От Парижа до самых до окраин: выставка «Русские дикие» в Музее русского импрессионизма
Еще недавно Музей русского импрессионизма, открывшийся в 2016 году, доказывал публике, что «русский импрессионизм» — не прихоть кураторов, а действительно существовавшее явление. Девять лет работы, ряд громких выставок — посвященных не только импрессионизму — и вот: эксперимент можно признать удачным. Сомневающиеся умолкли, а недавняя выставка «Изображая воздух. Русский импрессионизм» вызвала небывалый ажиотаж. Теперь МРИ совместно с Пушкинским музеем обратились к отечественным фовистам. Проект «Русские дикие» (кураторы — Илья Доронченков из ГМИИ им. А.С. Пушкина, Юлия Петрова и Вера Рябинина из Музея русского импрессионизма), вошедший в программу Открытого фестиваля искусств «Черешневый лес», посвящен российским художникам, испытавшим влияние французских бунтарей. И он не просто подчеркивает переклички, а препарирует русский авангард, показывая, как из пестрой вязи объединений и школ складывалось явление, поразившее весь мир. И фовизм стал одним из этапов на пути к этому «русскому чуду».
За что ругали «диких»
Во Франции, на родине фовизма творчество Анри Матисса, Андре Дерена, Мориса де Вламинка приняли не слишком тепло — о чем говорит само название «дикие» (от французского fauve — «хищник»). Хлесткое газетное словцо, мелькнувшее в рецензии критика, моментально приклеилось к художникам, поразившим публику буйством цвета. И это было еще мягкое определение. Тот же критик насмешливо писал, что месье Дерен «давно распугивает зрителей у Независимых» и «его «Лодки» могут удачно украсить стены детской». А уж как доставалось художникам в русской прессе! Картину Анри ле Фоконье «Портрет поэта Пьера Жува», ныне хранящуюся в Центре Помпиду, ругали нещадно: «...сидит урод, у которого все черты лица, руки и пр. нарисованы прямыми линиями, и все раскрашено грязными тонами. Точно этот поэт сколочен из досок, весь он какой-то до тупости нелепый». Эти и другие отзывы приводятся в каталоге, выпущенном к выставке. Кураторы, а также старший сотрудник Пушкинского музея Наталья Кортунова в своих статьях препарируют феномен «диких» — как французских, так и русских. И подчеркивают, что фовизм стал кратким мигом между импрессионизм и кубизмом: воздушным маревом красок и четкой аналитикой плоскостей.
Против «уголкового искусства»
Французские фовисты прокладывали себе дорогу на ощупь. Новое направление рождалось порой из случайностей: таким было лето 1905 года, проведенное Матиссом и Дереном в Коллиуре, рыбацком городке на юге Франции. Именно там оба ощутили силу цвета, прогретого солнцем. Русским художникам в этом смысле было легче — они буквально пришли на все готовое. Так считал Валентин Серов, сокрушавшийся, что наши обезьянничают, в то время как французам пришлось побороться за фовизм. И возразить тут нечего. Некоторые из русских авторов учились напрямую у фовистов в Париже. На выставке в Музее русского импрессионизма они вынесены в отдельный раздел «Парижачьи» — по названию романа Ильи Зданевича, выпущенного во Франции в середине 1920-х. Есть здесь и Натан Альтман, живший в знаменитой парижской коммуне «Улей», где он познакомился с Пикассо и Шагалом. Есть и сам Шагал, приехавший в Париж в 1911-м, когда фовизм уже уступил место кубизму. Витебский гений все равно испытал влияние «диких»: это подтверждает «Портрет брата Давида с мандолиной», написанный в синих тонах. «Русский парижанин» Николай Тархов, «новый Тулуз Лотрек» Борис Григорьев, ученик Матисса Николай Кузнецов — все они связали свою жизнь с Парижем либо провели там важные для себя годы.
Но так повезло немногим: большинство художников собирали информацию по крупицам. Зато, как пишет в каталоге Вера Рябинина, это позволило им экспериментировать. Иногда французов показывали на российских выставках. Кроме того, их произведения хранились в крупных собраниях — у Щукина и Морозова. И все же работ «диких» у Сергея Щукина было немного, хотя он и увлекался Матиссом. А Иван Морозов предпочитал не чистых фовистов, а их «попутчиков» — например, Альбера Марке. К тому же он неохотно пускал гостей в свой особняк — хотя желающих посмотреть коллекцию было немало.
