«У нас очень неполитизированная международная федерация»
На завершившемся Петербургском международном экономическом форуме (ПМЭФ) среди спортивных организаций активно работала Федерация падела России, подписавшая несколько соглашений. Этот новый вид спорта в последние годы активно набирает популярность в мире и у нас в стране. Соответствующую национальную федерацию возглавляет Алексей Сорокин, бывший генеральный директор оргкомитета по подготовке к чемпионату мира 2018 года в России, экс-генеральный директор РФС и бывший член совета ФИФА.
В интервью «Известиям» он рассказал о развитии падел-тенниса в России, а также прокомментировал ситуацию с продолжающимся отстранением российских футбольных команд от международных соревнований и оценил, как на это может повлиять обострение между Израилем и Ираном.
— С чем связываете ныне растущую популярность падела в России?
— Хотелось бы это, конечно, записать в актив нашей федерации, в плоды наших усилий. Но мне кажется, у этого вида спорта есть естественная тяга — это какая-то уникальная комбинация характеристик, которые позволяют ему идти неимоверными темпами по всей планете. Наша страна в этом плане не исключение. Сама природа игры — низкий порог входа, высокая степень социализации, способность регулировать темп — является отличительной частью падела. И, наверное, окупаемость инфраструктуры делает наш вид спорта привлекательным для инвесторов. Это дает толчок развитию инфраструктуры, без которой делать что-либо в спорте довольно сложно, если вообще возможно. Благодаря всем этим качествам падел развивается, принимает на свою сторону всё новых и новых поклонников — и из других видов спорта, и просто новых людей, только начавших увлекаться спортом.
— В последнее время за игрой в падел можно заметить ряд бывших и действующих российских футболистов, а также Валерия Карпина. Это дало дополнительный импульс популярности вашего вида спорта?
— Ряд футболистов были просто пионерами этого вида спорта в России, поскольку научились в него играть в Испании, когда выступали там в местных футбольных клубах. Потом падел естественным образом развивался, приобретя популярность и у теннисистов, и у сквошистов, и вообще у людей, нечуждых спорту. Падел становится подлинно массовым спортом — мгновенно собираются огромные турниры с участием сотен людей. И ограничением становится только инфраструктура — ее недостаточно. Падел — это спорт, где спрос многократно обгоняет предложение. Если бы нас физически не ограничивала инфраструктура, то количество занимающихся было бы если не в сотни, то в десятки раз больше.
— Сколько сейчас желающих заниматься и на какое количество человек не хватает инфраструктуры?
— Нам очень трудно считать, потому что каждый день возникают новые и новые падел-корты. Сейчас по России около 200 клубов. Соответственно, каждый клуб — это твердые 300–500 занимающихся. То есть простым умножением, если совсем брать по минимуму, то это не меньше 50 тыс. человек.
— Сколько нужно кортов?
— У FIP (Международная федерация падела) есть цифры обеспеченности кортами населения стран. Мы там далеко не на первом месте. При этом в Швеции, небольшой по населению стране, 6 тыс. кортов. Когда мы достигнем этого предела, можно будет говорить об обеспеченности наших граждан соответствующей инфраструктурой. Нам еще предстоит проделать большой путь в этом направлении. В целом если брать такие крупные города, как Москва, Санкт-Петербург и Екатеринбург, то должно быть несколько клубов в каждом районе города. Тогда будет некая базовая обеспеченность для развития детско-юношеского спорта, подготовки юниоров, будущего резерва. В каждом районе должен быть не один клуб. А в каждом клубе должно быть минимум от четырех до семи кортов.
— С учетом высокого спроса на падел можно сказать, что он не зависит от каких-то крупных денежных вливаний со стороны?
— Это точно инвестиционно привлекательный вид спорта. Есть очень много потенциальных инвесторов в падел — мы это знаем по большому количеству обращений в нашу федерацию. Поэтому и уверены, что в ближайшее время появится достаточно клубов. Недостатка в инвесторах точно не испытываем. При этом есть и стимулирующая программа Министерства спорта РФ и региональных спортивных министерств и комитетов. Есть программа субсидирования процентной ставки при создании объектов инфраструктуры — государство в ее строительство активно вовлечено.
— Падел уже обрел понятную широкой аудитории соревновательную структуру, которая есть у видов спорта с давней историей?
— Такая структура сложилась. Есть соревнования, которые проводим мы как федерация. Есть соревнования, которые проводятся под эгидой федерации. Вторая категория, конечно, обширней, поскольку сами своими силами мы не можем закрыть потребности всей страны. С большим воодушевлением смотрим на то, что всё больше новых регионов стараются проводить соревнования по правилам федерации, с выверенными регламентами. Безусловно, у нашего вида спорта есть детская болезнь роста — подчас он немного стихийно развивается. Но при этом движение позитивное, и мы с оптимизмом смотрим в будущее.
— Сколько регионов в вашей орбите?
— У нас более 60 субъектов, в которых открыты региональные федерации падела или представительства ФПР. Из них 48 аккредитованы в соответствующих региональных министерствах или комитетах по физической культуре и спорту. Все нормативы Минспорта мы уже выполняем как полноценная федерация.
— Какие у вас взаимоотношения с международной федерацией? Они сильно отличаются от того, что после февраля 2022 года происходит в большинстве других видов спорта?
— У нас как раз очень неполитизированная международная федерация. Она очень спокойно относится к участию наших спортсменов, которые допущены до соревнований любого уровня под эгидой FIP. Наши спортсмены имеют соответствующие строчки в рейтингах. Некоторые девушки входят даже в топ-100. У мужчин посложнее, поскольку конкуренция больше. Но ограничений нет никаких — наши спортсмены абсолютно спокойно участвуют. И мы признательны FIP за такой неполитизированный подход.
— В отношении российского футбола политизированный подход со стороны ФИФА и УЕФА может измениться после того, что Израиль начал в Иране 13 июня?
— Лично я здесь большой связи не вижу между нашими отношениями с международными футбольными организациями и событиями на Ближнем Востоке. События эти, безусловно, очень грустные. Мы все с напряжением смотрим за тем, что там происходит. Но, честно говоря, я не вижу большого влияния на футбол.
— Думаете, здесь невозможен бан Израиля или, если ФИФА и УЕФА не хотят применять к нему санкции, отмена их в отношении России?
— А как особенности взаимоотношений Израиля с ФИФА могут повлиять на особенности наших взаимоотношений? Каждая национальная федерация имеет свой диалог с ФИФА и УЕФА. Нам надо решать с ними свои проблемы. Продолжать убеждать, что всё происходящее с российским футболом на международной арене в последние три года — это несправедливо. РФС этим планомерно занимается. Но пока УЕФА проявляет известную степень твердости в этом вопросе.
— Во время нашего февральского интервью вы говорили об ощущении, что в этом году в футболе и спорте может произойти что-то позитивное в отношении России. По-прежнему сохраняете оптимизм?
— Я оптимист и ничего не исключаю до сих пор. Надеюсь, что все-таки возобладает вселенская справедливость. Пока этот момент не наступил.
— Многие считали, что после смены руководства США могут быть позитивные сдвиги в этом направлении. Вы их в последние месяцы ощущаете?
— Позитивные сдвиги — это когда нам разрешат играть на международной арене. Это как у электричества — есть плюс и минус. Всё остальное — многочисленные дискуссии, консультации и переговоры — это пока усилия. Когда нас допустят до соревнований, это будет сдвигом.