Марина Есипенко: «В театре мне только ленивый не говорил, как я похожа на Борисову»

Сегодня, 30 июля, юбилей отмечает замечательная актриса, народная артистка РФ Марина Есипенко. Накануне памятного дня принцесса прославленного Вахтанговского театра рассказала «Культуре» о сибирском детстве, первом выходе на сцену, работе с великими режиссерами и артистами, о любимом муже — барде Олеге Митяеве.

— Как относитесь к юбилеям? Возраст не пугает?

— Спокойно. Как к данности. Против лома нет приема. Юбилей 30 июля — меня не будет в Москве.

— К дню рождения на отдыхе, наверное, уже привыкли?

— В детстве страдала, что в этот день не могу угостить одноклассников конфетами и получить от них поздравления. Теперь все друзья взрослые, в разгар лета они в отпуске и в разъездах. В день рождения с семьей буду в Сочи, там же отдыхают близкие мне люди, и вечером, конечно, соберемся. А праздник в Москве состоится осенью, когда все уже вернутся и начнется сезон в театре. 19 сентября в Арт-кафе родного Вахтанговского театра встречусь с друзьями, они давно спрашивают: «Когда можно тебя поздравить?» Вместо моего песенно-поэтического вечера пройдет юбилейный праздник, где буду петь и я, и Олег, друзья скажут обо мне все, что захотят, соратники по театру подготовят номера, наверное, выступят и приглашенные артисты.

— Помните свой первый выход на сцену?

— Это было в Омске — там прошло детство. Когда мы переехали из барака, где жили, на новую квартиру, мамочка сказала: «Ищи какой-нибудь кружок». И я нашла балетную студию при ЖЭКе, где с удовольствием занималась года два. Балет меня завораживал — плакала от восторга, когда смотрела по телевизору, как парили в танце Екатерина Максимова и Владимир Васильев, Алла Осипенко, Людмила Семеняка и юный вундеркинд Надя Павлова. Хотелось стать на них похожей. Мечтала о пуантах и, когда получила их, испытала неслыханное счастье — даже спала с ними. Осваивала азы классического танца старательно, но мешала сломанная в ранние годы рука. Так что большой балет потерял меня, зато драматический театр кое-что приобрел. Балетные уроки остались в моей памяти и мышцах, они отозвались в актерской профессии.

А сценический дебют состоялся во Дворце пионеров, где я занималась в драматическом кружке, им руководила молодая девушка Надя Козлова. В ее спектакле «Винни-Пух и все-все-все» я стала осликом Иа-Иа. К роли готовилась серьезно, многое придумала сама — мой печальный Ослик нес в руках тазик, в котором сосредоточенно запускал кораблики — он же грустил у озера. Вторая роль была уже главной — Питер Пэн, или мальчик, который не хотел взрослеть.

— Не смущало, что роль мальчишеская?

— Нет, этот отчаянный паренек мне нравился. Я специально подстригла себе волосы и придумала костюм. На этот спектакль к своей ученице Наде Козловой пришла ее педагог Любовь Иосифовна Ермолаева — известный в городе режиссер, руководитель любительского Театра поэзии. Коллектив был так популярен, что вскоре получил статус муниципального театра, а сейчас носит имя Любови Ермолаевой. После спектакля она спросила: «Что за мальчик играет Питера Пэна?» — и удивилась, когда ей ответили, что это девочка. Потом провожали Надю в Казань — она поступила на актерский факультет — и мы, ее девять первых учениц, подготовили подарок: как сейчас помню, ту тетрадку в косую линейку с нашими фотографиями и пожеланиями, чтобы она нас не забывала. Любовь Иосифовна перелистала тетрадку, задержала внимание на моем портрете и сказала такую загадочную фразу, ставшую для меня почти сакраментальной: «Эта девочка будет в Театре Вахтангова играть Принцессу Турандот». Каждый раз, когда вспоминаю об этом, у меня мурашки бегут по коже.

— Слова провидицы!

