не снимали даже ночью. Расковывали «нанизанных» на прут на короткое время, только при необходимости снять того, кто уже просто не мог идти. Гааз хотя и не добился отмены прута, но своей властью мог заменять прут на кандалы – идти поодиночке с ножными кандалами, которые прикреплялись к поясу и не мешали движению, было счастьем по сравнению с прутом. Он также разработал новые кандалы, отличавшиеся меньшим весом, которые так и прозвались «гаазовскими». Вот что говорил о докторе Гаазе в одной из своих проповедей св. архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий), сам прошедший через страдания лагерей и ссылок: «Он видел, как угоняли на каторгу колодников в кандалах, он знал, что они должны были идти тысячи верст в Сибирь, и его сердце терзалось жалостью к ним. Для того чтобы ясно представить себе их мучения, он однажды надел на свои ноги кандалы и несколько часов подряд маршировал в них по двору своего дома, чтобы почувствовать, каково идти людям в них…» Не приказами, а, в основном, просьбами и мольбами доктор Гааз добивался, чтобы конвоиры перековывали заключенных на легкие кандалы.

Благодаря стараниям доктора Гааза, в 1847 году в Москве организовалась Полицейская больница для бедных и беспризорных, которую, по воспоминаниям современников доктора, благодарное простонародье Москвы вскоре «прочно и без колебаний окрестило именем “Газовской”»… При лечебнице этой была маленькая квартирка из двух комнат, в которой доктор Гааз и поселился. Те, кому выпало счастье знать доктора лично, свидетельствовали: когда в больнице не было места, а больные все продолжали поступать, он клал их в своей квартире и ухаживал за ними неустанно. Именно в этой больнице у доктора Гааза получали первые уроки самоотверженного служения страждущим сестры из организованной княгиней Натальей Борисовной Шаховской общины сестер милосердия «Утоли моя печали».

Доктора Гааза прозвали «святым» не только за облегчение физических страданий заключенных, но и за его истинно христианскую любовь к этим людям. Он старался уменьшить и разделить их душевные страдания, становясь другом и утешителем. Его обращение к арестанту не только исключало слово «каторжник» и тому подобное, а предполагало обычное употребление ласковых слов. Доктор Гааз не считал зазорным обнять и поцеловать самого униженного и оскорбленного. Врач сделался по сути духовным пастырем, пользующимся своими правами на врачевание тела, чтобы залечивать душевные раны. «Благодаря ему многие, будучи злодеями при вступлении в стены пересыльной тюрьмы, покидали их для пути в Сибирь, став лишь только несчастными…»

Очень характерный эпизод для поведения доктора по отношению к заключенным приведен у писателя и врача В.В. Вересаева. Однажды на заседании Московского тюремного комитета на реплику своего коллеги и духовного друга – святителя митрополита Московского Филарета «Да что Вы, Федор Петрович, ходатайствуете об этих негодяях! Если человек попал в темницу, то проку в нем быть не может», – доктор ответил кротко: «Ваше высокопреосвященство. Вы изволили забыть о Христе: он тоже был в темнице». Смущенный митрополит Филарет, который отличался строгостью не только к другим, но и к себе, достойно ответил: «Не я забыл о Христе, но Христос забыл меня в эту минуту. Простите, Христа ради».

Подвижнический труд доктора Гааза питала бесконечная любовь к ближним. У А.И. Герцена в книге «Былое и думы» можно прочесть, что, приезжая каждую неделю «в этап на Воробьевы горы, когда отправляли ссыльных», доктор «всегда привозил с собой всякой всячины, съестных припасов и разных лакомств – грецких орехов, пряников, апельсинов и яблок для женщин». Приводится там и такой эпизод: доктор осмотрел больного и пошел в кабинет что-то ему прописать. «Возвратившись, он не нашел ни больного, ни серебряных приборов, лежавших на столе». Все кончилось таким обращением к вору, когда тот был задержан с поличным: «Бог тебя рассудит…», «да постой, у тебя нет ни гроша – вот полтинник, но старайся исправить свою душу…»

