История об «элистинских детях» и первой вспышке ВИЧ в СССР
19 мая на «Кинопоиске» состоялась премьера сериала «Нулевой пациент». Сюжет «Нулевого пациента» рассказывает о трагических событиях в Элисте в 1988 году. Там в одной из местных больниц произошла первая в истории СССР крупная вспышка ВИЧ. Большинство пострадавших — дети.
«На нас показывали пальцем. Обзывали спидоносцами. Под разными предлогами увольняли с работы. В ребятах, пострадавших по вине медиков, люди вплоть до их смерти видели угрозу», — рассказывал Александр Горобченко, житель Элисты. Он потерял своего сына, который в 12 лет попал в больницу из-за ушибов, заразился там СПИДом и умер через четыре года.
«Мой сын был шестым, кому поставили страшный диагноз, — добавляет одна из элистинских матерей. — Массажистка, которая до этого регулярно приходила к нам, однажды сказала, что не может больше приходить к моему малышу. Вскоре и соседи стали сторониться. Мне пришлось сменить место жительства».
То, что произошло в 1988 году в маленьком городке Элиста, столице Калмыцкой АССР, не отпускает страну до сих пор.
Те, кто помнят трагедию, все еще остерегаются «элистинских детей», которых в 1990-е годы приравняли к разносчикам чумы. А те из них, кто выжил, скрывают имена в Сети — они стали изгоями не по своей воле, с младенчества получив клеймо «спидоноситель».Их было 79 человек: 75 детей и четыре женщины. За один вечер они стали союзными изгоями, смертью во плоти, когда в программе «Время» передали, что в местной больнице произошло массовое заражение СПИДом. Страна была в шоке: ВИЧ считался болезнью гомосексуалистов, причем западных, которых в СССР официально не было и как бы быть не могло. И тут — дети, младенцы. Как?
Для того, чтобы объяснить, что же произошло в той далекой маленькой больнице, нужно вернуться на год назад. Молодой врач-инфекционист Вадим Покровский, сын главного эпидемиолога СССР впервые принимает у себя зараженного СПИДом человека. До этого в Союзе уже были такие случаи, но все они были иностранцами, в основном студентами Университета дружбы народов и выходцами из Африки, в частности, из Конго.
Именно там в те времена был настоящий рассадник заразы, откуда она распространялась по всему материку. Но как советский гражданин мог подхватить болезнь? Мужчина на приеме Покровского оказался военным переводчиком и по долгу службы бывал в Африке. Там он вступил в половые отношения с местными. А после возвращения имел сексуальные контакты.
Покровский сразу развернул огромную операцию по розыску служащих, чтобы проверить их на заражение. Но как в огромном Советском Союзе найти людей с самым табуированным заболеванием, название которого даже вслух не произносили? К тому же, о пострадавших было известно немного, имена без фамилий и города, куда она могли вернуться после окончания службы.
Но молодой врач справился, хотя и не без труда. Покровскому удалось разыскать всех 25-х, пятеро из них оказались инфицированы. Один из зараженных, к тому же, был донором крови.
В то время всех желающих сдать кровь не проверяли на ВИЧ, и солдат помог пятерым пациентам, которых, как выяснилось, тоже заразил. С диагнозом родился и его ребенок, который унаследовал вирус от матери — жены солдата. Покровский срочно обязал все больницы в стране проверять донорскую кровь на ВИЧ-инфекцию и стал принимать у себя всех, кто обнаруживал у себя болезнь.
Годом позже к нему в Москву перевезли двух зараженных, женщину и ребенка — первых элистинских пациентов.
Женщина узнала о своем диагнозе, когда пришла сдавать кровь в элистинскую больницу. Недавно умер ее новорожденный ребенок, и она хотела помочь другим детям, чтобы таким образом заглушить боль. Вторым госпитализированным был ребенок, который лежал с ней в одной палате, когда женщина еще прибыла туда с живым на тот момент младенцем.
Покровскому нужно было решить загадку: каким образом связаны эти два заражения? Сначала он стал проверять половой путь: может быть, муж женщины и мать ребенка имели какие-то контакты?
Но родители и партнеры заболевших оказались чисты. Может быть, дело в донорской крови? Но и в этом случае не было найдено зацепок. Связь лишь одна: они лежали в одной палате.
Тогда Покровский впервые подумал о том, что он может иметь дело с внутрибольничным заражением. Но как в теории стерильные помещения могли стать рассадниками ВИЧ-инфекции? Чтобы понять это, молодому врачу пришлось ехать в Калмыкию.
Первым делом он проверил всех детей, которые лежали в одном отделении с его пациентами. Итог — еще трое зараженных. Очевидно, что очаг находится внутри больницы, но где? Покровский передал свои догадки в Москву, но там его теории не поверили. Пришлось искать дальше и проверять всю больницу.
Во время обхода здания инфекционист заметил шприцы, подписанные «пенициллин», «стрептомицин» и так далее. Зачем нужны надписи? Ответ очевиден: чтобы набирать туда соответствующие препараты снова и снова. То есть местные медсестры меняли только иглу, но не меняли шприцы. Покровский вспоминал, что и во время его учебы медики поступали так же, но есть важная деталь.
Чтобы использовать шприц несколько раз, после каждой инъекции его нужно отправлять в Центральную дезинфекционную станцию. Там, очевидно, надписи были бы стерты. Но на шприцах, найденных в элистинской больнице, они были, а значит, их не дезинфицировали.