— Говорили, что она обладала даром предсказательницы и многие ситуации предвидела. Надя уехала, а я перешла в Театр поэзии, где сыграла Нину Заречную, Ирину в «Утиной охоте», были у нас музыкальные постановки и даже песенный спектакль. Благодаря Любови Иосифовне я изучила бардовскую песню от и до, знала творчество Визбора, Окуджавы, Высоцкого. Отчасти это повлияло и на мое будущее. Когда мы встретились с Олегом, сидели в компании и пели песни, он все время восклицал удивленно: «Откуда ты знаешь эти песни? Ты что — из наших?» Отвечала: «Нет, не из ваших. Я — из ермолаевских».

— Какое впечатление произвела Москва на юную сибирячку?

— Ужасающее и противоречивое. С одной стороны, безумная красота города с храмами и дворцами, музеями и театрами, с другой — дикая суета, головокружительная скорость, море народа, и все — спешат и бегут. Помните, у Жванецкого: «Граждане, православные! Рупь дам тому, кто остановится!»? Первое время меня энергетически высасывало метро, автобусы, количество звуков и людей — падала без сил, возвращаясь в общежитие. Отучившись полгода, приехала в Омск на каникулы и пошла гулять со своими школьными и театральными друзьями — они постоянно меня «тормозили»: «Куда ты летишь? Мы же никуда не опаздываем!» А я, оказывается, уже подключилась к московскому темпоритму.

— Кажется, ваша карьера складывалась легко: приехали в столицу, сразу поступили в престижное театральное училище, потом — приглашение в Вахтанговский театр, много ролей, звание народной артистки. Неужели так гладко бывает?

— Нет, не бывает. Мне никогда и ничего просто не давалось. Приехала поступать, курс набирала Марианна Рубеновна Тер-Захарова, его закончили Женя Воскресенский, Люся Артемьева — с ними встретилась на прослушиваниях. Я же приехала проверить себя — учиться сразу после школы не хотела, решила поработать, собрать денег, да и жалко было оставлять Театр поэзии, где я играла большие роли. Рассуждала опрометчиво и наивно: если поступлю в этом году, то наверняка выдержу экзамен и на следующий. После коллоквиума развернулась и уехала в Омск. Это, конечно, гулял во мне юношеский максимализм.

К счастью, на следующий год поступила — на курс Евгения Рубеновича Симонова, Галины Ивановны Яцкиной и Марины Александровны Пантелеевой. На выпускном курсе репетировала в театре «Китайскую стену», ставил Андрей Мекке, в главных ролях мастера — Владимир Этуш и Алексей Кузнецов, мне доверили большую роль принцессы Ми-Лань. Моя первая принцесса, а их потом было немало, со зрителями не встретилась — спектакль по разным причинам не вышел. Перед распределением меня пригласили к директору, который спросил, могу ли я фиктивно выйти замуж, чтобы получить прописку. Я сказала, что это невозможно — оставалась такой же максималисткой. Еще год репетировала в Студии Евгения Рубеновича, из которой спустя годы родился Театр Рубена Симонова, а в 1988-м меня приняли в Театр Вахтангова и — пошло-поехало, не все так уж гладко складывалось.

В спектакле «Говори со мной»

— Быстро появились главные роли...

— В том нет моей заслуги — в Театре Вахтангова жива давняя традиция: «новобранцам» дают возможность показать себя, проявить актерски. Справился? Получишь следующую роль и закрепишь успех. Не получилось? Останешься на вторых ролях. Я — справилась. Главную роль Оли в спектакле «Кабанчик» по пьесе Виктора Розова в постановке Адольфа Шапиро, где партнерами по сцене были Юлия Борисова, Александр Филиппенко, Сергей Маковецкий, признали удачной. Сразу же предложили роль в спектакле «Стакан воды». Рядом — звезды: Юлия Борисова, Юрий Яковлев, Людмила Максакова, Юрий Волынцев. Эти прекрасные люди подбадривали и поддерживали меня — не ударила в грязь лицом.

