«КАЛИ-ЮГА СЕГОДНЯ» (авторская рубрика Гедеона Янга): Упитанный Шива, злодей Равана и Бог в образе человека. Рефлексия и переосмысление божественной многоликости в индийском кинематографе

Характерные особенности индуизма – его полиморфность, амбивалентность, а также игривый и в то же время дидактический характер божественных деяний. Благодаря первому и существует такое множество и вариативность богов, демонов и прочих духовных существ, тесно взаимодействующих между собой, а нередко и заменяющих друг друга или превращающихся в свою полную противоположность.

Восприятие деяний Божества, его вмешательства в жизнь человека и в события вселенского масштаба как Лилу, Божественной Игры, снимает невыносимый порой драматизм и обреченность судьбы человека и мира на постхристианском Западе.

А ещё в индуизме есть нереально, запредельно ограниченному пониманию западного ума широкое видение возможностей отношений с Божеством. Так, согласно вайшнавской традиции, существует аж 9 видов – рас(буквально — «вкусов») взаимоотношений человека с Богом.

Индийский Бог (то есть — любой из богов) может быть суровым, злопамятным, мстительным и карающим. А может быть и любящим, заботливым и всепрощающим Отцом. Может стать и закадычным другом, и заклятым врагом — тут западное клишированное сознание обязательно увидит демонизм, тем более — в такой ереси и кощунстве, где Бог может быть твоим возлюбленным.

Возможен для индуиста и «суд над Богом» (или иск к нему), и даже «благочестивое» неверие в него. А ещё пластичность и гибкость индуизма допускают возможность не только существования многочисленных культов местночтимых божеств, но и национальных версий богов общеиндуистских – и об этом первый фильм в нашем обзоре.

Игры Шивы В культовом фильме тамильского режиссера «Тирувилаядал», или «Игры Шивы», действующие лица – основные боги индуизма. Шива и Парвати, их «дети» Ганеша и Муруган в разыгрываемых драматичных историях, известных всей Индии, наущают людей: противостояния и обиды, ревность и ссоры богов с людьми и между собой здесь не вселенская драма, каковой её могли бы счесть на Западе, но и не разновидность мыльной оперы. Они имеют дидактический характер — это наставление посредством иносказаний, метафор, аллюзий и вообще притч. Но при том они ещё и национально, по-тамильски, окрашены. Там звучат рефрены — «Ты плод ТАМИЛЬСКОЙ мудрости», и «О Махешвара, о Всевышний Господь, о ЮЖНЫЙ Господь Шива» и т.п. Весь фильм — гимн тамильскому языку, поэзии, музыке — какой-нибудь Центр «Э» в РФ запросто усмотрел бы в подобном «национализм и сепаратизм». Сам Шива постоянно является в разных образах – рыбака, поэта, торговца дровами — ради спасения чести и торжества тамильских языка и культуры. При этом сложно себе представить один индийский штат, со своим национальным колоритом и гордостью, воюющим с другим штатом, с «другими» богами. Разница между ними может быть нередко куда ярче и отчетливей, чем между бывшими союзными республиками СССР, но верховные боги-то одни… К примеру, главе БТСР Дамбе Аюшееву стоило бы поучиться политическому искусству у тамилов. Противопоставляя в своей самоотверженной патриотической борьбе за бурятский язык интересы Далай-ламы и Путина, так называемый глава далеко не всех даже бурятских буддистов выглядит, мягко говоря, несуразно.

Фильм интересен ещё и тем, что вышел в далеком 1956 году, на заре эры цветного кино и задолго до эпохи спецэффектов. Возможно, искушенный компьютерными картинками и 4D-эффектами миллениал и посмеется над деревянной головой Ганеши или снопами искр из третьего глаза Шивы. Но любителя и ценителя старого oldschool-ного кино и индийской культуры лишь «улыбнут» лишние складки на животе полнотелой Парвати и позабавит такой же нехуденький Шива, куда больше похожий на самодура-лавочника, чем на Верховного Господа. Ведь они-то знают, что таковы индийские реалии: упитанность и дородность — не признак невоздержанности в питании или нездорового образа жизни, а знак высокого социального статуса.

О мой Бог! Зажигательная и злободневная весьма индийская (но актуальная и для России) комедия. Или всё же трагифарс? Сюжет напоминает «Суд над Богом» — вернее, саму идею подобного дерзновения. Правда, здесь сходство и заканчивается. Разорённый землетрясением бизнесмен подаёт в суд на Бога, вернее, пытается вменить Тому иск как повинному в катастрофе.

