Сарматы и сарматизм

На днях, 15 декабря, президент Белоруссии Александр Лукашенко совершил визит в султанат Оман. В подарок султану Хейсаму бен Тарику Аль Саиду Александр Григорьевич преподнёс часть традиционного белорусского богатого костюма — «слуцкий пояс». Если вам кажется, что к костюму султана данная деталь туалета весьма подходит, то вам не кажется. Слуцкие пояса, как и сам шляхетский костюм, и в самом деле имеют восточное происхождение. «Сарматское», как сказали бы его носители из числа дворянства Великого Княжества Литовского (ВКЛ).

На заре Нового времени народам стало интересно их происхождение. Не то чтобы им не интересовались раньше, но в Средние века людей, которых можно было бы назвать учёными-историками, было крайне немного, по большей части историю писали хронисты, летописцы... Но века с XV вопрос: откуда пошёл народ, к которому принадлежишь, перестал быть сугубо теоретическим, история стала давать основания для территориальных претензий.


В Польше века с XIV ходила история о трёх братьях — Чехе, Лехе и Русе, давшим начало соответствующим славянским народам. История появилась в Праге, но широкое распространение получила именно в Речи Посполитой. В принципе, родство славянских языков было хорошо заметно (тем более, что в то время они были куда ближе друг к другу, чем сейчас), но... После Кревской унии 1385 года, объединившей Польшу и Литву, надо было как-то объяснить родство ещё и с литовцами, которые, как бы это попроще выразиться... Совсем не славяне. Усложнялось положение и разницей в вероисповедании воинского сословия объединившихся сторон: значительная часть элиты ВКЛ была православной, а поляки — ревностные католики. Нужно было что-то, способное сплотить столь разнородное государство.


Первым попытался это сделать Ян Длугош в XV веке: он связал легенду о трёх братьях с библейскими генеалогиями. Он назвал Чеха и Леха потомками Иафета, пришедшими из Паннонии (Рус объявлялся потомком Мосоха: а что, логично — из Москвы же!). Леху наследовал сын Визимир, от которого пошли Пясты — первая династия польских королей. Вот только библейские генеалогии к началу Нового Времени явно устаревали, требовалось что-то античное! В конце концов, полякам надо было найти своё место в семье европейских народов, а те вели родословные от племён, упоминаемых античными историками. В общем, пришлось искать национальную идентичность заново! И Длугош с последователями её нашли...

Точнее, не совсем национальную. Всеми этими поисками была озабочена конкретно шляхта! И ей было выгодно найти себе предков... неславянского происхождения. Дело в том, что это европейская норма: правящее сословие ведёт свой род от завоевателей, а народ — от покорённого населения. Англичане имеют нормандскую аристократию и англосаксонский народ. Французы — дворянство от германского племени франков, народ — от кельтов. Испанцы — вестготское дворянство и кельтиберы в качестве предков простонародья. И только польская шляхта — местная!


И к XVI веку на свет Божий явился польский сарматизм! В 1550 году в привилее Сигизмунда Августа впервые фиксируется разделение народа польского на «народ шляхетский» и «народ простой». Уже в конце 60-х годов у Ст. Ожеховского генетическая исключительность шляхты не ставится под сомнение. А с 1573 года, когда шляхта впервые самостоятельно, без участия горожан, выбрала короля, слово «populus» («народ») стало применяться исключительно к ней. И этот народ нашёл своих предков — сарматов!


Почему именно сарматов? Ну, после объединения с ВКЛ поляки продвигаются в Причерноморские степи, а именно они — место обитания сарматов. Кроме того, из античных авторов следовало, что сарматы были всадниками, а шляхта тоже с коней не слезает! Какие ещё нужны доказательства? В 1570 году итальянский авантюрист Алессандро Гваньини издал книгу «Описание Европейской Сарматии», и — понеслось! Данное мировоззрение стали подкреплять внешними признаками.


