История №2 за 24 августа 2025
Эту историю я слышал много раз — от своего дяди-шахтера, человека уже преклонных лет, но с ясным, как осенний воздух, чувством юмора. Он рассказывал её к месту и без — всегда с одинаковой грустной улыбкой, будто вновь переживая ту самую потерю.
Было это в те времена, когда троллейбусы ещё звенели, пахли махоркой и надеждой, а слово «дефицит» знали все, но говорили о нём с особым уважением. Дядя мой, тогда ещё не седой, а лишь начинавший сереть (как говорится, "соль с перцем"), собрался в поликлинику на Деменева — сдавать анализ. Не к спеху, дело житейское: пять остановок на "четырнадцатом" — и ты на месте.
Главный герой предстоящего действа — образец мочи — был, по тогдашней привычке, бережно помещён в плоскую бутылку из-под коньяка «Наири». Удобно, практично, карман пиджака принимал её как родную.
Троллейбус был битком набит. Тёплый, дышащий людьми и терпением. Дядя пристроился у окна, думая о своём. Он даже не заметил момента кражи — лишь на подходе к поликлинике рука его привычно потянулась к карману и повисла в воздухе. Бутылки не было.
Первой реакцией была досада: ведь теперь всё придётся начинать заново. Но потом… потом его осенило. Он замер на тротуаре, представив себе вора — наверняка опытного карманника, ловкого, с быстрыми руками и нетерпеливой душой.
И вот он, счастливчик, отходит в сторонку, в тихий дворовый закоулок. Достаёт трофей. Блеск стекла, узнаваемая форма… Он уже чувствует тот самый, благородный аромат, который обещает минуту забвения. Он откручивает пробку, закидывает голову…
И тут — момент истины.
Остаток жизни мой дядя прожил с одной неразрешимой тоской. Он не жалел о потерянном времени, не злился на вора. Нет. Его печалила невозможность присутствовать при той самой дегустации. Он до мельчайших деталей представлял себе это: изумление, недоумение, может быть, даже гнев того человека. Возглас? Молчаливое потрясение? Попытка понять — то ли это шутка, то ли коньяк столь изыскан, что его вкус недоступен простому смертному?
Эта сцена, разыгравшаяся где-то в переулках "Шанхая" или Чуртана, стала для него самым дорогим, самым трагикомичным и самым неуловимым спектаклем, на котором он никогда не был.
Он ушёл из жизни, так и не узнав, что же ощутил на языке тот безымянный вор. Но я уверен: где-то там, в ином мире, они обязательно встретятся. И мой дядя первым делом спросит: «Ну как? Понравилось?»