Степаниха (как живёт бабушка из видео Варламова про Борзю)
«Я очень многое в жизни пережила и почему-то ещё живу»
Восьмидесятиоднолетнюю Любовь Сергеевну Степанову показал в своём видео блогер Илья Варламов. Мельком. Она в платочке, сидя на вкопанной в землю шине, в трёх предложениях описала Варламову свою нелёгкую жизнь. Похоронила четверых детей и мужа. Сейчас живёт в деревне в 30 километрах от Борзи, где нет даже магазина. Вынуждена ездить в город на маршрутке, чтобы купить хлеб и другие продукты. Но тогда в этом описании не было какого-то отчаяния, неизбежного уныния. Она и нас у себя дома встретила с улыбкой, а от пакетов с продуктами отказывалась до последнего: «Как же неудобно, я ведь пенсию получаю. Столько вам работы создала». А потом, когда мы уезжали, вышла на крыльцо, перекрестила нашу машину, а губы складывались в «спасибо, спасибо, спасибо».
Видно было, что Любовь Сергеевна нас ждала. В ушах серёжки, на пальце колечко, поверх халата кофточка с вышивкой. На печке кипящий чайник. Она живёт в небольшом домике в селе Ключевское Борзинского района.
В 80-е годы в селе жили более 600 человек. Сейчас осталось чуть больше 150. Раньше в селе была школа, детский сад, дом культуры, работал колхоз, в котором и трудились большинство жителей села. Не осталось даже магазина. Жители села занимаются сельским хозяйством. Держат скот. Продают в Борзе творог, молоко, деревенскую сметану. Ту, в которой ложка стоит. По словам главы села Веры Васильевны Путилиной, на жизнь никто не жалуется. «Мы же тут близко от Борзи. Нормально живём. У нас и фельдшерско-акушерский пункт есть. В далёких сёлах, конечно, тяжелее», — говорит она.
Не чувствует своей какой-то ущемлённости и Любовь Сергеевна. Два раза в неделю на маршрутке она ездит в город. Рассказывает, что ежедневно в Борзю возят частники: «Но у них дорого. Туда-обратно 200 рублей. А на маршрутке — 50 рублей».
Но воспоминания о колхозе, добросовестной работе на зернотоке, когда хлеб сдавали государству, всё равно вызывают у неё грусть и сожаление.
Любовь Сергеевна родилась в 1937 году в Борзе. Про себя так и говорит: «Я же борзинская». Воспитывала её бабушка. Мама в военные годы работала в пожарной части. При тушении пожара на неё упало бревно. Умерла.
«Кое-как похоронили. Мы трое. Бабушка, я и извозчик, который дал лошадь увезти гроб», — рассказывает Любовь Сергеевна.
Про войну вспоминать не хочет: «Ой, девочки, многое пережила моя бабушка. На мясокомбинате по отвалу ходили, карточная система была. В очереди с 6.00 стояли за хлебушком, 500 граммов получали на двоих. Мне 5–6 лет было. Не буду вспоминать. Я очень многое в жизни пережила и почему-то ещё живу».
В Борзе Любовь Сергеевна вышла замуж. Муж по профессии был киномехаником, а по призванию и трактористом, и столяром. Тогда в деревнях создавали колхозы и для работы в них нанимали так называемых переселенцев. Люди из других городов, порой очень далёких, приезжали, приживались, трудились, оставались. Так молодая семья, вместе с бабушкой Любови Сергеевны, и оказалась в Ключевском. Сюда переезжали и украинцы, и татары. Живут до сих пор.
Семья получила дом. Вернее сруб. Сами всё доделывали. До сих пор домик смотрится аккуратно. Резной забор, цветные ставенки. Правда, ворота уже повело от времени, и добросовестная мужская рука здесь, конечно бы, пригодилась.
В этом доме они и жили. Восемь человек. Пятеро ребятишек и трое взрослых. В этом доме Любовь Сергеевна уже 13 лет живёт одна. Здесь она нас и принимала. Кажется, что для восьмерых тесно. Небольшая кухонька со столом и сервантом. За печью кровать, стенка, на ней старые фотографии. «Это старший сын — Мишка. Это младший — Алёшка. Но его уже нет. Это мы с мужем вместе в каком-то там году. Не помню уже в каком».
