Разговор об истории: чугунка, неожиданный город и Сибирский Чикаго

1 августа на радио «Городская волна» (101.4 FM) прозвучал очередной выпуск «Разговора об истории Новосибирска». В гостях в студии побывал научный сотрудник Музея Новосибирска, краевед и писатель Константин Голодяев. «Новосибирские новости» публикуют полную расшифровку программы.

Евгений Ларин: Не так давно в журнале «Сибирский архив» вышла ваша, Константин Артёмович, статья «Сибирско-американистый город», посвящённая, в частности, прозвищу Новосибирска — Сибирский Чикаго. Действительно, такое сравнение нам известно, его можно услышать и сегодня. По крайней мере, несколько лет назад его любили употреблять чиновники, руководители города на разного рода торжественных собраниях, когда речь шла о темпах роста и развития нашего города в прошлом. Судя по всему, когда-то такое сравнение должно было вызывать чувство гордости за наш город. Но вот только сегодня нам это не совсем понятно: при чём тут вообще Чикаго?

Мы в большинстве своём ничего не знаем об этом американском городе, о его истории и его судьбе. И сравнение Новосибирска с Чикаго, например, мне, — но скажу, наверное, не только за себя, — не говорит вообще ни о чём. Приходится верить тому, кто это сравнение придумал, — к этому вопросу мы ещё вернёмся. Но было ли в действительности это прозвище настолько удачным, что оно так крепко на многие десятилетия приклеилось к нашему городу? Новосибирск и Чикаго на самом деле настолько похожи?

Константин Голодяев: На самом деле они не очень похожи. Но просто так ничего не бывает, и параллели действительно есть.

Во-первых, ещё до появления Чикаго на его месте полтора века находилось поселение переселенцев, как и у нас на месте Новосибирска было Кривощёково. Поселение это было чуть больше, чем Кривощёково, но это ничего.

Во-вторых, выгодное географическое положение способствует обоим поселениям стать ключевыми транспортными узлами, и как следствие — подъём промышленного производства.

Далее. После образования Чикаго статус города это поселение получило через четыре года. Ново-Николаевск этот статус получил через десять лет, но тоже очень быстро.

Следующее: великий пожар. У них — в 1871 году, у нас — в 1909-м. И тот, и другой послужили толчком к строительному буму: в Чикаго построили первый в мире небоскрёб, а у нас в центре стали строить каменные дома. Какая-то параллель тоже находится.

Но больше всего, конечно, Новосибирск любят сравнивать с Чикаго по темпу роста населения. Дескать, чтобы стать городом-миллионником, нашему посёлку мостостроителей понадобилось 69 лет (с 1893-го по 1962-ой год), а одному из самых быстрорастущих городов в мире, американскому Чикаго, по официальной версии на это потребовалось почти 90 лет. Но это не совсем корректно. Точнее, совсем неверно.

Чикаго как посёлок с населением в 350 человек появился лишь в 1833 году. С 1840 года за 50 лет количество его жителей с 4,5 тысячи выросло в 246 раз! Из них за последнее десятилетие более чем в два раза: с 503 тысяч человек в 1880-м до 1,1 млн в 1890-м. Как ни крути, это менее 57 лет, а не 90! И не наши 69 лет. Ошибочка вышла.

И даже если говорить о ХХ веке, то опять получается мимо. Дело в том, в 1979 году на месте небольшого рыбацкого городка на юге Китая был образован город Шэньчжэнь, который зафиксировал миллионного жителя уже через 8 лет — в 1987-м году. Пока это мировой рекорд.

Но это всё американцы и китайцы. А для крестьянской России Ново-Николаевск стал прорывным, и все эти наши рекорды можно засчитать, но только по отношению к нашей стране.

Евгений Ларин: Теперь давайте разбираться по поводу авторства этого названия — Сибирский Чикаго. Его продолжают приписывать народному комиссару просвещения Анатолию Васильевичу Луначарскому. По крайней мере, если спросить об этом Яндекс с нейропоиском, то он ответит, что это придумал именно Луначарский. То есть эта информация содержится в большинстве источников в интернете.

Действительно, в 1929 году в своей книге «Месяц по Сибири» Луначарский посвятил Новосибирску очерк «Сиб-Чикаго».

Можно привести такую цитату: «Вы поедете мимо громадных зданий банков магазинов с роскошными витринами, залитыми электричеством, вы увидите могучие контуры Дворца Труда, Дома Ленина, здания Исполкома и т. д. <...> электричества бездна. Оно не только сияет и переливается на самый западноевропейский лад в центре города, но и освещает все закоулки придавая городу среди белоснежных снегов в общем крепкий и нарядный вид. <...> этот оригинальный город, выросший в двухсоттысячную столицу и неудержимо мчащийся вперёд, как настоящий сибирский Чикаго».

