Корейцы на «Зенит-арене», обыски в «Яндексе» и судьба Рашкина
Корейцы. В прессу утекло письмо президента ФИФА Джанни Инфантино футбольным федерациям скандинавских стран, в котором написано об ужасающих условиях работы северокорейских строителей на знаменитом петербургском стадионе «Зенит-Арена». Мария Захарова на брифинге в МИДе в присущей ей манере возмутилась по поводу публикаций на эту тему — «Не пишите чушь!» — но опровергать присутствие корейцев на стройке не стала. Сказала только, что за соблюдением прав иностранных рабочих в России «следить есть кому».
О том, что корейцы живут на стадионе в переполненных контейнерах, подробно писал норвежский журнал Josimar. Петербургская «Фонтанка» прошлой осенью сообщала о погибшем на строительстве стадиона рабочем, и он тоже был гражданином КНДР. Новости такого рода сенсациями у нас не становятся; Северная Корея — таинственное царство веселого толстячка Ким Чен Ына, постоянно запускающего какие-то ракеты и вроде бы расстреливающего своих врагов по-опереточному из миномета. Страна, в которой часто бывают российские туристы, привозящие оттуда одинаковые рассказы о том, как русскоязычные гиды, работающие на местные спецслужбы, старались, чтобы турист ничего не увидел кроме мраморных фасадов, но однажды удалось рассмотреть какие-нибудь трущобы или мрачную очередь за едой. Но за всей этой экзотикой теряется главное: рядом с Россией существует законсервированный островок самого дикого сталинизма, каждая минута существования которого приносит боль и страдания ни в чем не виноватым корейцам, обреченным жить в этом аду. О том, что этот ад иногда захлестывает российскую территорию, писали давно: где-то в Приморье еще с советских времен корейцы работают на лесоповалах, зарабатывая валюту на ракеты и мрамор для Пхеньяна. Теперь этот лесоповал переехал на скандальный петербургский стадион, и это вообще-то жутко. В набор наших представлений об этом стадионе с его неудачным газоном, крышей, вице-губернатором Албиным и футболистами, отказывающимися там играть, никак не укладывается каэндээровский ГУЛАГ, но он там есть — в самом сердце путинской России. Кому было интересно, как обыватели на Западе реагировали на всякие слухи о гулаговских ужасах СССР — вот так, наверное, и реагировали, как мы реагируем на корейских рабов «Зенит-Арены». Примерно никак.
«Яндекс». Спустя две недели после решения о блокировке самых популярных российских сайтов на Украине — обыски в киевском офисе «Яндекса». СБУ проверяет компанию по делу о государственной измене, якобы «Яндекс» передавал в Россию персональные данные украинских пользователей, включая бойцов АТО.
Путь из точки А, в которой был европейский выбор, гражданское достоинство, ненависть к коррумпированной власти и что там еще, в точку Б, в которой наш сапог свят, в СБУ разберутся и если не нравится, идите в суд, Украина прошла очень быстро. И если кто-то (на самом деле много кто) в России не хотел этого замечать, то атака украинского государства на интернет-компании фактически закрывает эту тему: перед нами, наверное, идеальный случай государственной запретительной политики, оправдывать которую уже могут только люди, типажно схожие с нашим НОДом. О том, как плохо на Украине после революции, нам три года рассказывают государственные медиа. И это отвлекает от основной проблемы, которая к Украине вообще не имеет никакого отношения, это про Россию: если вдруг ей когда-нибудь повезет избавиться от нынешних государственных безобразий, как избежать вот этой украинской траектории, которая ведет в мрачный тупик новой полицейщины? Есть ли какой-нибудь секрет, волшебное слово, рецепт, или же заранее надо готовиться к тому, что на смену путинскому застою придет веселая эпоха «зрады» и «перемоги»? Пока ответа нет, нужно исходить из того, что Россию ничего хорошего не ждет никогда.
Митинги. Когда на проспекте Сахарова был первый митинг против собянинской так называемой реновации, самым спорным моментом была его заявленная аполитичность. Рассчитывая на содержательный диалог с властью, организаторы митинга взяли на себя обязательство не злить ее и не вести себя так, чтобы что-нибудь позволило власти отнестись к митингу как к проявлению обычной оппозиционной активности. На которую у власти, как правило, нет ответа кроме полицейской дубинки и еще, может быть, зеленки. Борьба организаторов того митинга за аполитичность была очень напряженной, были публичные ссоры между организаторами, изгнание с митинга Алексея Навального и традиционное свойственное многим ощущение, что не надо было идти навстречу власти — надо было жестко и прямо сказать ей все, потому что она понимает только язык силы.
