Тереза Дурова: "Зрителя нужно удивлять"

«Театр Терезы Дуровой» существует уже более 30 лет. Начавшись как Театр клоунады, он прошел интереснейшую эволюцию до музыкально-драматического театра с уникальным, не похожим ни на чей другой репертуаром – спектаклями, на которые ходят всей семьей. «Профиль» поговорил с Терезой Дуровой об отличительных особенностях ее театра, премьере нового сезона и о том, что значит принадлежать к знаменитой артистической династии.

– С некоторых пор театр гастролирует достаточно интенсивно, хотя мы не очень легкие на подъем, потому что у нас насыщенная и жесткая афиша в Москве. Однако мы точно знаем, что наш репертуар очень востребован в других городах. Люди, которые приезжают в столицу и попадают на спектакли «Театра Терезы Дуровой», всегда говорят одно и то же: «Жаль, что этих постановок никогда не увидят дети в наших городах!» Поэтому сейчас мы стараемся находить возможности выезжать.

Моя принципиальная позиция такова: на гастроли мы должны везти абсолютно тот же вариант спектакля, который играется в Москве, без каких бы то ни было упрощений. Гастроли для нас важны еще и потому, что выезд на другую площадку – это в любом случае премьера, и для актера это всегда стресс в хорошем смысле. Никогда не знаешь, как будет реагировать новая публика: каждый город принимает спектакль по-своему. И мне как режиссеру, и моим актерам очень интересно «чувствовать» новую публику.

Не покривлю душой, если скажу, что нас везде прекрасно встречают. Нужно отдавать себе отчет в том, что мы большой московский театр, который работает для всей семьи. У публики есть ожидания, и мы должны их оправдать. Конечно, хочется выступить так, чтобы ждали нашего возвращения, и пока это у нас получается. (Смеется.)

Что касается Ярославля, то Театр Волкова – это мечта, потому что за ним грандиозная история, театральные традиции. Гастроли в Ярославле для нас важны ничуть не менее, чем в Петербурге, а в Петербурге мы играем спектакли прямо в Эрмитаже. Когда мы входим в здание Первого русского театра, понимаем, что там очень комфортно, прекрасная атмосфера, хочется выйти на эту сцену. Мне удалось посмотреть и спектакли, и репетиции в Волковском театре, я отметила, с какой отдачей работает вся команда. Они очень близки нам по духу, по отношению к искусству, которым мы занимаемся.

– Мы не только знаем ее, мы ее воспитали. Сейчас к нам приходит уже третье поколение зрителей. Наша большая сцена рассчитана на 1000 человек, но есть и малая, которая вмещает 300 зрителей, и совсем небольшая гостиная, в которой мы играем спектакли для самых маленьких. Нам важно, чтобы ребенок, который в три года в первый раз приходит к нам, уже никогда бы от нас не ушел. Когда он вырастет, то будет ходить к нам со своими детьми.

Мы сформировали свою публику, и сейчас зрители уже не задают нам вопросы о том, что это за незнакомое им название спектакля в афише, будет ли постановка удачной, будет ли там живая музыка и так далее. Все знают, что, выбрав любое название в нашей афише, зритель попадет на праздник. На этом празднике мы ждем всю семью – это очень важно.

Наша публика знает наших актеров, знает, что, допустим, сегодня в спектакле играет один актер, а завтра – другой, и приходят по два-три раза, чтобы посмотреть, как играют разные актеры в одной и той же постановке. А на гастролях люди часто видят нас в первый раз, и это совсем другое ощущение.

– Моя позиция такова, что, если вы берете с собой ребенка на вечерний спектакль, вы должны делать это осмысленно. Вопрос не в том, что будет что-то страшное или какая-то неудобная ситуация, а в том, что духовный или душевный уровень этого спектакля может быть непонятен в его возрасте. Родители сейчас рассуждают: «Мой ребенок все поймет, ему будет нескучно». Я не разделяю эту позицию. Когда вы покупаете билет в театр, то должны понимать, на что идете. Ведь, когда вы кормите своих детей, вы же, наверное, сначала пробуете или по крайней мере как-то проверяете качество пищи? Так же и в театре.