Но вот только мы с вами знаем, что придумал это всё-таки не Луначарский. Почему же это приклеилось к Анатолию Васильевичу, и кто на самом деле был автором этих крылатых слов?

Константин Голодяев: Почему — это понятно. Это вопрос идеологический: всё хорошее должно исходить от правящей партии, не на царизм же нам равняться! Мы равняемся на большевиков. Слова эти на самом деле, как говорится, народные. А музыку к этой песенке сочинили наши областники.

Дело в том, что сравнение Сибири с Америкой началось ещё во второй половине XIX века — 150 лет назад. Это началось в первую очередь на фоне строительства через весь американский континент железной дороги, которая в корне изменила и демографию, и экономику того самого Дикого Запада. Она фактически закрепила результаты американской колонизации.

Этот вопрос широко обсуждался в нашей столичной печати в период празднования 300-летия присоединения Сибири к Русскому царству, которое с размахом отмечалось в Москве и Петербурге в 1881 году. За точку отсчёта было принято взятие казаками Ермака столицы Сибирского ханства — города Кашлык или Искер, который ещё назывался Сибер. Это вызвало волну колонизационных сопоставлений, и всё как-то не в нашу пользу.

Много в упомянутой вами статье «Сибирско-американистый город», — слово «американистый» взято как раз из заголовка статьи XIX века, — разных цитат по этому поводу. Столичные газеты «Русские ведомости», «Новости» описывают ужасную и жалкую картину, представляемую Сибирью и приводят в пример Североамериканские Соединенные Штаты, Австралию и даже Таити, «которые в одно столетие достигли невероятного процветания, где цивилизация коснулась диких индейцев и рабов-негров настолько, что они недалеки от культуры цивилизованной Европы. Австралия настолько ушла вперёд, что сибиряки не могут себе и представить (действительно, а как они себе это представят?!). А таитяне из дикого состояния поднялись до того, что заседают в парламенте и дошли до уничтожения смертной казни, не отвечающей понятию о человеческом достоинстве». А кто тогда, извините, съел Кука?

Евгений Ларин: Ну, это случайно вышло. По ошибке.

Константин Голодяев: Кстати, почти во всех публикациях звучала мысль о необходимости по примеру Америки соединения Сибири и Европейской России единым железнодорожным путём.

Евгений Ларин: А вот это уже наш вариант, это нам близко!

Константин Голодяев: Да, это о нас. Конечно, наше родное патриархальное Кривощёково не осталось в стороне от этих дебатов. Разве что до конца XVIII века здесь у нас тоже немножко торговали рабами-аманатами, то есть пленниками. Кстати, в Соединённых Штатах в то время это было ещё вполне законно. Но к трёхсотлетним праздникам Сибири у нас в селе и церковь, и школа уже были и давно свои функции выполняли.

И вот в нашу размеренную сельскую жизнь врывается чугунка, то есть железная дорога. Уже через полтора года после приезда сюда строителей моста, 18 ноября 1894 года, военный-геодезист Юлий Шмидт на собрании Императорского Русского географического общества сообщает присутствующим о «возникновении на р. Оби при пересечении со строящейся железной дорогой большого торгового пункта, приблизительно с двенадцатитысячным населением. Пункт этот, выросший с американской быстротой, предполагается назвать городом Обском. <...> будущий город, по-видимому, должен иметь солидное будущее».

Относительно 12 тысяч Юлий Александрович, конечно, сильно промахнулся — в посёлке тогда проживали порядка двух тысяч человек. Но «американизм» посёлка уже был подмечен. Первая связка прозвучала в 1894 году: город, выросший с американской быстротой.

Евгений Ларин: То есть это было понятное в то время сравнение?

Константин Голодяев: Да, газеты все читали. Америка несётся, и мы несёмся.

Спустя ещё полтора года томская газета «Сибирский вестник» публикует что-то вроде фельетона: «Странное впечатление производит на свежего человека Ново-Николаевский посёлок, этот будущий город Ново-Николаевск...» Это в 1896 году! Уже «город».

Евгений Ларин: Как будто это уже решённый вопрос?

