Судьба режиссера
Александр НефедовКто правду несет, тому всех тяжелей, а свобода начинается с сомнения.
Бывший фронтовик Сергей Федорович Бондарчук в декабре 1956 года в газете «Правда» читает новый рассказ Михаила Шолохова «Судьба человека» — и понимает, что это просто необходимо снять. При всей патетике рассказ был новаторским, потому что задевал запретную тему: судьбы бывших заключенных концлагерей. При Сталине эти чудом выжившие люди несправедливо считались предателями. Бондарчук становится одержим постановкой: «Прочитал и потом, что бы ни делал, о чем бы ни думал, я видел лишь Андрея Соколова, его мальчонку, его жену, разлив Дона, войну, фашистский концлагерь. Снять этот фильм стало для меня больше, чем «творческим планом». Больше, чем мечтой. Это стало целью моей жизни».
Но с решением отдать фильм Бондарчуку не торопились: «Некоторые восприняли мое желание, как посягательство на самые основы профессии. Правда, мне никто не говорил: «Не пущать». Но и благословения я не получал». Какое там благословение. Его жена Ирина Скобцева вспоминала, как директор «Мосфильма» Пырьев выговаривал Бондарчуку: «Какого черта лезешь в нашу профессию? Тебе что, твоей мало?» Вообще взлет его вызывал не только восхищение, но и зависть, доходящую до неприязни и ненависти. А тут еще выяснилось, что и главную роль выскочка хочет сыграть сам…
Долго искали ребенка на роль мальчика. Были отсмотрены сто человек, никто не подходил. Своего «Ванюшку», 5-летнего Павлика Борискина, Бондарчук увидел на показе детского фильма среди зрителей. У Павлика были невероятно грустные глаза: он переживал личную драму — развод родителей. И надо сказать, что такую же точно драму переживала тогда Наташа, 7-летняя дочка Бондарчука…
Режиссерский дебют Бондарчука получил гран-при на Московском кинофестивале-1959 (статуэтку своему ученику вручал Сергей Герасимов), а также призы фестивалей в Чехословакии, Австралии, Южной Америке. «Судьба человека» не оставила равнодушным никого. Ирина Скобцева рассказывала, что после выхода картины в их подъезде собирались чумазые мальчишки и мамы с маленькими детьми: «Приходили и ждали… И всем им, потерявшим отцов, казалось, что придет Бондарчук и скажет: я твой отец».
Смертельный номер
В 1959 году советские зрители увидели голливудскую экранизацию романа Толстого «Война и мир»: Одри Хепберн в роли Наташи Ростовой, Генри Фонда — Пьер Безухов… Восторг! Но в ЦК КПСС приходит возмущенная петиция от деятелей культуры: как же это? Гордость русской литературы — и какие-то американцы?!
Было ясно: надо делать «своего» Толстого. Странно, что министр культуры Екатерина Фурцева предложила эту неподъемную работу новичку. Была и другая кандидатура — лауреат шести Сталинских премий Иван Пырьев, снимавший массово-зрелищные победоносные картины. Бондарчук же готовился к камерной экранизации чеховской повести «Степь» и стал отнекиваться: мол, не из тех я кругов, что могут понять жизнь аристократов. Но Фурцева настойчива: «Не спешите с отказом, Сергей Федорович. Ступайте домой, перечитайте роман — и тогда скажете мне об окончательном решении». А тут и Пырьев снял свою кандидатуру: весьма возможно, чтобы посмотреть на эпичный провал новичка.
Сценарист «Войны и мира» Василий Соловьев, тоже молодой фронтовик, писал, что взявшись с Сергеем за работу, первым делом они задумались: оставлять ли рассуждения о Боге в советском кино? «А зачем приступать к Толстому, — горячился Сергей, — если русскую веру выкидывать?» Писали сценарий по-своему. Вместо литературного — сразу режиссерский: диалоги, ремарки, замечания для оператора. «Если фильм целиком не сложился в моем воображении, снимать не смогу», — говорил Бондарчук. В итоге все стены его кабинета были завешаны длинными цветными полосами, где был расписан каждый эпизод фильма.