Мы все время об этом говорим: зайдите на сайт, почитайте о спектакле, возьмите в руки книгу, посмотрите какие-то видеосюжеты. Не ленитесь подготовить себя и ребенка к спектаклю, на который собираетесь идти. И это касается не только нас, а любого театра, в который вы идете с детьми.

– Сразу хочу сказать, что постановочная команда спектакля та же, что и всегда. Это значит, что будет то качество, которого от нас традиционно ждут. У наших художников очень громкие имена, их знает вся театральная Москва: это и Виктория Севрюкова, художник по костюмам, и сценограф Мария Рыбасова. Мы многие годы работаем вместе. «Малахитовая шкатулка» предполагается как объемный красочный спектакль. Что ни говорите, а зрителя нужно удивлять, чтобы, когда откроется занавес, он испытывал настоящий восторг.

Не стоит забывать, что мы музыкальный театр. Композитор Сергей Кондратьев написал для «Малахитовой шкатулки» потрясающую музыку, а слова песен, как и саму пьесу – наш драматург Артём Абрамов. Вам первым рассказываю, что в этом спектакле мы вводим новшество: петь будут не артисты. Мне понадобились женские и мужские хоры, чтобы правильно подать весь объем музыки и действия. Нам предстоит разговор об Урале как о природной, космической точке и о том, что природа не приемлет вторжения человека, о том, как человек пытается бездумно эксплуатировать ее в своих целях. Это очень большая тема, о которой сегодня необходимо задумываться.

– Да, сначала был фестиваль, а потом Театр клоунады, просуществовавший около 10 лет. Со временем нам стало понятно, что надо что-то менять, мы чувствовали, что вырастаем из самих себя и из жанра клоунады. Это прекрасный театральный жанр, и он способствует тому, чтобы актеры становились многогранными, – мы и пели, и танцевали, и жонглировали, и прекрасно работали в драме, у нас были и акробатика, и гимнастика, и так далее. Поэтому перейти в немного другую конфигурацию спектаклей оказалось в общем-то несложно. Сложнее было «договориться» с людьми «извне».

Знаете, всегда есть сочувствующие, которые ходят и дают вам советы. Они твердили: вы 10 лет пропагандировали Театр клоунады, у вас есть успех, зачем меняться, зачем еще что-то искать? А вдруг вы пойдете не туда, вдруг будет какая-то неудача? Но если не слушать их, а слушать только свою интуицию и дать возможность актерам и себе самой развиваться в разных направлениях, а не сидеть на одном месте, тогда всё получится.

Потом, знаете, есть такое мнение, что театр живет лишь определенный срок. Вот его создали, вот он расцвел, а потом наступает увядание. Но мы решили, что это не наш вариант и лучше мы сделаем такой странный кульбит: из Театра клоунады уйдем в драматический театр. А потом из драматического театра еще одним рывком уже года через три-четыре мы стали музыкально-драматическим театром, у нас появился оркестр.

Конечно, само собой ничего не приходит – на то был запрос нашей публики, наших актеров, времени. Улучшалось качество вокала, и петь под фонограмму уже не хотелось. А дальше началось уже совсем другое развитие. Театральным актерам необходимо играть серьезные драматические роли. Так у нас в репертуаре стали появляться Шекспир, Островский, Булгаков, Мольер, Маяковский, Пушкин, Стейнбек.

– Когда мы с нашим первым музыкальным руководителем Максимом Гуткиным, великолепным композитором и аранжировщиком, задумались о следующих после «Летучего корабля» проектах, ему показалось очень интересным поработать с музыкой народов мира, с музыкальными корнями, национальным колоритом той или иной страны. Чтобы создать «Японскую сказку. Меч самурая», мы с Максимом сутками слушали народную японскую музыку. Такие знания вас обогащают, и появляется огромная потребность поделиться ими с людьми.

Мы узнавали о редких, буквально музейных музыкальных инструментах, слушали их звучание, каждая встреча с другой страной, с ее культурой становилась для нас открытием. Наши музыканты – это уникальные профессионалы. Мы поняли, что открыли новое направление непреднамеренно и не ломая голову, чем бы таким удивить зрителя. Эта история естественным образом родилась из нашего желания поделиться своими потрясающими находками.