Константин Голодяев: Да! Томичи — замечательные люди, я их очень люблю! Цитирую дальше: «... и, по мнению некоторых, счастливый соперник Томска. <...> ряд зря разбросанных и скверных по виду балаганов, изредка перемежающихся с порядочными домиками деревенской архитектуры, в которых разместились лавочки, трактиры и другие торговые заведения. <...> Кончат постройку моста, наладится сквозное движение по Средне-Сибирской железной дороге, и минет слава града Ново-Николаевска: помчится всё через ст. Правая Обь, совсем не подозревая, что позади неё, вон за тем чахлым и обшарпанным соснячком водится какой-то посёлок, имевший претензию превратиться в город по-американски».

Вот так, с нескончаемой любовью, описывают нас наши великовозрастные соседи — томичи. Но «американцу» уже три годика, в нём живут около шести тысяч человек.

Евгений Ларин: Но ведь действительно бытовало мнение, об этом, если я не ошибаюсь, и Литвинов писал в своём Справочнике 1912 года, что, когда стройка моста закончится, все разъедутся, никому здесь ничего не надо будет.

Константин Голодяев: Да, поначалу так думали. Однако весной 1897-го мост через Обь сдан, по нему началось регулярное, «правильное» движение, а «полупьяная, полурваная толпа», которую описывали газетчики, никуда не расползлась.

Томские писаки понимают, что они обмишурились, но теперь Ново-Николаевский посёлок держит удар. Скоро он получит официально статус города. И в августе 1901 года в газете «Сибирская жизнь» пишет: «Дайте только вздохнуть нам, дайте выбраться из-под тяжкого ярма, которое сейчас несём мы, и вы увидите, читатель, что Ново-Николаевск, пожалуй, сибирским Чикаго станет. Посудите сами, наше теперешнее положение (несмотря на которое мы всегда множимся и наполняем землю): нет у нас банка, где можно бы ссуду получить, ни собственности, которую можно бы заложить под ссуду, ничего, ничего такого». Собственной земли же у посёлка ещё не было.

Так вот какое горе заботит эту полурваную толпу: банка у них нет! Но зато есть название Сибирский Чикаго. Вот это первое упоминание этих слов. 1901 год.

Евгений Ларин: Автора в студию!

Константин Голодяев: Автор — народ!

Евгений Ларин: То есть автор фельетона использует слова, которые ходили в народе?

Константин Голодяев: Да, автор констатирует, что они, ново-николаевцы, себя называют Сибирским Чикаго.

Евгений Ларин: Словом, авторство выяснить не удалось.

Действительно, современников поражал бурный рост посёлка и города. В частности, первый городской голова Ново-Николаевска Владимир Ипполитович Жернаков в 1913 году писал: «Вряд ли найдётся в Российской империи другой какой-либо город, исключительный рост которого представлял бы такой громадный интерес, как общий рост города Ново-Николаевска, являющийся небывалым примером в истории развития городов России».

И дальше он опять-таки пишет о том, что рост Ново-Николаевска напоминает рост городов Америки, и поэтому, дескать, правильно он получил кличку «американского города».

Но больше всего, насколько я понимаю, удивляло и в начале ХХ века, и позже то, что город наш как будто возник там, где его появления никто не ожидал. Мы уже сказали, что бытовало мнение, будто с окончанием строительства железнодорожного моста Транссибирской магистрали рабочие и инженеры разъедутся и от посёлка мостостроителей останутся одни воспоминания. Но этого, как мы знаем, не произошло.

Но действительно ли Ново-Николаевск был не запланированным, стихийным посёлком? Но как было бы не воспользоваться его удачным расположением на пересечении речных и железнодорожных торговых путей!

Константин Голодяев: Так и воспользовались этим расположением, да ещё как! Город начал своё развитие с чистого капитализма, с жадной хозяйской хваткой. Технологичность и напористость наглядно проявлялись в действиях сибирских промышленников. Так, некоторых наших купцов современники называли «сибирскими американцами». Например, Владимира Александровича Горохова, который фактически создал посёлок на берегу реки Берди.

Знаменитый географ Семенов-Тян-Шанский проезжал здесь в 1895 году и так описывал Бердск: «Крупчатка — целый посёлок со зданиями всевозможных размеров — от одноэтажных до четырёхэтажных. Крупчатка приводится в действие водой (турбины и запруда) и соединена с Бердским телефоном. Освещается весь посёлок электричеством, приводимым в действие водой. Совершенно по-американски: среди густого бора такое учреждение».

