Дон Кихот поселился на Неглинке
12 сентября ЦБ опубликует Основные направления кредитно-денежной политики на 2015 и 2016–2017 годы. Документ должен ответить на сложные вызовы со стороны российской экономики, балансирующей на грани стагфляции, и продолжающегося международного геополитического кризиса, эпицентр которого находится на Украине, но который все ощутимее сказывается на России. Обстановка новая, а кредитно-денежная политика?
Символ веры
ЦБ твердо стоит на том, что стратегия проводимой кредитно-денежной политики должна остаться и остается неизменной. Как и цель — таргетирование инфляции, задача — уложить рост цен в 4% годовых в 2017 году. Уверенность в верности избранного курса, последовательность — достойные качества. Тем более что у ЦБ, по долгу службы, есть свой символ веры — это рубль.
Что значит верить в рубль? Для ЦБ, в отличие от тех, для кого дензнаки — всеобщий эквивалент успеха, важно поставить рубль на пьедестал. Он уже давно не «деревянный», но все равно на родине продолжает восприниматься как ограниченно годный. Это понятно, 1990-е годы с их умопомрачительным обесценением рубля, превращение доллара во вторую (а в ряде внутренних операций — первую) национальную валюту не забыты. Как и черные вторники с четвергами, когда рубль враз сдувался как лопнувший пузырь.
ЦБ оперирует с рублем и через рубль; соответственно первостепенная задача для него — восстановить доверие к рублю. Иногда на Неглинке, 12, можно услышать даже, что надо «изменить менталитет» отношения к рублю, но это уже переложение ответственности. С экономической политики, а точнее, в первую голову, с самого ЦБ на граждан. Рубль — зеркало экономики и экономической политики. Какова экономика, таково и отношение к рублю. Это вполне рыночный менталитет, в котором ничего не изменишь, если не прибегать к неэкономическим методам.
Как же ЦБ собирается возвращать всенародное доверие рублю? Прежде всего снижением темпа роста цен. Логично.
Ветряные мельницы
Но хватит об идеологии. Перейдем к политике. Следующий вопрос: может ли ЦБ добиться того, чтобы в 2017 году инфляция опустилась до 4%? Я не собираюсь походя бросать тень на профессионализм работников ЦБ. Мой вопрос вот в чем: если основными направлениями кредитно-денежной политики эту цель достичь можно, то значит ли это, что инфляция и в самом деле будет «плановой»? Ведь помимо кредитно-денежной политики на рост цен оказывают влияние другие факторы, не подвластные Банку России. Это санкции и контрсанкции, из-за которых цены на продовольствие уже совершенно сверхпланово карабкаются вверх. Это российские монополии, цены которых можно ограничить лишь приказом президента (оформленном как добровольное многостороннее соглашение), или — на местном уровне, где монополий хватает, — губернатора. Это, в конце концов, возвращающийся налог с продаж, который, как неохотно признают на Неглинке, они в своей цели — рост цен не выше 4% в 2017 году — не учли, потому что «с ним еще не все ясно».
Когда-то в Основных направлениях кредитно-денежной политики прямо писали: есть монетарные и немонетарные факторы инфляции, ЦБ берет на себя ответственность лишь за монетарные. Получалось честно, но коряво: ЦБ расписывался в том, что выдрессировать инфляцию не в состоянии. Теперь в ходу другой, крученый ответ: есть уровень (плато) цен, есть переход с уровня на уровень, а есть собственно рост цен в рамках того или иного плато. Это значит, что продовольственное эмбарго из стран Европы и Северной Америки — это переход цен на новое плато, налог с продаж — тоже переход, вероятно, уже на другое плато, зато потом рост цен войдет в обычную колею, и ЦБ в состоянии на них повлиять. Даже на цены и тарифы монополий.
Последнее утверждение оставлю без комментариев. Суть же ответа, увы, не удовлетворяет. Теоретически, может быть, все совершенно верно, но и для меня, и для других субъектов экономики, в отличие от ЦБ, все равно, растут ли цены бесконтрольно на маршевом перегоне с уровня на уровень или под контролем трамбуют занятое плато. Любой рост цен тормозит долгосрочные инвестиции, ограничивает перспективы роста, подрывает доверие к национальной валюте. Раз ЦБ не может влиять на то, что переходы с уровня на уровень происходят, он не может влиять на конечный показатель инфляции.
На примере условной недели это выглядит так: ЦБ может влиять на рост цен в среду и четверг, но никак не на протяжении всей недели, если в понедельник и в пятницу вдруг политики или законодатели бросают цены в марш-бросок.
Есть и очевидное практическое противоречие между целью ограничения роста цен и отправкой рубля в свободное плавание, когда поэтапное снятие Банком России с себя ответственности за текущий курс рубля в имеющихся экономических и политических условиях оборачивается ускоренным обесценением рубля, как это было во второй половине февраля 2014 года, после того как ЦБ сократил валютные интервенции. Геополитические риски — события на Московской бирже 28 августа это прекрасно подтвердили — в этих условиях используются спекулянтами для успешных атак на рубль, оставляемый ЦБ без прежнего прикрытия. А ослабленный рубль — это приглашение к ценам пойти на новый тур вальса. Импорт того же продовольствия никто не отменял, поменяются только поставщики, значит, курс рубля остается в игре. Не говоря уж о том, что и внутренние цены, как их ни корми разговорами о поддержке отечественного производителя, норовят сорваться в галоп.
ЦБ в итоге предстает этаким Дон Кихотом. У него есть вера в рубль. Эта вера деятельна: он активно проводит антиинфляционную кредитно-денежную политику. Вот только его борьба с ростом цен оказывается борьбой с ветряными мельницами — инфляция каждый раз оставляет его с носом.
Никуда не деться от закрадывающегося циничного подозрения. ЦБ все это прекрасно видит, но настаивает на своем, чтобы снять с себя ответственность. Он в соответствии с древнеримским девизом делал, что должен. Но продолжение этого девиза: и будь, что будет — безупречно для воина, но никуда не годится для органа управления. Для ЦБ как финансового мегарегулятора важно достигать поставленных целей. Или, если это невозможно, браться за другие.
Какими могут быть эти другие цели, показывает в своих статьях Алексей Улюкаев.
Николай Вардуль