Тем не менее влияние фовизма на русских художников оказалось огромным. Давид Бурлюк после знакомства с московскими коллекциями утверждал: «Это то, без чего я не рискнул бы начать работу. <...> Все старое пошло на сломку и ах как трудно и весело начать все сначала...» Стартовавший с импрессионизма, как и Михаил Ларионов, он в итоге шагнул в футуризм, и роль цвета в его раскрепощении оказалась важной. Ольга Розанова, входившая в «Союз молодежи» (первое в России зарегистрированное объединение современного искусства), объявила борьбу «уголковому искусству, смотрящему на мир через одно окно». Но для создания знаменитой «Зеленой полосы» ей пришлось пройти долгий путь: от импрессионизма до супрематизма. На выставке можно увидеть ее работы, ставшие «промежуточной остановкой» и сочетающие французский декоративизм с русским примитивом. Увлечение фовизмом прошли и менее радикальные художники: символисты, вроде Павла Кузнецова или менее известного Анатолия Микули, игравшего на скрипке и виртуозно исполнявшего сочинения Паганини. В его работе «Натюрморт с маской» ощущается влияние буддийских древностей: мастер вдохновился артефактами, найденными в 1907-1909 годах на границе Монголии и Китая и показанными затем в Петербурге.
«Кончаловский был влюблен в цвет»
Одним из главных кумиров «русских диких» был Поль Сезанн. Его высоко ценили на родине, а уж в России обожали безмерно. К числу сезаннистов принадлежали Петр Кончаловский, Аристарх Лентулов и Роберт Фальк. Все они сочетали находки фовизма с пластикой русского примитивизма. Это видно в сочно написанном натюрморте Кончаловского и его детских портретах, а также картине, изображающей корриду. Об «испанских» вещах художника Лентулов говорил: «..все это задорно, реально, грубо, но в то же время с изумительным мастерством». Еще он утверждал, что Кончаловский «был влюблен в цвет <...> он его видел и воспринимал с физиологической чувствительностью <...> Он не понимал явления и не знал, что такое объективный мир. Он воспринимал его по-своему, субъективно».
Примитивами увлекались Наталия Гончарова и Михаил Ларионов, стоявшие у истоков русского «неопримитивизма». И хотя подход к цвету, форме наши позаимствовали у французов, основа оставалась народной. Это была не африканская экзотика, как у европейцев, а лубки, народные игрушки и городские вывески. В Музее русского импрессионизма можно увидеть не только Ларионова с Гончаровой, но и почти неизвестных авторов. Например, Николая Роговина, художественная карьера которого длилась недолго. Он был близок к кругу Ларионова, участвовал в выставках «Бубновый валет» и «Ослиный хвост», собирал старообрядческие лубки, которые тоже показывал на выставках. Но после революции круто изменил свою жизнь: выучился на инженера-архитектора и посвятил себя преподаванию. Его наследие почти не сохранилось: на выставке можно увидеть похожий на лубок «Русский жанр», изображающий мужчин, поедающих арбуз.
Ремикс на тему Матисса
Выставка мягко подводит к мысли о том, что русский авангард сочетал европейские находки с совершенно самобытными вещами. Правильный микс «ингредиентов» и ультрасовременность сделали наш авангард ярким явлением, с которым не стыдно было предстать на мировой арене. Сегодня в его ценности мало кто сомневается, да и сами «дикие» превратились в столпов искусства. Чтобы встряхнуть зрителя, выставку решили «разомкнуть» в наше время. Посетителей встречает полотно, написанное Энди Уорхолом и Жан-Мишелем Баскией — единственное в России, приехавшее из Русского музея. Западные тенденции — вроде отсылок к массовой культуре — сочетаются здесь с примитивным искусством, в духе африканских масок, и приемами граффити. Для многих Уорхол и Баския — куда меньшие классики, чем фовисты, поэтому определенная встряска зрителю обеспечена. А завершается выставка работами наших авторов. Спецпроект Matisse Remix на третьем этаже показывает, как современные художники — Кирилл Манчунский, Игорь Скалецкий, Катя Бочавар и Варвара Выборова — интерпретируют наследие Матисса. А в холле музея можно увидеть цифровые работы молодых авторов. И это обрамление еще раз напоминает о том, что классики когда-то были «дикими». А вот кто из нынешних попадет в историю, покажет лишь время.
Выставка работает до 28 сентября
Фотографии предоставлены пресс-службой Музея русского импрессионизма