Рабы, помощники, любимцы: как изменялось отношение к домашним животным в России
Сегодня для многих из нас собаки, кошки, даже хомяки – настоящие домашние любимцы, но в русском языке единое слово для обозначения таких питомцев (в отличие от английского pet) отсутствует. Понятие «животное» применяется и к четвероногим членам семьи, и к домашнему скоту, и к диким зверям и птицам, объектам охоты. В этом отражены традиции крестьянской Руси, где к животным с давних пор относились настороженно, считая их «нечистыми», чужими и в общем-то враждебными людям. Так воспринимали даже преданную человеку, беззаветно служащую ему собаку, поэтому ее не пускали в дом, где висят иконы, а храм, куда случайно забежал пес, требовалось повторно освятить.
В церковной традиции отношение к животным было довольно гуманным. В ветхозаветной Книге Притчей Соломоновых содержится фраза «Блажен, иже и скоты милует», то есть милосерден к животным. Они, по Священному Писанию, имеют душу, хоть и отличную от нашей, и человек, которого Бог поставил «владыкою» над зверями и птицами, должен быть к своим «братьям меньшим» справедлив и добр. Апостол Павел вообще выражал надежду, что после Страшного суда «тварь освобождена будет от рабства тлению», а значит, животные вместе с праведниками попадут в рай.
Богословы высказывали мнение, что звери, не различающие добра и зла, безгрешны, подобно ангелам. То, что они поедали друг друга, а при случае могли принести вред и людям, объясняли искажением Божьего замысла, в котором был повинен Адамов грех, – значит, человек виноват перед «меньшими братьями» и обязан относиться к ним гуманно. Но простых людей в разных частях христианского мира, в том числе и на Руси, богословские рассуждения не затрагивали. К животным, диким или домашним, они подходили сугубо практически – как к средству выживания. Это относилось и к корове, главной кормилице семьи, и к незаменимому помощнику-коню: их нещадно эксплуатировали, держа при этом на голодном пайке. Как только живность переставала приносить пользу, ее убивали, используя в хозяйстве все, что только можно, – мясо, кожу, жилы, копыта.
[embed]https://profile.ru/culture/sobaki-delona-mangust-chehova-mur...[/embed]
Пасторальные истории о мужичках, лелеющих своих «коровушек» и «лошадушек», весьма далеки от истины. Крестьяне просто не могли позволить себе доброты к скотине – в лучшем случае из бережливости не мучили ее и не морили голодом. То же можно сказать о собаках: их били за любую провинность или просто так и тоже «забывали» кормить. Художник Константин Коровин вспоминал: «Сказать по правде, отношение к собакам у нас было плохое, жестокое, несправедливое. Ее не чувствовали, не видали, не понимали величия собачьей души, преданности ее чистого собачьего сердца. Некогда было любить собаку… Жизнь трудна, заботы много, нужда, злоба, пьянство, горе – до собаки ли тут?».
Собаку не полагалось гладить и вообще трогать, поскольку она считалась «нечистой». Из мультфильма «Жил-был пес», снятого по народной сказке, хорошо известно, что делали с собаками, неспособными по возрасту нести сторожевую службу. Прогоняли – это в лучшем случае, а чаще продавали ездившим по деревням собачникам, делавшим из их шкур шубы и шапки. Собачий мех был непрестижным, и меховщики для маскировки называли его «сторожковым» (а кошачий – «печелазовым»).
Порой собак губили в изуверских обрядах, например, закапывали под фундаментом дома или мельницы, чтобы те стояли дольше. В «цивилизованной» Европе творилось то же самое, причем там доставалось еще и от инквизиторов – животных, особенно черных кошек, сотнями жгли на кострах, вешали, топили как «прислужников дьявола». На Руси, по контрасту, кошкам жилось куда легче: их было меньше, чем на Западе, и они больше ценились как охотники на мышей и крыс. Им позволялось жить в доме и даже находиться в церкви, им (в отличие от других зверей) давали человеческие имена – во многом потому, что кошки покоряли своей ласковостью и служили игрушкой для детей. Но и им приходилось несладко. Зоолог А.В. Зиновьев, исследовавший кошачьи останки в древнем Новгороде (самые старые относились к XII веку), пришел к выводу: «Зачастую предоставленные самим себе, средневековые кошки гибли или умирали в более раннем возрасте, чем собаки».
И у нас, и в Европе кошки считались спутницами ведьм и наделялись демонической природой. Поэтому их, как и собак, нередко приносили в жертву – например, при падеже скота деревню опахивали плугом, закапывая в борозде черную кошку. Кровь, жир и шерсть собак и кошек использовались в народной медицине, при этом самих животных, конечно, никто и не думал лечить, вспомните поговорку: «Заживет, как на собаке». Ну а вера в то, что у кошки девять жизней, позволяла с легкостью отнять одну из них просто ради забавы.