Но томичи продолжают нам завидовать и острить. Мы острить тоже умеем. В 1911 году газета «Сибирская жизнь» публикует фельетон известного писателя Г. Д. Гребенщикова под псевдонимом Алтаич. Говоря сегодняшним языком, Георгий Дмитриевич решил нас потроллить. Он пишет: «Сибирский Чикаго!.. Как это гордо и внушительно. Посмотрим... <...> Спешу на воздух, сгорая нетерпением обозревать достопримечательности... У нас сейчас это тоже любят делать. Иду по узенькой тропинке возле заплотов, а когда кто-либо встречается, забредаю по колено в снег... Насыпалось немножко в сапоги: тает... Неприятно, но ничего... Зато я в “Чикаго”. <...> Невежество ужасное!.. Весь город это какой-то наскоро сколоченный торговый лагерь, в котором все ждут купцов и капиталистов... Ну, так и было! И всё зависит от того, приедут ли купцы, приведут ли капиталы... Никакого общественного подъёма, никакого интереса к искусству, к литературе... Здесь я бы с ним поспорил. Да и странно было бы ждать этого от маклаков и маркитантов... Работаешь, нервничаешь, а не знаешь: есть ли толк!.. Так надо и работу искать для толка. Только тем и утешаешься, что есть какая-нибудь сотня людей, понимающих и сочувствующих истинной культуре... Да... грустное, унылое впечатление произвёл на меня Ново-Николаевск... <...> большое село, затерянное среди сибирских равнин... Пахать ему нужно, работать в поте лица, чтобы цвести и расти, а не заниматься маклерскими аферами... Потому что не по сердцу он сибирской природе».

Но словами прогресс не остановить. Ещё на рубеже веков автор нового имени нашего города — Ново-Сибирск — горный инженер Тульчинский писал: «Через 100 лет Сибирь разовьётся сильнее Североамериканских Штатов. Её общее число, занятых в городах, на заводах, в рудниках, копях и шахтах, составит двести миллионов».

Правда, по понятным политическим причинам прогноз Тульчинского не сбылся.

Но вскоре наш город становится вторым на Оби по речному грузообороту. Плюс сюда выводится Алтайская железная дорога, соединившая молодой город с житницами юга Сибири и Казахстана.

Сюда через этот транспортный узел, через средоточие водного и железнодорожного путей потекли пшеница, скот, лес, уголь, что дало мощный толчок к развитию и торговли, и местной промышленности, в первую очередь, мукомольной. Здесь, в Ново-Николаевске, производилась большая часть всей сибирской муки, здесь, а не в Томске, располагаются иностранные представительства.

А после революции, в 1925 году, правительство Советского Союза решило создать огромный Сибирский край от Омска до Бурятии и административный центр его разместить в Ново-Николаевске. Население края тогда составляло почти 10 миллионов человек. В декабре 1928-го в Новосибирск приезжает нарком просвещения Луначарский и публично называет наш город Сибирским Чикаго.

Евгений Ларин: Кстати, если я не ошибаюсь, писатель Илья Эренбург позже в своём романе «День второй» тоже «проехался» по Сибирскому Чикаго и говорил он о нём фактически с теми же интонациями, как и упомянутый нам Алтаич.

Константин Голодяев: Так наш город всегда было за что критиковать! Но надо же видеть и другие стороны.

Возвращаясь в 1920-е годы, нужно сказать, что город продолжал оправдывать своё прозвище. В начале 1930-х строители замахнулись на создание индустриального мегаполиса, около трети всего объёма нового строительства Сибири было сосредоточено в Новосибирске. Это и завод-гигант «Сибкомбайн», и завод горного оборудования, который мы знаем как завод имени Чкалова. Начинает возводиться огромный Дом науки и культуры, известный нам как оперный театр, — это по-прежнему самое крупное здание культурного назначения в нашей стране.

И вот уже сами американцы заявляют, что им есть чему у нас поучиться. Летом 1944 года Новосибирск посетил вице-президент США Генри Эгард Уоллес, контролирующий поставки военной техники по ленд-лизу. В его выступлении со сцены оперного театра прозвучало: «Мне сказали, что общая продукция Сибири возросла в десять раз за последние 15 лет, и я бы хотел, чтобы население Западных Штатов Америки, в частности Северной Дакоты, Монтаны, Вашингтона, также территории Аляски сумело бы увидеть то, что я видел здесь во время моей поездки. <...> Соединённые Штаты должны понять, как надо индустриализировать свои северо-западные области так же, как вы подняли и индустриализировали Сибирь».

В конце 1950-х в Новосибирске окончательно закрепляется академическая наука, притянувшая сюда восторженные, блестящие умы. Академгородок получает калифорнийское прозвище — Силиконовая тайга. А в 1962 году в Новосибирске рождается миллионный житель.

Евгений Ларин: Такое развитие нашего города кажется логичным и оправданным: положение обязывало. Но с чем связано устоявшееся в историографии мнение, что возникновение и развитие города в первые годы происходили стихийно?

