Исаакиевский собор преткновения
В пятницу, 13 января, Исаакиевский собор в Санкт-Петербурге закрылся раньше, чтобы избежать беспорядков во время проведения акции протеста против передачи собора в пользование РПЦ. Такое решение принял директор музея Николай Буров.
Споры вокруг собора только набирают обороты, и нам, наверное, ещё предстоит увидеть несколько актов противостояния городских властей, РПЦ и части петербургской общественности. Мы уже слышим слова о «расколе общества», о возможностях новых массовых протестов в Петербурге и т.п.
Этот текст о перспективах такого противостояния. Оценивайте его как попытку описать расстановку сил в начинающемся конфликте.
Но сначала нужно прокомментировать некоторые факты, которые широко разошлись по Интернету и распространяются людьми, вероятно, в Петербурге не проживающими, никогда в нём не бывавшими или бывавшими очень давно. А для нас – местных – они звучат немного дико.
Во-первых, кто-то регулярно возмущается, что из Исаакия убрали маятник Фуко. Вот, дескать, не успели передать – а уже просвещение несёт урон. Спешу вас расстроить: маятник и правда убрали, но 30 лет назад. Так что возмущение слегка запоздало.
Во-вторых, никакого «Музея атеизма» в Исаакиевском соборе давно нет. В советское время в Ленинграде был Музей истории религии и атеизма, который до 2000 года располагался в Казанском соборе – вплоть до передачи его РПЦ. С 1990 года он называет «Государственный музей истории религии», находится на Почтамтской улице и никакого отношения к Исаакиевскому собору не имеет.
Исаакиевский собор входит в музейный комплекс «Государственный музей-памятник «Исаакиевский собор»», куда также включены храм Спаса на крови (собор Воскресения Христова), Смольный собор и Сампсониевский собор. Всё вместе это иногда называют «Музей четырёх соборов». Правда, Смольный собор в 2015 году был окончательно передан РПЦ – и особенных протестов это не вызвало. Кстати, Сампсониевский собор на днях тоже передают церкви – вместе с уникальной коллекцией икон XVIII века.
В-третьих, службы в Исаакиевском соборе и правда идут. Но проходят они в отдельном приделе, и механика доступа верующих в собор устроена так, что скорее затрудняет проход, чем наоборот. Поэтому аргумент о небольшом количестве присутствующих на службах людей не вполне обоснован. Исаакий сейчас – всё-таки музей. Он ближе к дворцу, чем к храму и каким он был бы, если бы использовался как храм, если бы там горели свечи, шли службы, пел хор – мы с трудом можем себе представить.
Здесь можно провести аналогию с Казанским собором: сейчас, когда храм вернули церкви, его внутреннее пространство «заиграло», раскрылось. Любому посетителю – независимо от его убеждений – очевидно, что храм используется по назначению, согласно замыслу создателей, есть стилистическое единство. Находившийся же там до 2000 года музей в пространство храма вписаться не мог и вызывал ощущение чего-то чужеродного, музею было неудобно, а храма – не видно.
Поэтому, если говорить о драматургии разворачивающихся в соборе событий, возможно, полноценное использование храма именно в качестве храма станет более эффектным и привлекательным для туристов зрелищем, нежели сегодняшняя драматургия музея. В конце концов, для человека иных убеждений церковная служба – интересная и экзотичная ролевая игра, которую добровольцы на бесплатной для посетителя основе разыгрывают в оригинальной декорации. Взглянуть на такое может быть любопытно, особенно если это будет сопровождаться грамотным экскурсионным комментарием. Современные технологии позволяют совмещать церковные службы и туристические экскурсии так, чтобы верующие и туристы не мешали друг другу – при соблюдении необходимого минимума вежливости и терпимости.
А вот с вежливостью и терпимостью в разворачивающемся конфликте вокруг Исаакиевского собора могут быть проблемы – часть из них видна уже сейчас. Давайте внимательнее посмотрим на стороны конфликта и стратегии, которые они используют. При поверхностном наблюдении может сложиться впечатление, что в конфликте участвуют две группы: сторонники передачи собора в пользование РПЦ и её противники. На самом деле, вовлеченных в конфликт групп, как минимум, семь: три группы сторонников, три группы противников и одна, не входящая ни туда, ни туда.
Первая группа сторонников – региональные и федеральные структуры РПЦ. Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Варсонофий чаще всего упоминается в СМИ как инициатор передачи Исаакиевского собора церкви. С 2014 года – момента своего появления в Петербурге – он проявил себя как энергичный и даже агрессивный борец за церковную собственность и рост доходов церкви на подотчетных ему территориях. Публичных стратегий он, скорее, избегает, зато зарекомендовал себя как отличный специалист по GR.