Гусары и режиссер. На съемках фильма «Война и мир» (LIFE)
Правда, Бондарчук вошел в конфронтацию со всеми, кого ставили «сверху»: от него ушла группа обласканных наградами кинооператоров; он отверг 150 роскошных эскизов художника Куманькова, делавшего «Садко» и «Илью Муромца»; отказался от услуг Шостаковича, Свиридова и Хачатуряна. Оператора взял молодого: «Война и мир» — только вторая картина Анатолия Петрицкого. Художниками выбрал малоизвестный тандем Михаила Богданова и Геннадия Мясникова. Музыку писал студент консерватории Вячеслав Овчинников. Одну из главных ролей, Пьера Безухова, режиссер играл сам: не смог найти никого подходящего.
Бондарчук непременно хотел, чтобы все выглядело максимально натурально, без «фанеры», поэтому помощники без устали ищут платья, люстры, тарелки, стулья. Фильму помогают все музеи страны, и не только музеи. Когда снимали дуэль Пьера, на съемки пришли старые ленинградцы с чемоданчиком, где лежали два дуэльных пистолета. «Возьмите, — сказали. — Они сохранились у нас дома, это все настоящее».
Настоящими были и бал, и битва. Грандиозные съемки Бородинского сражения из-за своих масштабов вошли в Книгу рекордов Гиннесса. 15 000 статистов, конница! Для съемок «Войны и мира» даже создан отдельный кавалерийский кинополк в 1000 сабель. Сегодня такое не снимут никогда — проще нарисовать.
Но картина Бондарчука поражала не только размахом массовки. Вместе с оператором они на ходу придумывали невиданные новаторские приемы, например, панорамную съемку на подвесном тросе. Камера летела прямо сквозь огонь! «Мы эту сцену показали англичанам, и помню, они очень удивлялись, — рассказывал Петрицкий. — Они не могли понять: как это снято? Вертолет ведь не мог через огонь лететь, а там было ощущение полета, и очень низко над землей».
Еще один эксперимент — взять не обычную пленку 35 мм, а 70-миллиметровую (и, кстати, чтобы показать «Войну и мир» во всей красе, кинотеатры впервые оборудовали широкоформатными экранами и стереозвуком). Но именно пленка больше всего попортила крови режиссеру. Эту пленку Бондарчук называл «своим злейшим врагом, врагом №1». Шосткинская «Свема» имела 22 (!) вида брака. Киновед Сергей Лаврентьев говорил: «Представьте себе: играть одну из главных ролей, режиссировать гигантскую массовку... Ты снимаешь атаку конницы, тысячи человек по экрану скачут. Отдаешь в лабораторию, а наутро говорят: «Брак!» И все надо снимать заново».
Ирина Скобцева с ужасом вспоминала: «Вот тут Сергей Федорович впадал в истерику: глаза сухие, а внутри все клокочет, и, казалось, он просто разорвется от горя».
Во время одной такой съемки Бондарчук… упал замертво. Врачи едва спасли его, зафиксировав клиническую смерть: сердце не билось целых 4 минуты. Очнулся в больнице, и первое, что сказал жене: «Теперь я знаю, как снимать смерть Андрея. Он уходит не в темноту, понимаешь? А в свет».
На премьеру советской кинокартины Guerre et Paix («Война и мир») в Париже пришел сам президент Франции. Бондарчука пригласили к нему в ложу, и президент сказал: «Месье Бондарчук, я глубоко сожалею о событиях 1812 года как француз, но хочу поздравить вас с потрясающим фильмом». Да, это был настоящий триумф. Советскую эпопею показали в 117 странах, 148 млн рублей принесла она в бюджет страны.
В 1969 году американская киноакадемия впервые в истории присудила русской игровой картине «Оскара» («за лучший фильм на иностранном языке»), а также «Золотой глобус» и Премию Национального совета кинокритиков США. Мистер Бондарчук опередил тогда Милоша Формана и Франсуа Трюффо, достойные конкуренты. Но это была «победа любой ценой». За 6 лет работы над фильмом, пережив не только клиническую смерть, но и инфаркт, Сергей Бондарчук совершенно поседел.