С Людмилой Максаковой

Но театр есть театр. Помню, на репетиции «Стакана воды» одна артистка громко сказала: «Деточка, надо прибавить в весе-то — такую худющую артистку в профиль не видно будет со сцены». Я в слезах выбежала из зала, навстречу — Юлия Константиновна: «Мариша, не стоит обращать внимания, и запомните — подложить толщинки можно, а наоборот — никогда».

— Сыграв принцессу Турандот в спектакле-талисмане Вахтанговского театра, вы стали наследницей великих актрис — Цецилии Мансуровой и Юлии Борисовой. Давил груз ответственности?

— Когда в 1991-м, в годы перестройки, нам, молодежи, доверили нести «полковое знамя» Вахтанговской сцены, мы прекрасно понимали, что «Принцесса Турандот» — визитная карточка театра. И, конечно, работали с почтением к прошлому. Но режиссер Гарий Черняховский не копировал спектакль, а сочинял сценическое воспоминание о легендарной постановке. Спектакль был очень красив, он погружал в китайскую атмосферу, звучали интермедии на актуальные темы. Я опасалась походить на уникальную, безупречную Турандот Юлии Константиновны, старалась избежать ее интонаций и не копировать ее пластический рисунок. Все молодые мечтают сражать своей неповторимой индивидуальностью. Мне же в театре только ленивый не говорил, как я похожа на Борисову, а вопрос, кем я ей прихожусь — внучкой или племянницей, — звучал навязчивым кошмаром. Юлия Константиновна после премьеры подошла ко мне и сказала: «Мариша, поздравляю! Ну что же вы ко мне не обратились?» А я не смела. Каким же прекрасным был ее Калаф Василий Лановой. Мне однажды посчастливилось сыграть с ним — он решил тряхнуть стариной и поддержать нас с Олей Чиповской, она играла Адельму. Как многому тот спектакль научил нас!

С Юлией Борисовой

Юлия Константиновна была для меня примером цельности и мужества. Она никогда не лезла в душу, а советы давала охотно, но только если собеседник об этом просил. Однажды, когда репетировалось туго, она сказала: «Сначала делай то, что просит режиссер, а потом уже предлагай что-то свое. Если он тебя поймет и возьмет твою находку, то вы окажетесь на одной волне — это прекрасно». Когда она обращалась ко мне, во мне сразу пробуждалось что-то детское, семейное, ласковое, ведь она называла меня Маришей, как папа. Только три человека именовали меня Маришей. Третьим был Михаил Александрович Ульянов.

— Он же стал художественным руководителем театра в тот же сезон, когда вас пригласили в труппу?

— Он открывал новый этап в судьбе театра, и ему нужна была свежая кровь. Он взял в театр много молодежи, первыми посчастливилось стать мне, Юле Рутберг, Лиде Вележевой, и относился к нам по-отечески. У меня сразу возникли к Михаилу Александровичу теплые дочерние чувства. Лена Ульянова, с которой я дружила, вспоминала, как безумно ревновала его к нам: «Мне казалось, что с вами отец проводит гораздо больше времени, чем со мной». Михаил Александрович следил за тем, чтобы мы не простаивали, получали новые роли. Горжусь, что у меня был такой театральный папа. В ульяновский период у меня появилось много спектаклей, среди них — «Мартовские иды» и «Принцесса Турандот», спектакли Фоменко.

— Каким вам запомнился Петр Наумович Фоменко, в трех спектаклях которого вы сыграли прекрасные роли?

— Петр Наумович подарил мне Марию Гамильтон, камер-фрейлину императрицы в спектакле «Государь ты наш, батюшка», Таису Шелавину в «Без вины виноватых» и Лизу в «Пиковой даме». Должна была репетировать и в «Чуде святого Антония», но я была глубоко беременна.

Каким был Петр Наумович? Странным, непостижимым, даже таинственным. Когда он появлялся, по театру неслось: «Гений, гений пришел...» В его загадочности я видела столько юмора — он «изображал» строгого, даже сурового, требовательного режиссера, а на самом-то деле был Добряк Добряковский. Может, считал, что с артистами по-другому нельзя? Каждая репетиция с ним приносила наслаждение, и когда он просто показывал, и когда рассказывал. Каждый из нас обзавелся толстой тетрадкой, куда мы записывали его блестящие афоризмы, смешные истории, сравнения и наставления... Счастье было с ним репетировать.

