Олег Кашин: Мундиры Шойгу, запрещенные «Симпсоны» и томский школьник как шанс для Медведева
Мундиры. Популярные советские стихи о будущем, когда «победу девятого мая отпразднуют люди без слез», в последние годы звучат совсем не так, как хотелось их автору Сергею Орлову — а финальная строчка, в которой «выедет к армии маршал, не видевший этой войны», звучит вообще как злая пародия. Орлов явно не имел в виду Сергея Шойгу с его пристрастием к полководческому пафосу, свойственному людям типа Сталина или, скажем, Майкла Джексона, то есть в армии не служившим, но любящим красивые мундиры. В этом году у Шойгу — премьера новой парадной формы, стилизованной под форму советского генералитета позднесталинских времен: вместо двубортного мундира с рубашкой и галстуком — мундир со стоячим воротником и расшитыми петлицами. Несколько лет назад в таком мундире на парад в Грозном выходил Рамзан Кадыров, и выглядело это скорее карнавальным костюмом, чем положенной генералу МВД (Кадыров — генерал МВД) форменной одеждой, но теперь такой костюм канонизирован парадом на Красной площади, и сам Шойгу одет почти точь-в-точь как сталинские маршалы в 1945 году.
Есть легенда о Сталине, что он решил переодеть своих генералов в форму «как при царе» после мхатовских «Трех сестер» — якобы ему понравились мундиры Тузенбаха и Вершинина. И даже если это не так, театральный аспект российского милитаризма сегодня заслуживает того, чтобы обратить на него внимание: если люди уделяют столько внимания своим внешним проявлениям, значит, они что-то имеют в виду. При этом если бы с мундирами и петлицами экспериментировал военачальник мирного времени, это было бы даже трогательно: игры с переодеваниями, наверное, лучше реальных войн. Но это не наш случай — именно с эпохой Шойгу связаны украинская и сирийская война, и это тот грустный парадокс, который теперь читается в старых стихах: «маршал, не видевший этой войны», оказался еще большим милитаристом, чем все его воевавшие предшественники.
Навальный. Новости с участием Алексея Навального перевели сюжет о политической зеленке из плоскости прокремлевского радикализма (на прошлой неделе было много слухов о недовольстве Кремля радикалами с зеленкой) в плоскость политической биографии конкретного Навального. Ему выдали загранпаспорт и отпустили лечиться в Барселону вопреки всем уголовно-исполнительным формальностям. (У Навального два условных срока, с ними выезжать нельзя.) В таком двусмысленном положении политик оказывался четыре года назад, когда перед выборами мэра Москвы его сначала выпустили из тюрьмы наутро после приговора, а потом «Единая Россия» дала ему недостающие для регистрации подписи муниципальных депутатов. Линейная логика противостояния Навального и власти вновь нарушена, и, поскольку все колонки о том, что Кремль ведет с Навальным странную игру, написаны еще в 2013 году, сейчас можно только вздохнуть и сказать, что, может быть, это и неплохо, что между Кремлем и главным его критиком есть что-то, о чем не знаем мы, и что, может быть, это таинственное что-то когда-нибудь станет тем решающим фактором, который превратит путинскую Россию в навальновскую. Последняя сейчас кажется по умолчанию более предпочтительной, потому что Путин, как справедливо отметил другой его знаменитый критик, #надоел, и какая бы невидимая рука ни вела Навального к власти — пусть ведет, хуже все равно не будет, а неизвестность всегда была и остается лучшей альтернативой опостылевшему сегодня.
Митинги. Сезон оппозиционных митингов, начатый Навальным 26 марта, продолжается: 6 мая митинговали на проспекте Сахарова, это была пятая годовщина «того самого» митинга на Болотной, закончившегося Болотным делом и общим угасанием протестной волны 2011–2012 годов. Большим политическим событием юбилейный митинг, однако, не стал — скромная полукруглая дата сама по себе не выглядит вдохновляюще, и бывшие политзаключенные, стоявшие на сцене этого митинга, видели перед собой совсем не такую большую толпу, которая на том же проспекте Сахарова собиралась в декабре 2011 года. Но эту дату нельзя было не отметить, и логично, что она оказалась отмечена именно так — не очень массовым митингом именно в том месте, в котором давние революционные надежды в свое время достигали своего исторического максимума. История о превращении этих надежд в реальные тюремные сроки для трех десятков незнаменитых активистов — пока это главный урок всего протестного пятилетия. И неважно, останется он невыученным или нет, он в любом случае будет висеть над всеми, кто митинговал в марте или будет митинговать позже. То, что власть умеет разговаривать с обществом именно на полицейском языке, в любом случае значит больше, чем новые лозунги или лица вождей, а каким может быть ответ полицейщине — этого, очевидно, не знает никто.