Заядлый атеист, хам и барыга (торгует религиозной атрибутикой, кстати), доведенный до отчаянья, не выдумал лучшей идеи, как предъявить самому Богу иск за своё несчастье, но при всей заведомой безуспешности своего начинания оказался харизматичным оратором. Конкретная номенклатура Бога не уточняется, ведь истец – атеист, посему ответчиками и свидетелями в суде становятся индуисты, христиане и мусульмане.

Немаловажный факт – «суд над Богом», а тем более — Его критическое переосмысление, стали возможны лишь в недавно наступившую эру постмодерна. В Индии же отношения с Богом, вернее — богами, не то чтобы панибратские, но позволяют многое. Этот фильм — антиклерикальное послание всем жертвам «бизнес-гуру» и «торговцами Богом».

В ходе своего противостояния жрецам-обманщикам и сам истец постепенно перерождается в защитника обманутых и «разведенных», став их нечаянным лидером и олицетворением. И даже обретает веру, для чего, правда, потребовалось воскрешение из комы самим Кришной — живым, настоящим, не тем, что подмигивает с картинок и храмовых мурти. Кришна в фильме поддержал инициативу крестового похода против жрецов и бизнесменов от религии.

На фоне разгрома культа свежепровозглашенного, недопреставленного, но уже чудесно воскресшего «бога» звучит итоговый месседж фильма, один в один созвучный ревностным призывам протестантов и подобных им реформаторов-обновленцев. Бог есть, но Он не храмах и статуях, а везде и всюду, в природе и ближнем. Устами же Его антагониста звучит приговор человечишкам: «Сегодня ты разрушишь этот храм, а завтра увидишь их в другом. Вера и религия быстро становятся привычкой. Эти люди – не боголюбящие, они – богобоязненные».

Злодей Современное прочтение великого индийского эпоса «Рамаяна» с участием звезд Болливуда – Айшварйи Раи и Абхишека Баччана тоже весьма смело перевоплощает «священную корову» всех индуистов. В традиционной версии и её многочисленных переложениях, трактовках, постановках и экранизациях все герои и антагонисты давно известны и привычны, все на своих местах. Рама – воплощение бога Вишну (его седьмой Аватара, воплощение на Земле, по вишнуитской традиции), супруга его Сита – тоже воплощение его божественной Шакти, Лакшми, а дерзко похитивший её Равана – демон и злодей. Как и его приспешники (все как один демонской породы), они справедливо в итоге разгромлены и наказаны воплощением Бога со товарищи. Для индуиста Рама – образ правильного, даже идеального монарха, который ради соблюдения Дхармы не пожалеет и свою любимую жену, а его царствование, Рамараджья, – образец и эталон на все века. Вот и в приторно-сусальном сериале «Сита и Рама», показанном на отечественной «Культуре» осенью 2018 года, «вегетарианская» политкорректность создателей дошла до искажения оригинального текста: сострадательный Рама будто бы приносит золотого коня в жертву вместо живого в священном ритуале ашвамедха, сакрализующем власть царя на подконтрольных территориях.

Но не всё так гладко и ровно в амбивалентном и многоликом, как уже отмечалось, индуизме. Так, на юге Индии и на Цейлоне Равана вовсе не столь зловещ, как в популярной ортодоксальной истории. Он там – просветитель и культурный герой, в своё время прославивший Ланку, сделав её великой и могущественной столицей империи — до сих пор существуют храмы, воздвигнутые в его честь. Он ещё до своего аскетического подвига был знатоком всех 64 традиционных искусств, выдающимся музыкантом, танцором, астрологом и поэтом – неслучайно его знаменитый гимн «Шива-Тандава-Стотра» и поныне исполняется во множестве шиваитских храмов.

Существует ещё и «эзотерическая» трактовка Рамаяны, показывающая все эти лилы Богов в ином, глубинном свете. Согласно ей, Равана — в действительности великий преданный Бога (Вишну/Рамы) (в официальной версии и «земном» его воплощении — Шивы), «всего лишь» очень сильно желавший вернуться в Его обитель. Там он со своим братом вечно служат привратникамим во дворце, на Земле же Равана оказался по типичному мифологическому недоразумению – из-за оскорбления святых мудрецов и последующего проклятья. Для того и Ситу он крадёт, дабы пасть от руки своего Господа и достичь желанной цели, а вовсе не из-за банальной похоти. Так, святой Госвами Тулсидас в «Рамачаритамрите» прямо утверждает, что целью прихода Шри Рамы было освобождение Его любимых слуг Джайи и Виджайи от материального существования: «Убив его в сражении, Шри Рама даровал ему высшее совершенство. Такова была цель прихода Господа в эту эпоху».

Наконец, в «Адбхута Рамаяне», шактистской версии эпоса, роль Рамы незначительна, а его Сита – на самом деле великая богиня Махакали, и она-то вершит в итоге праведный суд над демонами, а вовсе не «хлюпик» Рама.