По дому хозяином ходит и мурлычет чёрный кот Тимка. Прыгает к своей хозяйке на руки, трётся, чтобы погладила. Телевизор прикрыт вафельным полотенчиком, вокруг него множество горшочных цветов. Как будто маленькая оранжерея. Любовь Сергеевна отмахивается, разве это много. Снимает салфетку со старинной ножной швейной машинки. Рассказывает, что ещё в Борзе успела поработать в военном ателье. Не просто. Получила квалификацию — мастер военных шинелей. Потом в Ключевском обшивала цветастыми платьями местных деревенских девчонок. Но уже давно не шьёт.
«В Ключевском я работала на зернотоке. Мы по 100 тысяч тонн хлеба сдавали государству. Сейчас таких урожаев и близко нет. Говорю вам, и как будто не верится. Ведь так и было. Конечно, мне жаль, что ничего не осталось. Но уже, видимо, отболело. Пережила», — говорит она.
Не отболело, да и не может отболеть другое — смерть четверых детей.
«У меня ведь и доченька была. Тоже похоронила. И трое сыновей. Все по-разному. Кто-то болел, кто-то в аварию попал. И бабушка здесь у меня похоронена и муж. Мои могилы. И сама в эту землю лягу», — говорит Любовь Сергеевна.
Лезть в эту боль за какими-то подробностями незачем. Мы уедем через полчаса, а она останется одна в этом доме, по которому бегали её пятеро ребятишек.
Бодрится: «Ко мне каждую неделю приезжает старший сын. Говорит, мамка, поехали со мной. Будешь у нас жить. Он в Шерловой. Я отказываюсь. Пока ноги ходют, шевелюсь, буду здесь. А если откажут, то тогда уже подумаю. Старший сын уже сам пенсионер. Он у меня 1956 года рождения. Семья. Что я буду им мешаться».
И эта жизнь в одиночку, как будто и прибавляет ей силы. Молодит. Не даёт расслабиться. Удивляется нашим городским вопросам.
«Конечно, печку сама топлю. А кто же? Дрова покупаю. Порой и в летний дождливый день подбросишь пару дровишек, — и такой кайф», — улыбается она.
«Но разве это хозяйство — куры и гуси. Хотя свои яички по 100 рублей десяток продаю. Раньше-то у меня и корова была, и свинью держали. Своё мясо и сало. Сейчас тоже иногда думаю, может поросёнка завести?» — то ли шутит она, то ли нет.
«Огород, да, сажаю. Огурцы и помидоры. Картошку обязательно. Лук зелёный сам растёт за ним никакого уходу не надо», — говорит она.
И продолжает удивлять дальше. Напротив кухоньки в доме за шторкой ещё одна комната, а в ней сделана скважина. Прямо в доме. Любовь Сергеевна сама качает из неё воду. Хвалит, что чистейшая. Даже соседи приходят в летний зной за ковшом.
«Ой, засмеют меня. Скажут, чтоСтепаниха и воду им свою показала. Совсем с ума сошла», — хохочет Любовь Сергеевна.
Провожает нас нехотя. Как будто хочет, чтобы ещё посидели, поговорили, посмеялись. Не устаёт благодарить за привезённые продукты. Говорит, что надолго хватит, но «вы, конечно, зря в такую даль ехали».
«Государство пенсию платит и хорошо. Сейчас же всё можно купить. Никакого дефицита как раньше. А что я здесь не куплю, то в Китай поеду и там куплю. У меня заграничный паспорт есть. У меня же отец китаец был. Но я не знаю, кто он, и никогда не искала. А может, поэтому туда порой и тянет», — говорит 81-летняя бабушка.
Выходит вместе с нами на крыльцо в одной кофточке. Нескончаемый ледяной ветер треплет всё в округе.
«Я привычная. За меня не переживайте. А вы в такой холод ехали, девочки. Летом приезжайте. Речка, правда, у нас здесь негодная, но есть озеро. Можно и за земляникой сходить», — приглашает Любовь Сергеевна.
Машет вслед нашей машине. Крестит. Остаётся в своей, кажущейся нам тяжёлой и непростой, жизни.
Но понимаешь, если перевезти её в город, в квартиру с ванной и другими удобствами, то она здесь потеряется. Погрузится в неизбежные болячки и прочие немощи. Потому что счастье её не измеряется горячими батареями и текущей из крана водой, не говоря уже о стиральных машинах-автомат. Там, в Ключевском, это всё бытовое благополучие кажется таким условным и неважным. А бросить родные могилы и уехать за мнимыми удобствами в город, как будто потерять себя. Во всяком случае для неё, для 81-летней Любови Сергеевны Степановой, бабушке, случайно попавшей в видео Варламова и неслучайно показавшей нам мир других ценностей.