Варсонофий умеет налаживать отношения с чиновниками и добиваться своего путём непубличных, теневых взаимодействий. В церковной иерархии он занимает более высокое место, чем предыдущий митрополит Владимир: помимо Санкт-Петербургской митрополии, Варсонофий – управляющий делами Московской Патриархии, постоянный член и секретарь Священного Синода. Всё это позволяет ему, в случае необходимости, подключать к решению своих задач и федеральные ресурсы, что мы и наблюдали в случае с Исаакиевским собором.
Вторая группа сторонников – администрация Санкт-Петербурга. Действующая администрация Санкт-Петербурга не скрывает своих симпатий к православию и РПЦ. Если администрация Валентины Матвиенко была в большей степени светской, то позиция Георгия Полтавченко и его подчинённых даёт основания полагать, что в конфликтной ситуации они не сохранят нейтралитет. И если в 2015 году городская администрация отказалась передать РПЦ собор, то сейчас – якобы после прямой устной просьбы патриарха Кирилла – согласилась. Объяснения по поводу причин изменения этой позиции звучат неопределённо – на состоявшейся 12 января пресс-конференции вице-губернатор Мокрецов от ответа на этот вопрос уклонился.
Так или иначе, но, судя по всему, первоначально петербургские чиновники рассчитывали решить вопрос как можно менее публично и включаться в медийное поле начинают только сейчас. Но и теперь у них наблюдаются проблемы с внятной и чёткой доходчивой аргументацией: почему собор нужно передавать, как это повлияет на существующий музей и что получит от этого город и горожане. Происходит путаница и в вопросе финансирования. С одной стороны, вице-губернатор Михаил Мокрецов говорит: «Исаакиевский собор передается РПЦ в безвозмездное пользование, его собственником остается город. Исходя из этого, мы обязаны будем нести расходы по содержанию Исаакиевского собора как объекта охраны в надлежащем состоянии».
С другой стороны, тот же Мокрецов утверждает: «Церковь будет нести расходы по текущему финансированию, выполнению неотложных реставрационных работ, коммунальных платежей, уборке снега и так далее. Это права, которые по договору возникают у церкви. Санкт-Петербург как собственник обязан нести расходы по сложным реставрационным работам с большими объемами, тратами и ответственностью».
А глава юридической службы Московской патриархии игумения Ксения (Чернега) говорит третье: «Что касается финансирования, то этот вопрос наиболее интересен. Если речь идет о поддержании в надлежащем состоянии самого здания, то это будет скорее всего осуществляться за счет субсидий, выделяемых в рамках той или иной программы. Поскольку это объект ЮНЕСКО, возможно, здесь городские субсидии должны быть задействованы. Я с полной уверенностью сказать не могу, но мне думается, что в рамках федеральной целевой программы "Культура России" финансируются памятники федерального значения, находящиеся в любых формах собственности. Например, если это городская собственность, но памятник имеет федеральное значение, можно и за счет федеральных субсидий его финансировать. Этот вопрос нужно дополнительно изучить».
Иными словами, дело тёмное и, возможно, вопрос о финансировании или ещё не решён, или решён таким образом, что говорить об этом прямо пока никто не хочет. Так или иначе, нечёткая информационная политика только создают дополнительное напряжение и без того в непростой ситуации. Вероятно, если РПЦ и администрация Петербурга смогут сформулировать и эффективно донести до горожан и общественности однозначную понятную версию событий, это уже снизить конфликтный потенциал ситуации и успокоит некоторых противников.
Третья группа сторонников – православная общественность, казаки и всевозможные активисты. В сложившейся ситуации они – наиболее активная и громкая группа сторонников передачи собора церкви. Они агрессивно подключаются к большинству обсуждений и обостряют большинство дискуссий. Их приём – ругань и навешивание ярлыков: говорят и о «проклятых совках», которых, наконец-то победили, и тут же – о «проклятых либералах», которые всегда против православия. Можно услышать и потрясающий аргумент о «не православный – значит не русский» и дальнейшее раскручивание национального вопроса (иногда – не без элементов антисемитизма). Если и стоит ждать обострений, провокаций и столкновений, то именно от них.
Что касается противников передачи собора, то это следующие группы.
Первая группа противников – действующая дирекция музея во главе со своим нынешним руководителем – Николаем Буровым. Буров – народный артист РФ, один из председателей Комитета по культуре в администрации Валентины Матвиенко, доверенное лицо Владимира Путина на выборах 2014 года. Музей «Исаакиевский собор» он возглавляет с 2008 года. По словам Бурова, на сегодняшний день в музее работает около 400 человек и их судьба в случае изменения статуса музея неизвестна.