Так и в фильме «злодей» Бира, хоть и брутальный мачо по натуре, но активно защищает униженных и оскорбленных повстанцев от богатеев и полицейского властного произвола. А муж красавицы Рагини — как раз полицейский по имени Дев (санскр. Бог), отличившийся, помимо прочих заслуг на страже порядка, ещё и тем, что изнасиловал сестру Биры, которая, не вынеся позора, покончила с собой (в классической «Рамаяне» сестру Раваны Шурпанакху, имевшую несчастье влюбиться в Раму, опозорили, отрезав ей нос). Хоть поначалу Бира и крадет её из чувства мести, однако во время недолгого, но крайне драматичного её заключения в неволе похититель и жертва влюбляются друг в друга. Вспоминать тут о пресловутом стокгольмском синдроме, быть может, и адекватно времени, но идея фильма, как мне видится, в другом. Действие Рамаяны происходит в Двапара-югу, Серебряный Век индусов, а ведь на Земле уже 5 тысяч лет идет эра Кали, век железный – и вовсе неудивительно, а даже естественно, что все идеалы и ценности низвергнуты, профанированы и опошлены. Потому и «демон» Бира сегодня – этакий Робин Гуд, а так называемый «бог»-Дев, стоящий на страже порядка и закона, – насильник и убийца. Ну а девушек, известно, часто тянет к «плохим парням». Симпатии и создателей, и, полагаю, большинства зрителей на стороне Биры, и пусть в финале он все же погибает от пуль целого отряда полицейских, но эта его смерть праведна и жертвенна, за любовь и правое дело. А мы видим ещё один пример смелого – но не презрительного и уничижительного переосмысления традиционных и привычных концепций и образов божественного и демонического, в сущности — Добра и Зла.

Я – Бог Последний в нашем обзоре, и самый нонконформистский и неформатный фильм «Я – Бог».

Здесь главный действующий герой – агхори, осознавший себя Богом. Ещё мальчиком его отец оставляет его «изучать Веду», будучи напуган предсказаниями астрологов о несчастье, которое должен принести его семье родившийся сын. Да, в Индии очень верят астрологам, и множество куда более суеверных предрассудков, примет и обычаев из «ведического» наследия всё ещё тяготеют над традиционными слоями индийского общества. Но фильм не об этом, и не об отвратительной практике использования детей-калек в качестве храмовых попрошаек ушлыми и алчными дельцами. Фильм – о крайне радикальном и бескомпромиссном пути к само- и богопознанию, пути Агхоры (буквально – бесстрашия), на котором адепт должен быть готовым отвергнуть все мирское, включая семью и родных. Это с одной стороны, а с другой — для Богопостижения агхори применяют самые трансгрессивные и шокирующие методы, как то: жизнь на кладбище, медитация на трупах и даже, по слухам, их поедание. Ортодоксальные индуисты вроде бы не приемлют подобные пути и средства и даже их осуждают, но с другой – пользуются «услугами» агхори. Например, одалживая им трупы своих новопреставленных родственников для медитаций, ведь духовная мощь этих мрачных аскетов слывет столь великой, что может освободить умершего из колеса сансары.

Так и главный герой фильма – кстати, ни разу не называемый по имени, — уступив даже не просьбам отца, а велению гуру, навещает семью, но не в качестве возвратившегося блудного сына, а как достигшей своей цели аскет, осознавший себя Богом – и для него земная мать, отец, сестра теперь уже никто. Найдя себе место среди подобных ему, хоть и не столь радикальных, отшельников в развалинах храма, аскет дни и ночи напролёт проводит в йогических медитациях и курении «опиума» – и это не пропаганда наркотиков, а обычный modus vivendi аскетов-шиваитов.

Наконец, кульминация фильма: несчастная слепая девочка из храмовых попрошаек в исступлении взывает к нему, «Богу в образе человека», — ведь ей не помогли ни христианский Бог, ни тем более родные, индусские. В ответ на искреннюю мольбу садху убивает двух её обидчиков, а затем и её саму, ведь она прямо просила его избавить от этой и будущих жизней, от самого этого мира. Для непривычных к индийским реалиям и духовным традициям такой финал покажется невероятно жестоким и бесчеловечным, однако, посмотрев глубже и беспристрастней, наш герой покажется лишь индийским доктором Смерть – Джеком Кеворкяном, выполнившим из милости исступленную мольбу страждущего о милости.

Надеюсь, в этом небольшом и беглом обзоре удалось хотя бы немного показать, как в индийском кинематографе, старом и современном, отражается многообразие и полиморфность индуистского восприятия Божественного, а также не менее разнообразные возможности его рефлексии и переосмысления.