На ладони
х х х
В конце июля все еще рано светает, но уже неуверенней и сомневаясь – а надо так рано? Лето начинает уходить. Оно еще с тобой, но уже отвело взгляд и смотрит в сторону.
Паруса боятся штиля. И я раньше боялась безветрия.
Любимое когда-то: жизнь – одни события, они почти спрессованы друг с другом, и в тонкую щель между встречами, разговорами, делами, даже тонкое лезвие не просунуть.
Теперь с такой расточительной тратой вещества жизни задыхаюсь и выдыхаюсь.
Чем больше воздуха, тем лучше.
И вот эта жизнь, между событиями, в воздухе, как раз и есть главное.
Здесь думаешь, дышишь, пишешь, живешь.
И парусам здесь хватает ветра.
Зацвел и уже отцветает цикорий.
Любите ли вы цикорий так, как его люблю я? Легче влюбиться в розу, чем в неприметные васильковые цветочки. Но заглянешь в цветочки цикория, и на душе светлее.
Цикорий – это середина лета.
Останавливай лето, тормози его или торопи, лету или времени от твоих стараний ни холодно, ни жарко.
Это ты бредешь сквозь огромное время, которое не замечает и не ведает о тебе, у него свои законы. А ты бредешь в нем, останавливаешься, замираешь и смотришь, как цветет цикорий.
х х х
Как же хорошо после двух часов дороги, пробок, жары приехать домой, открыть холодильник, поставить на стол дыню и отрезать огромный ломоть этой самой дыни...
х х х
Гуляю с собаченцией Николькой. А ее, замечу, на прогулке волнуют только «собачьи письма». Навстречу идут мама с дочкой лет четырех. Дочка: «Ой, какая собачка!». Мама, подпрыгнув, кричит диким голосом, перепугав нас с Николькой:
– Дай мне руку! Эта собака очень злая!
И утаскивает девочку по улице, озираясь на нас с собаченцией.
х х х
В Москве почти затишье и пустота – время отпусков. А бабушки остались. Одна, благообразная на вид, орала в автобусе, ругая нынешний платный проезд. Уже и вышла она из автобуса, и я приехала и пошла по своим делам, а все звенел в ушах ее голос.
х х х
Дописываю рассказ, «гастрономический», где в персонажах – люди и рецепты. Может ли рецепт эклеров быть персонажем? Запросто!
Дописываю в предвкушении – доберусь до финала, а последняя фраза у меня уже есть. Это я так себе говорю про последнюю фразу, потому как с последней фразой вилами на воде писано. Сколько раз уже было – доходишь до финала, или даже до середины текста и – О-па! – привет тебе, Ира, с кандибобером! – и крутой поворот! Герой вовсе не помирает (или помирает неожиданно), а скверный персонаж становится очень даже симпатичным…
Дописываю в предвкушении – доберусь до финала, а там и выходные, поедем на дачу.
Где огромное небо. Раза в три или в четыре больше, чем в городе.
И у ветра силища необыкновенная, ветер гуляет, ничего ему не мешает. Что в поле ему может помешать?
Поле большое, разноцветное. Отцветает розовый иван-чай, трава выкинула вверх к солнцу красно-коричневые метелки, яркими синими куртинами вспыхивают цветы чертополоха. Какой еще цвет забыла? Желтый! Это донник и пижма с желтыми кнопками.
Одна из любимых сейчас присказок – «Камень катится – мхом не обрастет».
х х х
… И все-таки со счастьем писать тексты (даже проходные и поденные) не сравнится ничто.
х х х
Утро на даче. Медленные капли дождя, слабый ветер, который едва шевелит верхушки березок в ближней роще...
Что может быть проще и мудрее, чем это июльское дождливое и неторопливое утро.
х х х
«Все красное».
С красным у меня отношения сложные. Нынче – особенно, потому что первая ассоциация – с нещадно проливаемой кровью. В текстах у меня почти нет красного.
Из «красного», который красив и нравится, разве что «алые паруса», коралловый красный, и «Все красное» Иоанны Хмелевской.
У меня несколько красных роз, растут хорошо, но все время отказывались сниматься. Например, роза Сантана (ростом два с половиной метра, цветы сияющего, кроваво-красного цвета) до сих пор капризничает – все ее фото нечеткие, и настоящий цвет не передают.
х х х
Нынешнее лето – время роз.
Розы цветут так, что глаз оторвать невозможно, множество бутонов. И позируют, от миниатюрной оранжевой Клементины до высоченной, в человеческий рост, с огромными белоснежными цветками Себастьян Кнайпп.
И каждая роза – со своим лицом, и в камеру смотрит по-разному – скромно потупив глазки, целомудренно-кокетливо полуприкрывшись листом, или же раскинувшись во всей своей красе.
Розы почти как люди, я в этом убеждена.
х х х
Самое лучшее натуральное и, заметьте, эффективное средство от депрессии – поляна возле леса: цикорий, пижма, кипрей…
Ах да, какой способ применения, спросит городской житель?
Сидеть на поляне молча, чем дольше, тем лучше. Сидеть, смотреть и слушать. Случаи передозировки не известны.
Противопоказания – телефоны, планшеты и прочие модные гаджеты.
Ирина ОСНАЧ.