Как Лжедмитрий I на самом деле хотел изменить Россию

Весной 1605 года русские города колокольным звоном и торжественными молебнами встречали истинного царя Дмитрия, возвращавшегося на прародительский престол. Страна переживала невиданное торжество. Бояре и архиереи присягали юному государю и клялись всенародно, что узнают в нём царевича Дмитрия, чудесно спасшегося от рук убийц, подосланных Годуновым.

Все историки писали бы, что он – подлинный сын Ивана Грозного

Кульминацией всеобщего признания стала встреча царя со своей матерью, царицей-инокиней Марфой (Марией Нагой). В присутствии десятков тысяч людей Марфа узнала своего повзрослевшего сына, которого лишилась четырнадцать лет назад, и Богом поклялась народу в том, что он – истинный Дмитрий.

Спустя год набат разбудил Москву в самый день царской свадьбы. Подосланные Василием Шуйским и другими боярами смутьяны выкрикивали старые лозунги пропаганды Бориса Годунова – что Дмитрий не тот, за кого себя выдаёт, а самозванец, расстрига Гришка Отрепьев. Сам Василий Шуйский объявил народу, что раньше признал самозванца царём только, чтобы сохранить себе жизнь. Однако теперь как на духу признаётся, что солгал, и сам Бог свидетель, что называющий себя царём Дмитрием – самозванец.

Дело закончилось известно чем. Того, кого ещё вчера все прилюдно – от патриарха до холопа – величали царём, убили, труп его сожгли, прах запихали в пушку и выстрелили. Посему и в наше время невозможна генетическая экспертиза останков Лжедмитрия, и о том, кем он был на самом деле, можно без толку фантазировать сколько угодно.

Но боярский мятеж – штука такая, которая могла и не удаться. Лжедмитрий знал о заговоре, но не придавал ему значения. Легко представить такую ситуацию, что самозванец всё-таки принял бы превентивные меры, арестовал и казнил заговорщиков. Ведь ещё раньше Василий Шуйский находился в его руках и даже был приговорён к смерти. Однако по необъяснимой мягкости сердца самозванец даровал ему жизнь, заменив казнь ссылкой, а по случаю своей свадьбы простил своего соперника и вернул его в Москву, себе на погибель.

Лжедмитрий, наверное, думал, что такой его жест подтвердит в глазах людей законность его статуса: ведь природному царю некого бояться. Однако добился обратного эффекта: московиты, привыкшие к жестокостям Ивана Грозного, восприняли милосердие нового царя как признак слабости и неуверенности в себе.

Предположим, что Лжедмитрий поступил бы в соответствии с народными ожиданиями «грозы царской» и удержался на престоле. Понятно, что уже только в наше время можно было бы проверить, находился он в родстве с прежними царями или нет. И то, если бы власти допустили такую экспертизу. Четыре столетия школьники учили бы историю, в которой чудесно спасшийся царевич Дмитрий при всенародной поддержке вернул себе московский трон.

Общепризнанная династия Рюриковичей правила бы Россией ещё невесть сколько времени. А какой тогда могла быть Россия? Шаги и заявления самозванца за год его правления позволяют сделать некоторые предположения такого рода.

Внутренняя политика

В первую очередь, Россия избежала бы разорений и потерь Смутного времени. Действительно, какая могла быть борьба за власть, если на троне снова – законная династия?

Кем бы ни был Лжедмитрий, он находился под сильным влиянием западноевропейской культуры и хотел приобщить к ней Россию, как и Пётр Великий сто лет спустя. Он не раз объявлял боярам, что желал бы, например, завести в России университет. Кстати, он не первый вынашивал такую мысль – аналогичный план был ещё у Бориса Годунова. Ещё Годунов отправил представителей знатной молодёжи на обучение за границу. Смутное время привело к национальной реакции, и эта практика, едва начавшись, прервалась на 70 лет. При Лжедмитрии она осуществлялась бы без перерыва. Россия приходила бы во всё более тесное общение с Западной Европой.

Это уже начало происходить в год правления Лжедмитрия. Новый царь издал указ о свободном въезде в Российское государство и выезде из него, как для иностранцев, так и для царских подданных. Он также разрешил полную свободу предпринимательства и внешней торговли людям всех рангов и званий.

Самозванец был щедр к войску и прост в общении с народом. «Вопреки обычаям прежних царей, – писал историк Николай Костомаров, – которые после сытных обедов укладывались спать, Димитрий, пообедавши, выходил один пешком в город, заходил в разные мастерские, толковал с мастерами, осматривал их работы, говорил ласково со встречными. Такого рода неслыханная прежде доступность царя в обращении с подданными соблазняла тех, у кого укоренилось понятие, что чем лицо важнее, тем оно должно быть неповоротливее». В этом описании мы как будто видим Петра Великого.

Костомаров упоминал также о том, что Лжедмитрий говорил о преобразовании государственного аппарата Московского царства. В частности, он собирался завести вместо Боярской думы – Сенат, куда назначал бы людей не родовитости, а по личным способностям.

Внешняя политика

Образцом для Лжедмитрия была польская армия, которая тогда, действительно, превосходила московскую. Став царём и укрепившись у власти, умный самозванец начал бы военную реформу, увеличивая количество регулярных полков, заводя на польский манер гусарские, драгунские и рейтарские части. В течение всего 17 столетия русская армия двигалась со скрипом в этом направлении, вынужденная обстоятельствами. Лжедмитрий начал бы эту реформу целенаправленно и на несколько десятилетий раньше.

Лжедмитрий начал именоваться в своих грамотах к иноземным государям «императором». По-видимому, борьба за признание нового титула русского государя стала бы важным содержанием международной политики Лжедмитрия. И если, в конце концов, Россия в начале 18 века добилась такого признания, уже после смерти Петра Великого, когда на троне были женщины, то почему это не удалось бы при жизни Лжедмитрия? Ведь ему было всего 22 года, когда он вступал на престол.

Существенным элементом повышения международного престижа России стала бы война с Турцией. Для этого царь сколачивал коалицию с Австрией, Польшей и Венецией. Сумел бы он это сделать или нет, но завоевание Азова и Крыма было его неотъемлемой целью. Таким образом, Лжедмитрий собирался начать борьбу за выход к Чёрному морю. Что касается выхода к Балтике, то у России он тогда был – от устья Нарвы до устья Невы. Это в Смутное время Россия его утратила.

Из великих русских историков Костомаров и Сергей Соловьёв отмечали в программе Лжедмитрия большое сходство с преобразованиями Петра Великого. Таким образом, если бы таковые осуществились на столетие раньше, без потрясений Смутного времени, без разорительных восстаний, бушевавших в России на протяжении всего 17 века, без церковного Раскола, то наша страна могла значительно раньше и меньшей ценой сделаться супердержавой.

Но это, конечно, если бы не возникло каких-то новых непредвиденных осложнений.