— Цитаты из своей тетрадки помните?

— Однажды спросила: «Петр Наумович, вы расстраиваетесь?» Отвечает: «Я не расстраиваюсь, я раздваиваюсь». Одна артистка к нему навязчиво приставала: «Что я здесь делаю, моя задача?» И он, опустив голову, тихо произнес: «Переждем». На читке «Пиковой дамы» я воскликнула: «Петр Наумович, я знаю, как это сыграть...» Он насупил брови и говорит: «Деточка, это похвально, но я еще не знаю, как поставить, а вы знаете, как сыграть...»

Сколько я почерпнула от него как актерских, так и человеческих качеств и поняла, что чувство самоиронии и юмора должно присутствовать в каждом артисте. Он говорил: «Если артист говорит «мое творчество», он — либо дурак, либо — беда пришла».

Он про себя столько смешного рассказывал, и песенки с крепкими словцами пел — мы ухахатывались. И еще, знаете, что важно — артист должен научиться говорить на языке режиссера, интонационном, пластическом, философском, и четко выполнять его задачи. Мы же, артисты, часто грешим тем, что растаскиваем и раскачиваем режиссерский каркас. Петр Наумович считал: «Хороший артист отличается от плохого количеством и набором штампов». Он же каждую роль выстраивал филигранно и виртуозно. Когда на «Без вины виноватые» приходили артисты разных театров и даже наши, они не понимали, что с ними делала режиссура Фоменко — они становились непохожими на себя, неузнаваемыми и играли мощно. Он снимал с них стружку штампов, речевых и смысловых.

Он — великий режиссер со своими мировоззрением и языком. Таким же был Римас Туминас — нам повезло. Две грандиозные планеты, целые галактики — недаром они любили и уважали друг друга бесконечно. Их дар объединял людей — все создатели спектакля начинали дружить, что вообще-то редкость. Сейчас подобное произошло в спектакле Эльдара Трамова «Говори со мной» по малоизвестным пьесам Уильямса на тему одиночества, актуальную для каждого живущего на земле. Традиция продолжается...

— Как сложился семейный и сценический дуэт с Олегом Митяевым — «бардом всея Руси»?

— Первая половина моей жизни принадлежала театру, я была занята и востребована в профессии, на все остальное времени не оставалось — Бог не дает все в одни руки. Когда начала взрослеть, очень захотела ребенка, и появилась мечта о семейном счастье.

— Как вы встретились?

— Как ни банально звучит, на фестивале авторской песни. Когда я его увидела, жизнь совершила разворот. Первую встречу не забуду никогда. Я вернулась после серпантинной дороги, на которой меня страшно укачало, и в разбитом состоянии зашла в кафе попить водички. Возле барной стойки — какой-то чувак — я и внимания на него не обратила. Когда он обернулся, меня словно разряд молнии пронзил — на всю жизнь запомнила голубые глаза с васильковым отливом и бирюзового цвета рубашку. Поняла: с этим человеком у меня что-то будет, и где-то я его видела и слышала.

— Это так и было или померещилось?

— Действительно слышала. Оля Чиповская ставила кассету Олега, и мне тогда показалось, что песни чем-то похожи на Розенбаума, они, кстати, тогда сотрудничали. Потом, когда мы уже познакомились, Олег подарил мне видеокассету, по-моему, она называлась «Барды за круглым столом под желтым абажуром», он пел «Сестру милосердия» — крупный план, эти неповторимые глаза, джинсовая куртка, и меня прострелило — вспомнила, что видела его во сне. Мне тогда было лет шесть, не больше. В ту пору мне нравился жених моей сестры, и я загадала, что и мой избранник будет с усами. Во сне он был таким, как на видеокассете, и даже в джинсовой куртке, которых тогда в нашей стране еще не было. Вспомнила, и мне все стало ясно.

