Космос для кайзера: космические полёты Второго рейха
Боязливые астрономы
Инопланетяне, межзвездная коммуникация и возможности полётов в космос, как ни странно, мало интересовали немецких астрономов конца XIX века. Ещё в 1822 году великий математик Карл Гаусс предлагал общаться с инопланетянами посредством системы зеркал, а мюнхенский астроном Франц фон Груйтуйзен заявил, что разглядел в одном из лунных кратеров целый город.
Но по мере ускорения прогресса астрономы всё больше дистанцировались от этих идей и делали упор на математике и наблюдениях за небесными телами. Понимание реальных масштабов Солнечной системы делало планы полёта в космос мало реалистичными, а развитие биологии указало на сложность и неповторимость земных условий для возникновения жизни. В 1870-е годы школьные учебники по астрономии стали впервые выходить большим тиражом, и тогда же профессиональные учёные и педагоги столкнулись с неожиданными конкурентами. Образованной публике было скучно читать про движения планет — она зачитывалась "С Земли на Луну" Жюля Верна и авантюрным романом Грега Перси "По Зодиаку", герой которого (инженер) попадает к марсианам с помощью антигравитационного двигателя.
Тогда астрономы тоже решили пойти в народ: в 1889 году, под покровительством частного общества любителей науки о звёздах "Урания", в Берлине начали показывать шоу "С Земли на Луну". В сопровождении лекции посетителям показывали яркие картинки, иллюстрирующие путешествие из деревни под Берлином к морям и горам Луны.
Этот научный театр, прообраз проекционного планетария, имел успех во всех европейских столицах. Основатель "Урании", Макс Вильгельм Майер, наставительно подчёркивал: "Мы можем отправиться на Луну и вернуться назад исключительно в воображении. Но мы увидим, что наш разум, если не допускать к нему смехотворные фантазии, послужит надёжным проводником по межзвёздному пространству".
Другие популяризаторы науки были не прочь открыть ворота непознанному. Так, Фридрих Густав Людвиг Гресслер, автор известного учебника "Земля и небо", писал о благотворности фантастики, позволяющей перенести школьника в любой уголок Вселенной. Допускал он и наличие далёких от земных форм жизни на лунах, планетах и звёздах. Например, обитатели Солнца "принадлежат к высшему, или четвертому царству живой природы, у них шесть или больше чувств, но с людьми их роднит Божья искра". Такой религиозно-философский подход к астрономии, по мнению Гресслера, укрепляет волю и дух школьника. Рассуждения о технических средствах освоения космоса астрономы считали бессмысленными фантазиями.
Инженеры-фантазёры
А что же инженеры? Ракетная техника, как ни странно, до 1920-х годов не воспринималась энтузиастами освоения космоса всерьёз. Ракеты считали слишком шумными, неуклюжими и неточными — в отличие от величавых, лёгких и парящих в воздухе дирижаблей. Ракеты считались делом фейерверков и спасателей, и даже популярные в начале века ракеты Конгрива не выдержали конкуренции с более точными и скорострельными казнозарядными пушками. Да и другие летательные аппараты долгое время воспринимались крайне скептически: так, когда прусское военное министерство отказалось финансировать дирижабли графа фон Цеппелина, офицер написал на проекте всего два слова — "Жюль Верн".
Космические полёты в Германской империи только один раз обсуждались публично, на уровне конкретного проекта. Разработал его инженер-любитель Герман Гансвиндт, изобретатель коммерчески успешных велосипедов и фантастических летательных аппаратов. Он пытался заработать денег на свои устройства чтением развлекательных лекций с музыкальными номерами.
27 мая 1891 года в Берлинской филармонии Гасвиндт, обругав противников прогресса (например, Наполеона, отвергшего идею парохода), рассказал о своем проекте межпланетных путешествий. Его корабль работал по принципам реактивного движения: в верхнем цилиндре в стальную взрывную камеру подаются стальные гильзы с динамитом. От взрыва часть гильзы ударяла в "потолок" камеры и передавала ей кинетическую энергию. Во втором, нижнем, цилиндре размещалась гондола для двух пассажиров. До выхода на орбиту космический корабль должны были поднять в воздух вспомогательные аппараты.
В развлекательном журнал Deutsche Illustrirte Familien- und Moden-Zeitung об изобретении отозвались с полным восторгом. "Системы жизнеобеспечения в гондоле не более сложны, чем в подводной лодке… Гасвиндт рассчитал, что до Марса на его корабле можно долететь за 22 часа. И его теория опирается на физику, благодаря чему можно перейти к её технической реализации. Даже в Средние века Колумб доплыл до Америки — хотя его современники считали его безумцем".
Профессионалы же оценивали Гасвиндта скептически. Австрийский инженер Роман Гостковски, профессор львовской Политехники, назвал этот проект "несбыточной фантазией", заявив, что принцип реактивного движения не работает в космосе (что неверно). Его венский коллега Людвиг Лоос был уверен, что ни одно взрывчатое вещество не сможет создать достаточно силы, чтобы "вытолкать" корабль в космос.