Конечно, находились и добрые люди, способные приласкать животное или спасти его от гибели, как кузнец Архип из пушкинского «Дубровского», вытащивший кошку из подожженного им барского дома. Но чаще зверей воспринимали просто как вещи, с которыми их хозяин может делать все что угодно. В оправдание крестьяне говорили, что у животных нет души, вместо нее пар. Впрочем, то же самое утверждали про некрещеных детей, инородцев и даже женщин, правда, убедившись, что ни одной из них нет поблизости…
[caption id="attachment_1729881" align="aligncenter" width="1200"] Картина Николая Самокиша "Группа охотников с царем Александром III и царицей Марией Федоровной на охоте на лис"[/caption]
Совсем иначе к домашним животным относились представители знати, особенно коронованные особы – уж у них-то хватало времени и денег для заботы о питомцах. Александр Македонский, обожавший своего коня Буцефала, и римский император Калигула, сделавший любимого скакуна Инцитата (Быстроногого) членом сената, дали пример будущим европейским монархам. Конечно, те заботились только о верных помощниках на войне или охоте – конях, собаках, ловчих соколах. Все остальные для них, как для любого крестьянина, были пищей или предметом жестоких забав. Иван Грозный, как утверждали его недруги, еще в детстве скидывал кошек с высокой крыши дворца. Не лучше царь относился и к собакам, недаром его опричники привязывали к седлу отрубленные собачьи головы.
Куда гуманнее был «тишайший» Алексей Михайлович, искренне любивший своих охотничьих собак и соколов (те, кто ухаживал за последними, заселили целый московский район Сокольники). Вполне довольный вид имеет и его кот, чей портрет дошел до нас на гравюре чешского мастера Вацлава Холлера, выполненной в 1663 году. Сын Алексея Петр Великий, порой весьма жестокий к людям, следовал отцовскому примеру в отношении животных. Купив в Лондоне крошку-левретку по имени Лизетта, он подарил ее жене Екатерине, но чаще играл с собакой сам, приговаривая: «Когда б послушны были в добре так упрямцы, как послушна мне Лизетта, тогда не гладил бы я их дубиною». Толковали, что присутствие собачки успокаивает царя и смягчает его гнев в отношении придворных, которые даже наловчились прикреплять к ее ошейнику прошения, зная, что их непременно прочтут.
Когда Лизетта скончалась, безутешный Петр приказал сделать из нее чучело и выставить на всеобщее обозрение в Кунсткамере. Ныне оно находится в Зоологическом музее РАН вместе с другой Лизеттой – царским скакуном, который, несмотря на имя, был жеребцом и верно служил царю в Полтавском сражении. В той же витрине можно увидеть чучело громадного пса Тирана редкой породы булленбейсер (быкодав), которого Петр купил в Германии и очень любил пугать им вельмож. Позднее таких страхолюдин во дворце больше не держали, а вот левретки надолго полюбились царственным дамам.
[caption id="attachment_1729883" align="alignright" width="372"] Картина Владимира Боровиковского "Екатерина II на прогулке в Царскосельском парке"[/caption]
Екатерине II ее врач-англичанин Димсдейл подарил в 1770 году пару левреток – Сэра Тома Андерсона и Дюшессу. Спали они в опочивальне императрицы на розовом атласном покрывале и везде следовали за любимой хозяйкой. В письмах барону Фридриху Гримму она восхищалась умом питомцев: «Животные гораздо умнее, чем мы думаем, и если было когда-то на свете существо, имевшее право на речь, то это, без сомнения, Том Андерсон». На известном портрете Василия Боровиковского Екатерина изображена с другой своей левреткой – Земирой, названной в честь героини популярной тогда оперы. Земиру, как и двух основателей этого собачьего семейства, императрица распорядилась похоронить в Царском Селе в усыпальнице-пирамиде, сохранившейся до наших дней, правда, без мраморных досок с трогательными эпитафиями.
Многочисленных щенков своих левреток Екатерина дарила придворным, породив среди дворян моду на комнатных собачек. Все, кто хотел показать верность государыне, заводили если не левреток (они были редки и дороги), то маленьких собак других пород или вовсе беспородных. Поэт и царедворец Гавриил Державин написал оду в честь своего пса Милорда, уверяя, что того подарила ему императрица, но быстро оказался разоблачен: Милорд был не левреткой, а белым пуделем, а пуделей Екатерина не любила, поскольку их обожал свергнутый ею супруг Петр III.