Появился «сарматский костюм»: поляки сменили свою прежнюю европейскую одежду на нечто ориентализированное (по большому счёту — полностью фэнтезийное, к реальным сарматам ни малейшего отношения не имеющее!) — длиннополые кунтуши с прорезными рукавами, шаровары, меховые шапки. На кунтуши и жупаны нашивалось множество маленьких пуговиц и золотых шнуров, имела место и меховая оторочка. На шапку крепились перья цапли, а у совсем богатых — «челенг» — искусственное перо из золота, украшенное драгоценными камнями. Сапоги — венгерские, из жёлтой или красной кожи. И! Слуцкий пояс. Это кушак шириной 40 сантиметров, если не больше, и в длину 3-4 метра, украшенный богатой вышивкой, с бахромой из золотых нитей. Каким бы потрёпанным не был кунтуш, и каким бы бедным не был его обладатель, но не купить слуцкий пояс он не мог, а тот был богатым! В целом, костюм был красив, и его активно начали заимствовать все соседи: и венгерская, и русская молодёжь с удовольствием одевалась на польский манер.


Сменился комплекс вооружения: вместо рыцарских лат (как в битве при Орше!) шляхта переоделась в чешуйчатые или кольчужные доспехи, остроконечные шлемы восточноевропейского образца — без забрал, но со стрелками, защищающими лицо. Прямые мечи сменили сабли. Можно, конечно, сказать, что это перевооружение потребовалось для ведения степной войны с татарскими отрядами или армией «халифа правоверных». Конечно, это так. Русские дворяне тоже перешли на сабли и лёгкие доспехи. Но вот культа сабли в России не появилось. А в Речи Посполитой сабли-карабелы стали культовыми и даже вошли в пословицы: «Без карабели — не с постели» или «Сабля — душа поляка».


Сарматизм вошёл даже в архитектуру: родился стиль «сарматское барокко» — нарочито грубые и массивные костёлы и шляхетские усадьбы. Простота — признак настоящего сармата, честного, верного данному слову, истинного католика, но человека демонстративно не утончённого. Появилась «сарматская поэзия», а польско-литовские магнаты стали заказывать для портретных галерей родовых замков сарматские портреты: в кунтушах, подпоясанных слуцкими поясами, с саблями на боку и в шароварах. Даже традиционный запорожский чуб — «оселедец» — на самом деле польская «сарматская причёска», позаимствованная у янычар.

А что же «хлопы» — простонародье? А они, ясное дело, — потомки скифов, покорённых воинственными сарматами! Скифы (не верите — читайте Геродота, панове!) были ленивы, склонны к пьянству, а значит, необходимо держать их в узде для их же пользы. Тем более что «сарматам» постоянно были нужны деньги!

Сарматизм стал образом жизни, и в этом образе больше всего ценилась щедрость, доходившая до мотовства: шляхта постоянно проводила время в пирах и охотах, во время поездок в гости к соседям. Это было, с одной стороны, разорительно, с другой... Небогатая шляхта увлечённо ездила в гости к магнатам, кормившим «сарматов» от пуза! И это было не спроста. Дело в том, что для «народа» в Речи Посполитой была демократия, и магнату всегда требовались «избиратели», готовые проголосовать за него как в «сеймиках» или на Сейме, так и саблей — в разборках с соседом. Магнат, по аналогии с Римом, считался патроном, а мелкая шляхта — его клиентеллой, но равенство всех шляхтичей постулировалось всегда и везде!


Ещё одним отличием «воинственных сарматов» стало отношение к женщинам. Как известно, у исторических сарматов женщины были весьма свободны, в том числе имели возможность участвовать в сражениях. Соответственно, к пани у шляхты выработалось демонстративно уважительное отношение: обычай целовать дамам руку чисто «сарматский». Да и умение владеть оружием для женщины в Речи Посполитой не было чем-то из ряда вон выходящим (хоть и правилом не стало).


Сарматизм достиг пика в XVIII веке, он же и стал одной из причин гибели Речи Посполитой. Шляхта просто разорилась на вечных пирах и охотах, а мещанство, видя, что его в состав народа не включают, не стремилось поддерживать все военные авантюры местной элиты. В результате в XVIII веке армия Речи Посполитой осталась без нормальной пехоты, а одной кавалерией (пусть и весьма хорошей!) воевать с русскими или пруссаками уже не получалось...