С Олегом Митяевым

Складывалось непросто: мучительно и счастливо, с испытаниями и разлуками, но всегда — с обретением друг друга вновь. Я не лукавила, когда говорила, что мне никогда в этой жизни ничего не давалось легко. Не раз возникали ситуации экстремальные — даже попыток разойтись, чтобы не мешать друг другу, не избежали. Но судьба нас сводила обратно, и я понимала, что Олег — человек, посланный мне Богом. Он — моя награда, нашедшая меня во второй половине жизни. Долгожданного ребенка я родила в 35 лет, и ни разу не пожалела об этом.

И столько раз были проверки, когда понимаешь — никуда не деться, это — судьба. Думаю: соскучилась — надо позвонить. И через мгновение звонок от Олега. Или — я звоню, а он: «Только что про тебя подумал, что это, Марусь?» Думаю, это не совпадения, просто ангелы-хранители напоминают. Межгалактическая связь существует между любящими людьми. Без Олега я даже не понимаю жизни, мы — сообщающиеся сосуды.

— Расскажите про ваше творческое сотрудничество.

— Мы крайне редко выступаем вместе. Иногда на фестивалях или на сборных концертах, бывает, пою с Олегом. Но творческая связь между нами существует. Когда-то, тогда наш роман был в самом разгаре, я написала ему в письме: «Скорей бы лето, а лето — это целая маленькая жизнь...» Вскоре получилась прекрасная песня. Иногда что-нибудь ляпну, а Олег раз — и на заметочку. И тоже песни получаются — счастлива от этого, конечно, и бесконечно люблю его песни, посвященные мне: «Принцесса живет в коммуналке», «Она была актрисой, а он простой полярник...»

— Как родился ваш песенно-поэтический вечер «В Александровском саду»?

— Когда открыли площадку Арт-кафе в нашем театре, уже вышел фильм «Александровский сад», где я спела одноименную песню, и уже был записан диск. Туминас сказал: каждый народный и заслуженный артист может подготовить творческий вечер. Я стала просить его: «Римас, возьметесь за это...» Он согласился. Но ему было некогда, а вечер уже в репертуар поставили и дату премьеры определили. Первым открывал Арт-кафе Женя Князев, второй я была, третьей, по-моему, Юля Рутберг. У них были программы, а у меня — нет, я никогда не выступала ни с какими концертами, тем более сольными. Я стала что-то придумывать. Олег говорил: «Что ты дергаешься? У тебя есть целый диск — подумай!» И я начала судорожно соображать. Так он и сложился, этот вечер — из диска, воспоминаний, поэзии Беллы Ахмадулиной, видео. Страшно боялась сначала — я же этот жанр не примеряла. В первых концертах Олег участвовал — он пел три песни, а я все остальные. Так все образовалось...

— Дочка пошла по вашим стопам?

— Нет, хотя у нее была попытка — она ходила в Щепкинское училище. Прошла прослушивание и сказала: «Мама, у меня руки-ноги дрожали, я забывала текст и подумала: зачем мне этот пожизненный стресс?» И стала журналистом.

С дочерью Дашей

— Есть ли вопрос, на который вам хотелось бы ответить, а я не задала?

— Может, про переход в иную возрастную категорию? Или о чем мечтаю в свой юбилей? К сожалению, драматурги мало пишут ролей для такого возраста, к которому я подошла. Очень хочу быть востребованной и в театре, и в кино. Мечтаю, чтобы нашлась роль — на меня. Хоть бы сбылось!

И еще очень скучаю по моим партнерам и режиссерам, которые ушли, — мне их катастрофически не хватает, и любовь к ним, восхищение их талантом, бесконечное уважение будут всегда жить в моем сердце. Счастлива, что они были в моей жизни. Никогда не забуду, как нежно и уважительно они относились ко мне, и я училась у них не только актерскому мастерству, но и человеческим талантам, как щедро дарили нам свою страсть к театру и преданность ему. И, конечно, здоровья всем и мира — скорее бы он наступил!

Фотографии предоставлены пресс-службой Театра имени Евг. Вахтангова