К началу XIX века наступило размежевание: левретки и болонки остались утехой дворянок, а мужья воспылали любовью к охотничьим собакам – борзым и гончим. Приведя породы к европейским стандартам, дворяне ценили чистокровных собак очень дорого и могли обменять их на молодого крепкого крестьянина и даже целую семью. Грибоедов в своем «Горе от ума» сообщал, что некто выменял на дворовых слуг «борзые три собаки», – имелся в виду помещик Лев Измайлов, известный не только псарней из 673 собак, но и жестокостью к крепостным. Известны случаи, когда господа заставляли крестьянских баб выкармливать щенят своим молоком.
После революции четвероногие любимцы жестоко поплатились за грехи своих бывших хозяев. Разоряя усадьбы, крестьяне безжалостно убивали или выгоняли на улицу изнеженных барских собак и кошек. Писательница-эмигрантка Зинаида Шаховская описывает, как в их усадьбе один из слуг подсыпал собакам отраву в еду и любовался тем, как они умирают. Маленькая Зина в слезах уговорила жившего у них матроса застрелить животных, чтобы прекратить их мучения.
Постепенно идеи гуманности по отношению к животным приживались и в нашей стране. В 1865 году было основано Российское общество покровительства животным, среди многих задач которого было устройство ветеринарных лечебниц, внедрение менее жестоких способов убоя скота и улучшение обращения с лошадьми. Его заботами был принят закон, по которому за «причинение домашним животным напрасных мучений» взимался штраф до 10 рублей. Впрочем, извозчики, не обращая на это внимания, продолжали избивать лошадей у всех на виду, а уж что творили хозяева с питомцами за закрытыми дверями, вообще никого не интересовало. Кстати, общество занималось и истреблением бродячих собак – за пять лет в одном лишь Петербурге их было убито 8255.
В авангарде борьбы за сострадание к «меньшим братьям» выступали, конечно же, писатели и поэты. Можно вспомнить Достоевского, Некрасова, Льва Толстого с его «Холстомером». Сетуя на жестокое отношение русского мужика к животным, в пример часто ставили европейцев, над чем позже из Германии издевался Владимир Набоков: «Ах, мужичок не бьет лошадку дрекольем! Ничего, он ее по-своему замучит, по-немецки, в укромном уголку каленым железом».
При этом писатели – сплошь мужчины – весьма иронично и даже сердито относились к капризным комнатным собачкам, противопоставляя им «работящих» дворовых и охотничьих псов. Нежно любивший охотничьих собак Тургенев в рассказе «Собака» устами героя описывает самого себя: «Трезор от меня ни на шаг. Куда я – туда и он, даже и в баню его с собой водил, право!» По воспоминаниям Фета, Тургенева и правда всюду сопровождала любимая собака Бубулька – «белая, с желтоватыми ушами». Когда хозяйка постоялого двора в Болхове не хотела впускать «пса» в комнату, писатель чуть ли не со слезами убеждал: «Пес лает и неопрятен, а она – никогда». Фет добавляет, что Бубулька всегда спала рядом на тюфячке под фланелевым одеялом, а когда оно сползало, шла к хозяину и толкала его лапой. «Вишь ты, какая избалованная собака», – умиленно говорил Тургенев, вставая и укрывая ее.
Самая известная тургеневская собака Муму своей печальной судьбой сделала очень много для воспитания в русском обществе любви к животным. Как и чеховская Каштанка, чья история, напротив, закончилась хорошо и впервые в России вызвала волну газетных объявлений о потерянных или же найденных собаках. А вот кошек русские писатели долгое время не жаловали. Возможно, потому, что животное это считалось, в отличие от породистых собак, «неблагородным» и в богатых домах ютилось на кухне и в комнатах слуг.
[embed]https://profile.ru/culture/dzhentlmen-iz-taganroga-165-let-s...[/embed]
Знатные дамы предпочитали мосек и полюбили кошек только на рубеже веков благодаря поэтам-декадентам, воспевшим мистическую кошачью натуру. Дворяне-мужчины тоже не жаждали ласкать кошек, а часто испытывали к ним неприязнь, отчасти суеверную. Поэта, друга Пушкина Петра Вяземского это довело до жестокого поступка. Ночуя перед Бородинским сражением в сельской избе, он «загнал кошку в печь и крепко-накрепко закрыл заслонку. Не знаю, что с нею после было: выскочила ли она в трубу или тут скончалась». Надо сказать, что после Вяземский долго мучился угрызениями совести и на склоне лет вступил в упомянутое Общество покровительства животным.