Проспект Сахарова должен стать местом и следующего митинга по более животрепещущей и потенциально более массовой теме сноса домов в Москве. Людей там, наверное, действительно будет много, но все политические надежды, робко формулируемые сегодня критиками Кремля, пока кажутся неубедительными. «Неполитический» протест (а организаторы митинга против сноса настаивают на том, что от политики они далеки) в России еще ни разу не трансформировался в политический. Это давняя и кажущаяся непобедимой иллюзия, что если не ругать Путина и не грозить ему революцией, то он услышит и пойдет навстречу. В сюжете со сносом домов эта иллюзия пока остается основным оппонентом Сергея Собянина, и выступления Владимира Путина (и Вячеслава Володина, отложившего второе чтение закона о сносе до середины лета) только укрепляют ее, поэтому политических новостей с проспекта Сахарова 14 мая ждать, скорее всего, не стоит.
Школьник. Одиннадцатиклассник Русской классической гимназии из Томска Сергей Чайковский написал открытое письмо Дмитрию Медведеву с призывом уйти в отставку — Сергей, по его словам, видел в жизни многое, кроме одного — сменяемости власти. Также он просит Медведева аргументированно ответить на обвинения, выдвинутые в фильме «Он вам не Димон».
Новости такого рода обычно умиляют оппозиционную аудиторию — устами младенца и все такое, но если сказать «я надеюсь, что из Сергея вырастет отличный оппозиционный активист», это само по себе будет звучать довольно тоскливо. Нет, не надо, чтобы из него вырастал активист, пускай поступает в институт и учится, а не путешествует из одиночных пикетов в обезьянники. В «стойкость юных, не бреющих бороды», как известно, верить вообще не стоит, но если считать героем этого сюжета не школьника, а премьера, то стоит обратить внимание, что перед нами очередной пиаровский провал Дмитрия Медведева. Вообще-то томский школьник (а не, например, «судимый персонаж» Навальный) идеально подходит для того, чтобы встретиться с ним, выслушать его претензии уже устно (то есть сбивчиво и, в любом случае, менее уверенно, чем если бы их произносил Навальный) и ответить как-нибудь в том духе, что я премьер всего пять лет, какая же это несменяемость, а фонд «Дар» действительно занимается благотворительностью, а я вам не Димон. Это как раз тот случай, когда отправленный школьником пас хоть немного, но помог бы Медведеву, от которого уже, кажется, даже вице-премьеры начали шарахаться. Но понятно, что ни в какой Томск Медведев не поедет и ни с каким школьником не встретится, — а ведь на самом деле простить можно все, кроме нереализованных сюжетов.
Симпсоны. Игра Pokemon Go как вошла в моду, так из нее и вышла, и теперь ловля покемонов, кажется, ассоциируется исключительно с блогером Соколовским, которого сейчас судят в Екатеринбурге за то, что он играл в эту игру в местном храме. Создатели мультсериала про Симпсонов не впервые обращаются к российским темам (в прошлом году, например, у них на стене висел портрет Петра Павленского на фоне горящих дверей Лубянки), и вот новый случай: в 20-й серии 28 сезона покемонов в церкви ловит Гомер Симпсон. Когда об этом стало известно, разные духовные люди как из РПЦ, так и из лояльных ей структур сделали несколько возмущенных заявлений, и телеканал «2x2», показывающий «Симпсонов» в России, сразу же заявил, что эту серию показывать не будет, потому что она «может вызвать неоднозначную реакцию в обществе».
Здесь нет даже скандала, все очень тихо и камерно, и понятно, что если бы журналисты не звонили клирикам («А вы знаете, что есть такой мультфильм?») и на телеканал («А вы знаете, что церковь возмущена?»), то эта серия спокойно прошла бы в эфире, порадовала поклонников и не была бы замечена вообще никем, кроме них.
Но не менее очевидно, что если бы такое случилось лет десять назад, то ни сотрудникам телеканала не пришло бы в голову капитулировать при первом дуновении духовного ветра, ни журналисты не догадались бы натравливать на «Симпсонов» церковь, ни сама церковь не обратила бы на мультфильм никакого внимания. Заученность, автоматизм всех действий в этом сюжете — лучшая иллюстрация на тему «что же с нами стало?». Это действительно не скандал, это рутина. И важная часть этой рутины — то, что мультфильм, конечно, доступен в интернете, и все понимают, что позиция телеканала — это просто такая формальность, никак всерьез не влияющая ни на что, но при этом вполне обязательная в реальности 2017 года.