«Несчастный Гесс». Как академик Сахаров защищал «нациста № 2»
«Советская пресса ответила нападками», — сетовал Сахаров.
Изучая архивы диссидентского движения, регулярно наталкиваешься на если не симпатии, то сочувствие со стороны знаменитых правозащитников к коллаборационистам и нацистским преступникам.
Трижды Герой Соцтруда, а затем лауреат Нобелевской премии мира Андрей Дмитриевич Сахаров попадал в сомнительные истории неоднократно. Тут и драка с сотрудниками правоохранительных органов на процессе по делу Мустафы Джемилева — в будущем организатора блокады Крыма и куратора боевиков, а тогда еще просто молодого антисоветчика. Тут и выступления в защиту террористов, в январе 1977 года устроивших взрывы в Москве. Сахаров в беседе с иностранными журналистами заявил, что случившееся могло быть «провокацией КГБ» — согласитесь, знакомая риторика?
Ну и, разумеется, высказывания Сахарова о том, что «во время войны в Афганистане с советских вертолётов расстреливали советских солдат, попавших в окружение, чтобы те не могли сдаться в плен». Академик, когда его спросили, откуда он это взял, сослался на зарубежное радио и так и не извинился за то, что сейчас назвали бы фейком.
«Судьба не может не потрясать»
Но было в жизни Андрея Дмитриевича и кое-что покруче — выступление в защиту «нациста № 2» Рудольфа Гесса.
В 1975 году, незадолго до присуждения ему Нобелевской премии мира, Сахаров выпускает работу «О стране и мире», в которой сетует на нетерпимость в СССР к инакомыслящим. Ну, то, что академик сходу заявляет число жертв ГУЛАГа в 20 миллионов, удивлять не должно — жонглировать взятыми с потолка данными о жертвах репрессий в либеральных кругах всегда считалось нормой.
Но дальше у него начинается самое интересное: «Очень трагична судьба людей, осужденных на 25 лет заключения до принятия в 1958 году нового законодательства, устанавливающего максимальный срок заключения в 15 лет. Обычно любой закон, смягчающий участь осужденных, имеет обратную силу. Но по специальному решению Верховного Совета СССР (ни у одного из депутатов рука не дрогнула) эти люди до сих пор в лагерях... Я, как и большинство читателей этих строк, никого из них никогда не видел в глаза; но судьба, напоминающая о судьбе узников средневековых тюрем, а в наши дни — несчастного Гесса, — не может не потрясать. Я пишу о Гессе, зная о его соучастии в создании преступной системы нацизма, но пожизненное заключение почти эквивалентно смертной казни, которую я отрицаю принципиально, безотносительно к тяжести совершенных преступлений».
«Я счастлив сознанием, что выполнил свой долг в качестве национал-социалиста»
Перечисление Сахаровым тех, кто сидел в СССР длинные сроки, опустим — просто потому, что не про них речь. Каждый желающий может ознакомиться с полным текстом Андрея Дмитриевича, а потом удостовериться, кого он защищал.
Но вот «несчастный Гесс» — это было перебором не только для советской, но и для западной аудитории.
Рудольф Гесс — заместитель фюрера и рейхсминистр — был одним из идеологов и создателей Третьего Рейха. Убежденный антисемит, он продвигал Нюрнбергские расовые законы, поддерживая преследование евреев в любых формах.
В мае 1941 года Гесс совершил перелет в Британию, собираясь добиться сепаратного мира. В Рейхе его объявили умалишенным, а в Британии — военнопленным.
В 1945 году Гесс был передан в руки Нюрнбергского трибунала и в своем последнем слове сказал: «Судьба дала мне возможность трудиться многие годы под руководством величайшего из сыновей Германии за всю её тысячелетнюю историю... Я счастлив сознанием, что выполнил свой долг в качестве национал-социалиста, в качестве верного последователя фюрера. Я ни о чём не сожалею».
Тот факт, что самые кровавые годы нацизма Гесс провел в английском заключении, помог избежать ему виселицы, на которой настаивал член трибунала от СССР Иона Никитченко.
«Я уже не хотел выкидывать написанное»
В итоге Гесс был приговорен к пожизненному заключению, которое отбывал в берлинской тюрьме Шпандау. Начиная с 1966 года, заместитель Гитлера был единственным заключенным тюрьмы.
Понятно, что студент физмата МГУ Сахаров, эвакуированный в 1941 в Ашхабад, всех ужасов войны и оккупации на своих плечах не ощутил. Но, рассуждая, о «невинных» узниках советских тюрем, приплетать сюда одного из идеологов и практиков нацизма — это надо было постараться.
Больше того, фраза про роль Гесса как «соучастника создания преступной системы нацизма» изначально вообще отсутствовала. Дополнение пришлось писать, потому что на дыбы встали коллеги-диссиденты, посчитавшие, что Сахаров их буквально «топит».
Вот что об этом вспоминал сам академик: «Фраза возникла более или менее случайно. Я писал в книге об осуждённых на 25 лет политзаключенных СССР и подумал о Рудольфе Гессе, судьба которого привлекает гораздо больше внимания; я знаю о кампаниях в его защиту. Я назвал его несчастным, и это, конечно, верно. После, когда рукопись уже была за рубежом, Вольпин и Чалидзе передали мне своё мнение, что Гесс и наши политзаключённые не должны стоять рядом. Но я уже не хотел выкидывать написанное и только сделал добавление (что я знаю о его роли в формировании преступного нацизма)».
«Советская пресса ответила нападками»
Говорят, что Александр Сергеевич Есенин-Вольпин, математик-диссидент, к тому времени осевший в США, описывал это «творчество» Сахарова в непечатных выражениях. Но, поскольку для Запада академик стал «знаменем» советского диссидентства, Вольпину пришлось спрятать мнение подальше, публикуя произведение Андрея Дмитриевича с пассажем про Гесса.
«Советская пресса ответила нападками», — сетовал Сахаров. Интересно, а чего он ожидал?
Академика просто заклинило — соратники просили его не упираться с нацистом, но он продолжал упорствовать: «Несчастный старик, нужно его освободить!»
Того же добивались в то время и немецкие неонацисты, для которых Гесс стал буквально иконой. Удивительная смычка антисоветского и «коричневого».
Такой, какой есть
Впрочем, на Западе тогда очень четко проводили границы «раскрутки» Сахарова — все, что касается критики СССР, принималось на «ура», а вот тему с Гессом предпочли просто убрать с глаз долой.
Последний узник Шпандау так и умер в тюрьме в 1987 году, причем добровольно. Его защитник с Нобелевской премией скончался тремя годами позже, так и не извинившись ни за одну из своих «историй».
Сам Сахаров всю жизнь говорил о том, что пытается добиться честности и правды. Так что и правду о нем его почитателям стоит принимать во всей полноте картины.