Только в следующем столетии такие писатели, как Куприн и Саша Черный, открыли кошкам дверь в русскую литературу. И вообще «животная» тема тогда зазвучала свежо и многогранно. Сергей Есенин, жалея в стихах любую живность, уверял: «Для зверей приятель я хороший». И тут же отдавал дань крестьянской практичности: милый котенок вырастает, и из него делают шапку, щенят рыжей суки «хозяин хмурый» топит в пруду, у коровы забрали на мясо белоногого телка, а скоро и саму ее поведут на убой…
[caption id="attachment_1729882" align="aligncenter" width="1200"] Посетители со своими питомцами в ветеринарной лечебнице в Москве, 1956 год[/caption]
Скромные достижения на ниве гуманности к животным (да и к людям) были растоптаны испытаниями ХХ столетия – войнами, революциями, голодом и массовыми переселениями. От бомб и снарядов погибло множество лошадей, громадное поголовье коров, свиней, овец стало жертвой коллективизации. Несладко пришлось и собакам с кошками: до их употребления в пищу дело доходило нечасто, но заодно с голодающими людьми гибли и их питомцы. Вместе с миллионами беспризорников на улице оказалось еще большее количество бездомных животных.
После окончания Гражданской войны встал вопрос: как быть с бродячими собаками и кошками, которые бесконтрольно плодились и разносили опасные болезни, в том числе бешенство? Чекист Артур Сташевский, назначенный руководителем меховой отрасли, бросил клич: «Надо начать заготавливать собак и кошек… Мы будем из них делать соболя, сурка и енота». Силами энтузиастов, подобных булгаковскому Шарикову, за короткий срок были отловлены сотни тысяч животных, хотя призыв Сташевского «по кошке с каждого двора» оказался неосуществимым: кому-то надо было и мышей ловить. Путем нехитрых манипуляций шарики и мурзики превращались в «мексиканских тушканов» и продавались модницам не только в СССР, но и за границу. Заготконторы по приему собачьих и кошачьих шкурок работали до 1980-х годов, их изделия даже распределялись среди творческих работников, например, герою повести Владимира Войновича «Шапка» достался «кот домашний средней пушистости».
Отношение к собакам после революции было двойственным: если комнатные собачки и красавицы борзые считались приметами «проклятого прошлого» и на время почти исчезли, то служебные псы, особенно овчарки, напротив, вошли в моду. Любимцами всей страны стали пограничный пес Ингус, который вместе с хозяином Карацупой задержал более 300 шпионов и диверсантов, ездовые лайки полярников, милицейские собаки, ловившие преступников. Почитали и лабораторных собак, во множестве принесенных в жертву (часто напрасно) во имя научных открытий; в 1960-е их эстафету достойно продолжили «космические» Белка и Стрелка. В Красной армии собак приучали находить мины и взрывать вражеские танки, в годы Великой Отечественной эту науку они применили на практике, уничтожив ценой своей жизни до 300 танков. Ездовые собаки перевозили боеприпасы, санитарные находили раненых и приводили к ним помощь.
[caption id="attachment_1729880" align="aligncenter" width="939"] Собаки-космонавты Белка и Стрелка[/caption]
Роль кошек была не столь геройской, но становилась очевидной, как только они исчезали. Так случилось во время блокады Ленинграда, когда измученный город атаковали полчища крыс. Тут и оказалось, что практически все кошки (как и другие домашние животные) были съедены или погибли от голода. Как только блокаду прорвали, из соседних областей, а потом и из Сибири в Ленинград отправили тысячи специально отловленных кошек, которые не покладая лап спасали горожан от прожорливых грызунов. Тогда многие ленинградцы стремились завести кошку как знак возвращения к нормальной жизни, котенок стоил на черном рынке баснословные 500 рублей. А в 2016 году в Выборгском районе открыли памятник блокадным кошкам, спасшим своих хозяев опять-таки ценой жизни.
После войны отношение к животным в СССР оставалось в основном утилитарным. В городах работали санэпидстанции, регулярно проводившие отлов бродячих собак: тех, кто сбивался в стаи, отстреливали, а остальных ловили и, если в течение двух недель не находился хозяин, тоже убивали – как тогда говорилось, «пускали на мыло» (на самом деле мыло из собак делали только во времена нэпа). Ветеринары продолжали лечить главным образом лошадей, коров и других сельскохозяйственных животных. Болезням «мелких домашних хищников», как официально именовались собаки и кошки, стали уделять внимание только в 1960-е годы и снова благодаря писателям и другим представителям элиты, которые все чаще заводили питомцев и должны были их как-то лечить.
Несмотря на все испытания, нравы человечества постепенно стали цивилизованнее, что проявилось и в отношении к животным. Домашние питомцы в наши дни переживают, можно сказать, свой золотой век. В городах, где теперь обитает большинство населения, они обосновались наконец в человеческом жилье и заняли там почетное место. На них работает целая индустрия производства кормов, лакомств, подстилок, игрушек, болонка какой-нибудь модной дивы сегодня закормлена и избалована куда больше, чем левретка Екатерины Великой. Собаки и кошки зачастую становятся единственными друзьями не только одиноких стариков, но и тех молодых, кто обделен любовью и дружбой. Конечно, домашним питомцам такое внимание полезно, но вот полезно ли оно людям?