На самом деле к использованию реактивной отдачи для космических полётов в Германии могли бы отнестись более серьезно, если бы не репутация Гасвиндта. В отличие от университетских профессоров, он работал "на публику", создавая сенсации. Это оказалось палкой о двух концах: сначала инженер-самоучка привлёк благосклонное внимание публики и прессы, но отсутствие конкретных результатов вызвало разочарование. В 1902 году бдительные власти Пруссии обвинили его в мошенничестве (за показ неудачной модели геликоптера). Хотя Гасвиндта оправдали, его слава закончилась, а с ней и средства: газеты больше не соглашались печатать анонсы его лекций-презентаций.
Фантасты-империалисты
Главными покорителями космоса в высокотехнологичной кайзеровской Германии стали фантасты, свободные от диктата учёных. Первым классиком жанра стал учитель математики из Готы Курд Лассвиц — благодаря роману Auf zwei Planeten (вышел в один год с "Войной миров" Уэллса, в 1897 году). Трое немецких аэронавтов на Северном полюсе натыкаются на марсианскую станцию. Вскоре более продвинутые технологически и морально марсиане пытаются установить протекторат над Землёй, но агрессивные державы, прежде всего Англия, сопротивляются им, одновременно воюя друг с другом. После серьёзных разрушений цивилизованные инопланетяне всё же подчиняют Землю, но уходят через несколько лет, когда люди успешно освоили их технологии.
В романе Лассвица примечательно, как обыгрываются актуальные империалистические сюжеты — а также стыковка "последнего рубежа" неисследованной Земли (Северный полюс) с дальним космосом. Как и многие позднейшие фантасты, Лассвиц сделал Марс полигоном для технологий будущего — солнечных батарей, антигравитационного поля, космических станций.
В 1900-е годы философские и утопические темы в фантастике были забыты, и на первый план вышли авантюрные истории, эксплуатирующие ту же тему инопланетного вторжения — вроде "Врагов из космоса" (Feinde im Weltall?, 1907) и "Марсианского шпиона" (Der Marsspion, 1908) Карла Грунерта. Одновременно начался расцвет популярных научно-технических журналов, где фантастика публиковалась на тех же страницах, что и рассказы инженеров о новых изобретениях. Будущее стало площадкой не для социальных утопий, а для обкатки технологических решений.
Характерны для этого тренда рассказы Ганса Доминика, ученика из гимназии Лассвица. В "Эксперименте" (Ein Experiment, 1913) немецкий инженер вступил в контакт с марсианами с помощью электрических волн, а в "Изобретении" (Eine Erfindung, 1902) некий профессор изобрёл антигравитационный двигатель и прицепил его к дирижаблю. Рассказы Доминика сопровождались подробными чертежами технических устройств будущего.
Дирижабли (цеппелины) появились в фантастике не случайно: в 1907–1908 годах они обрели феноменальный успех в Германии, считаясь более реальным инструментом покорения неба, чем аэропланы. Немецких фантастов интересовали уже не вторжения марсиан, а покорение космоса человеком — в самом ближайшем будущем. И само появление переоборудованных для космических полётов цеппелинов перекидывало мостик из настоящего в будущее.
Например, в дешёвой серии романов "Воздушный пират и его управляемый воздушный корабль" (Der Luftpirat und sein Lenkbares Luftschiff, публиковались анонимно в 1908–1912 годах) иллюстрации во всех подробностях показывают "межпланетный корабль" капитана Морса. Этот железный цеппелин был оснащён роскошной кабиной в стиле буржуазных интерьеров fin-de-siecle: кровать, письменный стол, книги, шкура медведя на полу, глобус и, наконец, — череп, символ не то смерти, не то медицинских исследований. Цеппелины отсылали не просто к современным технологиям: они выступали символом немецкого научного энтузиазма, национального единства и верности прогрессу.
Союз науки и фантастики
К началу Первой мировой войны астрономы Германии уже не относились к идеям космического полёта и инопланетного разума свысока, объявляя их ненаучными. Популярность и, главное, продаваемость этих тем заставила и учёных активно участвовать в дискуссиях на страницах журналов и газет. Однако астрономы безнадёжно проиграли битву за авторитет инженерам и фантастам.
Впрочем, эта тенденция не означала смерть или даже кризис науки. Напротив: космический полёт в кайзеровской Германии представлялся научно-техническим проектом, и смычка науки и технологий стала реальной задолго до строительства настоящих ракет и космических кораблей. Даже если авторы учебников и диссертаций были во всём не согласны с авторами фантастических романов и журнальных очерков, читатели этих текстов воспринимали их как элементы единой "астрокультуры". Вернер фон Браун, Герман Оберт и другие в следующем поколении "космических мечтателей", которое училось уже в вузах веймарской Германии в 1920-е годы и строило первые ракеты, с восторгом вспоминало научную фантастику времён своего детства — и высказанные именно тогда идеи полётов к другим мирам.