Про язык силы, наверное, это правда, только второй — уже политический, организованный либеральными партиями — митинг против сноса домов в Москве никакой силы не показал. Он оказался еще более бледным, чем предыдущий аполитичный. Меньше людей, меньше внимания прессы, вообще все как будто бы уменьшенное и ухудшенное, как в каком-то гротескном кино.
Обычно в таких ситуациях остается какое-то повисшее «а вот если бы», а тут так удачно получилось, что сразу оба доступных варианта оказались продемонстрированы, и что мы видим? Мы видим классическое «оба хуже». Планы властей не удалось остановить ни аполитичным договороспособным людям, ни бескомпромиссным политическим лидерам. Когда в России начнется какой-нибудь новый ГУЛАГ, «аполитичные» и «политические», конечно, будут сидеть в соседних бараках, или даже в одном.
Вильнюсский форум. Впрочем, когда речь идет об оппозиционных активистах, важно понимать, что даже Навальный — фигура крайне умеренная. Настоящие бескомпромиссные оппозиционеры давно ничего не делают в Москве, а собираются за границей на форумы, посвященные тому, какой должна быть Россия после того, как в ней само собой все рухнет. Главный форум такого рода проводится в Вильнюсе, его идеолог — Гарри Каспаров. Российское телевидение традиционно охотно освещает эти мероприятия, потому что это лучшая агитация за сохранение путинских порядков — оппозиционеры, которые где-то за границей рассуждают о том, как они будут возвращать Украине Крым и строить новую Россию без участия российского электората, который, если дать ему волю, опять выберет кого-то не того.
Наверное, стоит научиться воспринимать политический процесс в России как единое целое; перед нами не конкуренция идей и программ, а какое-то общее дело, которое делают они все. Одни — прославляют своего Путина и готовятся к его триумфальному переизбранию на очередной срок, другие — митингуют на специально огороженных площадках в Москве, третьи — из своего Вильнюса обращаются к Западу, требуя не снимать санкции. Все при деле и всем хорошо, никто никому не мешает, три шестеренки, связанные между собой, обеспечивают исправную работу механизма, и каждый в зависимости от темперамента и личных склонностей найдет себе место — кто-то в «Единой России», кто-то в ПАРНАСе, а кто-то в кругу Гарри Каспарова.
Рашкин. Жизнь системных политических партий — еще более тоскливая вещь, чем жизнь «настоящей» оппозиции, но мимо такой новости пройти трудно. Валерий Рашкин освобожден от обязанностей зампреда ЦК КПРФ, он остается в партийном руководстве, но вторым после Геннадия Зюганова лицом в этой партии больше не будет.
Совсем недавно Рашкин пытался инициировать парламентскую проверку расследования Алексея Навального о Дмитрии Медведеве, и партийное понижение выглядит как самое очевидное последствие такого демарша, в любом случае противоречащего всем принципам системности. Но трудно отделаться от ощущения, что падение Рашкина скорее связано с судьбой Вячеслава Володина: пока Володин был в Кремле, Рашкин был вторым человеком в КПРФ, теперь Володин понижен, понижен и Рашкин. В начале 90-х оба, Володин и Рашкин (а еще Вячеслав Мальцев, несбывшаяся надежда ПАРНАСа на последних выборах), были заместителями председателя городской думы в Саратове — понятно, что связь между ними никуда не делась вне зависимости от того, ссорились они или мирились.
Когда-то КПРФ инициировала импичменты, срывала назначения премьеров, чуть не победила на президентских выборах. Теперь единственный разговор, которого она заслуживает, — влияние перестановок в Кремле на перестановки в этой партии. Вещи, которые 20 лет назад казались исключительно важными, высушены теперь до состояния Валерия Рашкина. И тут уже трудно понять — а не было ли и 20 лет назад иллюзией могущество КПРФ, не была ли она и тогда подразделением кремлевской администрации, просто более значительным, чем теперь. Надежда — только на мемуары Зюганова, если он их когда-нибудь напишет.