– Чаще всего, работая над спектаклем, я понимаю, что мне интересен тот или иной персонаж, но внутри театра исполнителя этой роли нет. Я не хочу ломать, испытывать на сопротивление своих актеров, чтобы они делали что-то, что им не свойственно. Тогда мы устраиваем кастинг, находим подходящего актера и приглашаем на одну, максимум две роли. В течение сезона становится понятно, наш ли это человек или нет, принимает ли его труппа, что для меня очень важно, или нет.

Новый человек сразу получает весьма насыщенное расписание различных занятий: вокал, бои и гимнастика, хореография – то, чего он никогда до этого не делал. Для него все будет заново, а кто-то не хочет заново. Кто-то приходит из института и говорит: я все это уже проходил. Вот именно, что проходил и мимо прошел, не научился. «Я пять лет учился, и теперь учиться заново?» Да, дорогой, с каждым спектаклем вся наша труппа учится заново, потому что там другая страна, другая походка, другой тембр голоса, да и другой язык – почти всегда мы поем на языке той страны, в которой разворачивается действие спектакля. Если актер готов к этому, он остается в труппе, входит в другие спектакли.

Я не склонна брать большое количество молодежи, чтобы они просто «бегали» по сцене, как это часто бывает. Знаете, набирается много народа, они не получают главных ролей и все остаются «на заднем плане», якобы прекрасно себя там чувствуя. А на самом деле любому актеру там плохо. Я регулярно хожу в театральные институты – ГИТИС, «Щуку», ВГИК – и начинаю приглядываться к студентам приблизительно с третьего курса. Прихожу на их экзамены, смотрю, как они работают, разговаривают со своими педагогами, и только после этого предлагаю им пройти кастинг на ту или иную роль. Но обязательно стараюсь, чтобы она была главной, чтобы человек сразу почувствовал свою ответственность и перед партнером, и перед сценой, и перед театром. Чтобы он сразу мог по-хорошему испугаться. (Смеется.) И ни у кого из них я не замечала потом никакой звездной болезни. Вот так к нам попадают молодые актеры, три-четыре в сезон.

– Для меня это естественно. С детства мне было известно, что я – четвертое поколение артистов Дуровых. Династийные люди, как правило, очень хорошо знают историю своей семьи, но никто не запрещает и другим, менее известным семьям изучать свое древо. Это сейчас даже популярно, люди начинают искать свои корни, им хочется понять, откуда они, и это очень хорошо.

Дети всегда живут точно так же, как живут их родители. Родители могут ничему их особенно не учить, не принуждать, но если они очень интенсивно существуют рядом с ребенком в семье, то ребенок так или иначе перенимает их качества. Так мне передалась, например, гипертрофированная ответственность – за актеров, зрителей, за обслуживающий персонал, работающий у нас. Меня волнует абсолютно всё. Да, я смогла сделать театр, который дает рабочие места и зарплату нескольким сотням человек, а также удовольствие от того, что они делают, как себя реализуют, но это и большая ответственность перед людьми.

Была ситуация, когда мне было очень сложно материально – мы тогда только начинали. И я не сдалась по одной простой причине: не представляла, как приду к людям и скажу: «Извините, я что-то устала, у меня что-то не получается». На меня посмотрели бы тогда странными глазами. У нас была уже довольно большая команда, и я повела ее за собой. Вот это ощущение, что ты ведешь за собой людей, что тебе доверяют, – оно всегда было в нашей семье. Оно есть у Юрия Владимировича и Натальи Дуровых. Мы никогда не были семьей «великих», но всегда были семьей тружеников. И семьей, осознающей свою ответственность.

Можно сколько угодно говорить о том, кем был твой прадедушка, но в один прекрасный день тебе самому придется выйти на манеж и сделать сальто-мортале. И прадедушка тут уже не поможет: ты либо делаешь, либо ломаешь себе шею. Я очень благодарна всем своим родным, начиная с братьев Анатолия и Владимира Дуровых, наших родоначальников. Они нам подарили некий состав крови, дающий неуемную энергию и огромный творческий потенциал.