«Когда папа умер, у него под подушкой нашли хлеб. Он хранил его для меня»: Лариса Лужина рассказала, как выживали в блокаду
В России готовятся вспоминать одну из самых важных дат в истории Великой Отечественной войны
Почти 900 дней и ночей. Мерзлый невский лед и бесконечные воздушные атаки. 27 января исполнится ровно 80 лет с момента полного снятия блокады Ленинграда. Помнит это страшное время и народная артистка РСФСР Лариса Лужина. Когда на город падали бомбы, они с сестренкой прятались под кроватью, а звук метронома звучит в ее голове и сейчас. Быстрый стук означал тревогу! Медленный — отбой.
— Лариса Ивановна, доброе утро! Расскажите, как вы встретите этот день? Соберетесь с родными? Или пойдете в храм?
— А вы знаете, 27-го числа я как раз буду в Ленинграде, куда меня пригласили участвовать в памятных мероприятиях.
Приглашали и в Москве, но я немножко приболела. А дома — нет, мы обычно не отмечаем. Да и не с кем: мама уже умерла. Папы и сестры не стало еще в блокаду. Ну если только с сыном.
— Говорят, нет такого города, который пережил столько страданий, как Ленинград. А сколько вам тогда было?
— В то время я была совсем маленькая. Ну как маленькая? Два — три с половиной года. И конечно, я не все помню. Но чего мне никогда не забыть — это звук метронома, который так и стоит в моей голове.
Тук-тук. Тук-тук. Он возникает до сих пор! И — звук воздушной тревоги, когда кричит сирена.
А еще мама часто рассказывала такую историю... Уходя на работу, она всегда говорила моей сестре: «Люсенька, если начнется бомбежка, хватай Лару и беги в ближайшее убежище!»
Но Люся и сама так боялась этих звуков, что, услышав тревогу, хватала меня за руку и вместе со мной залезала под кровать.
Слава Богу, в наш дом не попадало. Но когда мама заканчивала смену (она трудилась на «Красном треугольнике») и бежала нас искать, в укрытии нас не было. Нас находили дома. Забившимися в уголочек.
— Я даже не представляю, как вам было страшно!
— Люся была старше меня всего на три года, и умерла, когда ей было лет шесть.
А еще помню мамин рассказ, как ей приходилось варить кожаные ремни. Папа был штурманом дальнего плавания и носил морскую форму. И вот из этих ремней нам делали бульончик, у которого был хоть какой-то мясной запах.
То же самое с обоями. Их же клеили на муке! Поэтому жители Ленинграда сдирали их со стен и переваривали. Это помогало обмануть желудок.
Ну а бабушку убило осколком.
Они с мамой шли за дровами, и вдруг воздушная тревога. Бабушка успела крикнуть: «Ложись!» Но когда все закончилось, мама встала, а она уже нет. Вот такие у меня воспоминания о блокадном Ленинграде!
— А где ее похоронили?
— Честно говоря, я даже не знаю. Вот папу я нашла. Он лежит в братской могиле на Пискаревском. А где она…
— Папа тоже умер в блокаду?
— Да. От истощения. Это было еще в 42-м. Он служил в ополчении и защищал форт «Серая лошадь» — это где-то под Кронштадтом. А после ранения был отправлен домой. Но так и не выкарабкался.
А когда его не стало, мама нашла у него под подушкой все кусочки хлеба, которыми она пыталась его кормить. Оказывается, он хранил их для меня!
27 января я обязательно приду к нему на могилу и принесу ему цветы.
И ему, и всем, кто лежит вместе с ним!
— Ваше главное пожелание детям войны?
— Здоровья! Потому что мы уже в преклонном возрасте, и спасибо Богу, что мы до него дожили. Вот мне уже 85, а ведь кому-то под 90!
Поэтому только здоровья! Каждый день просыпаться и видеть солнце!
Ну и любить окружающих. Любить своих родных, внуков, правнуков. Бережно относиться к тем, кто рядом. С вниманием, добротой и состраданием. Вот это — главное!
— Вы сказали, что вам почти 85. А по вам и не скажешь!
— Но все равно годы берут свое. Как говорят, паспорт не изменишь. Хорошо бы его потерять и получить заново. Но чтобы в нем был уже не 1939-й, а, предположим, 1959 год. Вот было бы здорово!