Страшная догадка подтвердилась, когда Покровский проверил документацию медсестер, список дезинфекций и растрат препаратов. Уколов было куда больше, чем дезинфекций.
«Так как дети маленькие, и им нужно было вводить достаточно маленький объем лекарства, то одного шприца хватало на все отделение. Медсестры просто набирали в шприц пенициллин и делали всем уколы», — рассказывал Покровский. По его словам, местные медсестры даже не подозревали, что делали что-то не так. После ВИЧ Союз пострадал от волны гепатита — технология эпидемии была точно такой же.
Когда детям становилось хуже, их перевозили в больницы более крупных городов, но там повторялась та же история со шприцами и иглами, и появлялись новые очаги ВИЧ-инфекции. Когда Покровский понял, что произошло и продолжает происходить по всей стране, то забил тревогу и сообщил в Москву о необходимости срочный мер.
«Министр здравоохранения СССР Евгений Чазов мыслил крупными категориями, — рассказывает врач. — Он сразу понял, что стране грозит катастрофа. И даже не спрашивая нас, издал приказ, согласно которому по всему СССР были созданы центры по борьбе со СПИДом. Эти центры действуют до сих пор».
Покровский стал искать всех, с кем когда-либо лежали в одной палате или отделении все зараженные, и проверять каждого «подозреваемого». Список рос трагически быстро: все имена наносились на миллиметровую бумагу, к которой подклеивали новые и новые листы. В итоге было найдено 75 зараженных детей и четверо женщин.
Осталось найти нулевого пациента, который косвенно заразил всех 79 человек. Но откуда в Калмыкии, в небольшом городке мог появиться СПИД? К тому моменту в регионе развернулись пункты анонимной проверки на наличие инфекции, куда пришел и тот, кто стал нулевым пациентом с ВИЧ-инфекцией. Обычный рабочий, непримечательный мужчина, семьянин, отец двоих детей.
Покровский выяснил, что болезнь начала распространяться в мае 1988 года — до этого все пациенты излечивались и возвращались домой. В этом месяце в больнице умер младенец, и описанные в его карте симптомы были похожи на ВИЧ. Инфекция подтвердилась и у родителей малыша, отцом которого был тот самый рабочий.
В 1982 году он проходил срочную службу в морфлоте, на корабле, который заходил в порт Конго. Услуги секс-работниц тогда стоили банки пива, и то неполной: мужчины выпивали содержимое, отдавали девушкам жестянку, которую потом можно было сдать или переделать в какое-то украшение. Так что поступил и горе-моряк, который вернулся домой и заразил жену.
Первый их ребенок родился «чистым», а второй оказался заражен. Малыш умер в больнице Элисты еще до того, как ему поставили диагноз. Судя по всему, ему, как и другим маленьким пациентам, делали укол из нестерилизованного шприца…
Когда стало ясно, что произошла трагедия, которая распространяется по всему Союзу, власти стали ее отрицать — не может быть в СССР болезни геев и секс-работниц. Придумали даже версию того, что дети в Элисте заразились от овец или иммуноглобулина.
«У нас тогда состоялся примерно такой разговор, — рассказывал Покровский. — Я спрашиваю: ''Как же может быть зараженный иммуноглобулин? Его обрабатывают трое суток в спирте''. Они говорят: ''Выпили спирт. Рабочие, наверное, выпили''. Я говорю: ''Ну как же тогда иммуноглобулин получился? '' На это они уже не смогли ответить».
Увы, в штыки историю об элистинской трагедии приняли и многие жители страны. Как только о заражении рассказали в новостных программах, местные стали приходить к больнице с плакатами: «Здесь живет СПИД» и «Отмоем Родину от СПИДа». Многие жертвы эпидемии скрывались, а одна из них, молодая девушка, дважды пыталась свести счеты с жизнью.
Но были и те, кто принял «элистинских детей» за очередной миф о СПИДе, как, например, режиссер и оператор Сергей Трофимов, который снял сериал «Нулевой пациент» о тех трагических событиях 1988 года. «Я был уже взрослым, но — удивительно — не помню этой истории. Возможно, я принял ее тогда за один из мифов, связанных с ВИЧ, или за политическую спекуляцию», — вспоминает он.
Исполнитель главной роли врача, приехавшего спасать элистинских детей, — Никита Ефремов. Перед собой он ставит задачу «максимально уважительно отнестись к тем, кто стал участником этих страшных событий». Премьера сериала «Нулевой пациент» состоится в 2022 году на Кинопоиске.
Ведь уважения к жертвам в этой истории действительно не хватало. Сначала их травили соседи и сограждане, а потом и уголовное расследование завершилось ничем. «Нет события преступления», — разводят руками следователи. Половина зараженных детей умерло, а оставшиеся, уже взрослые пациенты злосчастной больницы намерены отстоять свое право увидеть, как наказывают виновных.
Но расследование прекращали уже пять раз. Бывший старший следователь по особо важным делам Евгений Мысловский, который довел дело до конца и положил папку перед начальством, был уволен в тот же день. Элистинский следователь Вячеслав Ли сдался и переквалифицировался в фермера. «Это дело невозможно было раскрыть, — объясняет он. — Со стороны Генпрокуратуры РСФСР постоянно шли какие-то угрозы. Никто не хотел, чтобы дело довели до конца».