Константин Голодяев: Можно сказать, что изначально мегаполис здесь не планировался, но перекрёсток путей своё дело сделал. Посёлок, конечно, не мог развиваться стихийно — мы же не первобытные люди. Стихийность можно было отнести только к началу 1890-х, когда ещё до приезда мостостроителей предприимчивые крестьяне соседнего Кривощёково стали массово переселяться на правый берег, и к первому году прибытия рабочих их прибыло много для одного места. Сразу была отведена, чётко ограничена зона отчуждения кабинетской земли под строительство железной дороги. Случаи самозахвата земли, несанкционированной вырубки бора, конечно, были. Но они контролировались и массовыми не были.

У нас тогда было две власти — административная и земельная. Просто так не прошмыгнёшь, желаемого старосту без начальства не выберешь и лишний участок не захватишь. Для решения вопросов землеустройства было организовано Томское имение Алтайского округа Кабинета Его Императорского Величества.

И летом 1894 года вся эта «стихия» закончилась: появилась первая планировка, точная квартальная разметка участков, проведена перепись арендаторов земли. В документе было ясно написано: «...выселить крестьян выселка Кривощёковского с самовольно занятых мест, запретить дальнейший самовольный захват участков кем бы то ни было».

Через два года, в 1896 году, была проведена значительная детализация первоначального плана поселения, оно было разбито на три района. И то, что здесь будет город, было понятно уже абсолютно всем. Хотя строительство моста закончено ещё не было. Но сюда ехали уже не рабочие, а богатые крестьяне и купцы. Они везли сюда свои капиталы и ставили дело — открывали мельницы, маслобойни, магазины и так далее.

Евгений Ларин: Если изначально города здесь не планировалось, то как тогда объяснить то, что ещё до начала стройки моста на правом берегу начали строить станцию Обь, нынешний Новосибирск-Главный? Ведь если речь шла о техническом обслуживании паровозов, их дозаправке водой, то можно было вполне обойтись одной левобережной станцией Кривощёково, не так ли?

Константин Голодяев: Одной станцией всё равно не обошлись бы, потому что все крупные реки железные дороги пересекают двумя станциями, расположенными на двух берегах. Правый берег для размещения главной станции в нашем случае был выбран не случайно — он более высокий. Вода для заправки паровозов — рядом. И хотя колея пока была одна, движение было двусторонним. Поэтому, если поезд идёт с востока, он тормозит и заправляется на станции Обь, а если с запада, то на станции Кривощёково. Крупные реки пересекаются через две станции.

Евгений Ларин: Ещё такой есть момент: железная дорога Транссибирской магистрали на правом берегу изгибается. Но почему она не идёт прямо, а идёт вдоль Оби? Означает ли это, что там сразу планировалась некая промышленная зона, по крайней мере, для перегрузки товаров с реки на железную дорогу?

Константин Голодяев: Это связано в первую очередь с рельефом местности. Потому что когда мы пересекаем мост и выходим на правый берег, то если мы идём прямо, то значит, что мы идём сразу в гору. А железная дорога обходит Каменскую гору с востока. Кроме того, изгиб железной дороги даёт возможность заправлять паровозы речной водой. Ну и, конечно, это место — перевалка грузов с речного транспорта на железную дорогу, которое было запланировано. На улице Фабричной находились пристани, которым была подведена железнодорожная ветка, — для перевалки грузов.

Евгений Ларин: Как ни крути, без возникновения здесь города не обошлось бы никак.

Константин Голодяев: Да!

Евгений Ларин: У меня остался последний вопрос, на который мы в ходе беседы уже начали отвечать. Можно ли назвать Новосибирск уникальным городом в плане темпа его роста?

Константин Голодяев: Кстати, это самый интересный вопрос. Я вообще избегаю таких определений, как «лучший», «самый», «уникальный». Мир так разнообразен и так неизвестен, что любой такой посыл очень легко можно оспорить. Не уникальным, но выдающимся — это точно. И это больше касается эпохи начала капиталистического развития и времени Великой Отечественной войны.

Но, как ни крути, сегодня Новосибирск — это самый крупный город в Сибири, третий по численности населения город в России. Город с огромным промышленным, научным потенциалом, транспортный и логистический узел. Но главное — это люди, жители города: оптимистичные, предприимчивые, жаждущие, ищущие. Настоящие «американцы». Если бы не железная дорога, если бы не этот «американизм», были бы мы сейчас районным центром Кривощёково в составе Колыванской области.

Евгений Ларин: Но история, как известно, не имеет сослагательного наклонения.

Главные новости из жизни нашего города — подписывайтесь на нашу группу в Одноклассниках.