О «святом» докторе с большим уважением и теплотой писали А.П. Чехов, Ф.М. Достоевский, М. Горький, очень подробную работу посвятил ему известный адвокат и писатель А.Ф. Кони. И сам Федор Петрович Гааз обладал прекрасным слогом, о чем говорят его немногие дошедшие до нас работы. К сожалению, широкому читателю малоизвестно духовное завещание доктора Гааза, которое можно назвать «проповедью любви, уважения к человеческому достоинству и серьезного отношения к жизни». Этот удивительный документ, относящийся к середине XIX века, написан в форме обращения к русским женщинам и является настоящим Гимном милосердию, человеколюбивым воззванием в будущее. Доктор Гааз понимал, насколько важна роль женщины и велика ее ответственность в деле формирования нравственной основы общества. Сегодня – начало XXI века, но как современно звучат его слова:

«Вы призваны содействовать перерождению общества, и этого вы достигнете, действуя и мысля в духе кротости, терпимости, справедливости, терпения и любви. Поэтому, избегайте злословия, заступайтесь за отсутствующих и беззащитных, оберегайте окружающих от вредных увлечений, вооружаясь твердо и мужественно против всего низкого и порочного, не допускайте близких до злоупотребления вином, до увлечения картами… Берегите свое здоровье. Оно необходимо, чтобы иметь силы помогать ближним, оно – дар Божий, в растрате которого без пользы для людей придется дать ответ перед своей совестью. Содействуйте, по мере сил, учреждению и поддержанию больниц и приютов для неимущих, для сирот и для людей в преклонной старости, покинутых, беспомощных и бессильных. Не останавливайтесь в этом отношении перед материальными жертвами, не задумывайтесь отказываться от роскошного ненужного. Если нет собственных средств для помощи, просите кротко, но настойчиво у тех, у кого они есть. Не смущайтесь пустыми условиями и суетными правилами светской жизни. Пусть требование блага ближнего одно направляет ваши шаги! Не бойтесь возможности уничижения, не пугайтесь отказа…
Торопитесь делать добро! Умейте прощать, желайте примирения, побеждайте зло добром. Не стесняйтесь малым размером помощи, которую вы можете оказать в том или другом случае. Пусть она выразится подачею стакана свежей воды, дружеским приветом, словом утешения, сочувствия, сострадания, – и то хорошо… Старайтесь поднять упавшего, смягчить озлобленного, исправить нравственно-разрушенное».

«Нужно внимать нуждам людей, заботиться о них, не бояться труда, помогая им советом и делом, словом, любить их, причем, чем чаще проявлять эту любовь, тем сильнее она будет становиться…» Эти слова доктора Гааза стали лозунгом всей его жизни, каждый день которой был их живым подтверждением и осуществлением.

К чести москвичей, памятник Федору Петровичу Гаазу стоит не только на Введенском кладбище, где он похоронен, но и в одном из переулков около Земляного вала, во дворе бывшей Полицейской больницы (современный адрес – Мечников переулок, д. 5). На обоих памятниках можно прочесть: «Спешите делать добро». Эти два памятника поставлены не только врачу душ и телес, но и служителю долга в самом высоком смысле этого слова. Федор Петрович Гааз понимал, что христианский идеал любви и милосердия не есть нечто, чем можно любоваться лишь издали. Посвятив себя всецело добру, он показал, как следует идти по этому пути. Ему приходилось действовать в очень тяжелые времена, при господстве насилия и неуважения к человеческому достоинству, среди непонимания и оскорблений. «Что может один против среды?» – говорят практические мудрецы, ссылаясь на поговорку «один в поле не воин». «Нет!» – отвечает им всей своей личностью Гааз: «И один в поле воин!». Вокруг него, в память его, соберутся многие, и сам доктор Гааз останется в сердцах всех, кто узнает о нем, – и как отлитый в бронзе молчаливый укор малодушным, – и как утешение жаждущим правды и пример деятельной любви к людям.