Буров конфликтует с митрополитом Варсонофием довольно давно. Иногда этот конфликт протекал в кулуарах, иногда оборачивался резкими публичными заявлениями. Основной аргумент Бурова в текущем конфликте: передача музея церкви и переход к модели «музей при церкви, а не церковь при музее» приведёт к фактической гибели уникального музея, остановке научно-исследовательской и просветительской деятельности, ведущейся на его основе, к распаду трудового коллектива.
Правда, критики утверждают, что из заявленных 400 сотрудников значительная часть – работники реставрационных фирм, с которыми музей заключил договоры и ничто не помешает эти договоры перезаключить. Также в информационное поле активно вбрасываются намёки на финансовую нечистоплотность директора музея. Борьба за Исаакий в этом свете предстаёт как борьба за перераспределение финансовых потоков, контроль над которыми Буров, по этой версии, хочет сохранить.
Тем не менее, хотя Буров и ведёт активнейшую информационную политику, официальная должность не позволяет ему быть открытым организатором протестов. Напротив, он старается сохранить от них некоторую дистанцию. Также, судя по внешним признакам, конфликт Николая Бурова и администрации Санкт-Петербурга зашёл настолько далеко, что последняя отказывается даже комментировать слова и аргументы Бурова. Как стороны будут выходить из этого конфликта – не очень понятно, особенно если РПЦ совершит следующий шаг – начнет бороться за Спас на крови.
Вторая группа противников – городская интеллигенция и музейное сообщество. Часть городской интеллигенции, журналисты, научные и музейные работники активно включились в протесты. Именно в этой среде призыв «дать ответ обнаглевшим попам» встретил наиболее сильный отклик.
Так, президиум Творческого союза музейных работников Санкт-Петербурга и Ленинградской области уже выразил свою озабоченность сложившейся ситуацией и фактически признал аргументы Николая Бурова о существовании потенциальной угрозы музею. Президент союза – директор Эрмитажа Михаил Пиотровский, его авторитет и связи могут быть серьёзным подспорьем в этом конфликте.
Именно в среде городской интеллигенции вырастают инициативы по медийной и прочей поддержке. В момент, когда я писал этот текст, перед Исаакиевским собором готовился народный сход – его участниками стали в первую очередь представители перечисленных групп. Их сила – в способности вести информационные кампании, но в качестве уличных протестующих они до сих пор показывали себя не особенно хорошо.
Кроме того, именно здесь наблюдается некое раздвоение мотивации: на передний план выносится тема судьбы музея, городского бюджета, пользы для города и горожан. Сильным же фоновым сюжетом остаётся противостояние РПЦ. «Попы вконец оборзели» – примерно так здесь принято формулировать. И эта двойная тематизация несколько сбивает с толку, как будто тебе пытаются продать одно под видом другого: так всё-таки, речь идёт о борьбе за музей или против РПЦ?
Третья группа противников – оппозиционные политические партии и движения. Именно они попытались возглавить, усилить и организовать поднимающуюся волну протеста. Инициаторами стали Борис Вишневский («Яблоко»), Максим Резник («Партия Роста») и Алексей Ковалев («Справедливая Россия»). К ним присоединились движение Михаила Ходорковского «Открытая Россия», молодёжное движение «Весна» и ещё ряд городских активистов и инициативных групп.
У всех этих людей – свой интерес. Для них конфликт вокруг собора – способ увеличить политический капитал и пополнить число сторонников. Собственных людей у них почти нет, на улицу выводить некого, но можно сыграть на настроениях городской интеллигенции и выступить в качестве организаторов. До сих пор ни одна ставка на раскачивание протестных настроений у петербургской оппозиции не сыграла: даже две громкие темы – рост тарифов на проезд и скандалы вокруг «Зенит-Арены» вызвали протестный отклик, близкий к нулевому. Передача Исаакиевского собора РПЦ воспринимается ими как новый шанс.
Парадокс в том, что само включение оппозиции в конфликт вокруг Исаакия некоторым образом мобилизовал силы, которые в противном случае могли бы остаться в стороне. Например, петербургская «Единая Россия» при другом раскладе могла бы занять и более скептическую и гибкую позицию. Но разве могут «единороссы» выступать за то же самое, за что выступает оппозиция? Таким образом, оппозиционеры почти что силой вытолкнули ЕР в лагерь сторонников передачи собора. Так, спикер петербургского Законодательного Собрания Вячеслав Макаров уже заявляет, что призывы не передавать собор РПЦ – это разжигание религиозной розни, и мобилизует депутатов-единороссов на поддержку передачи собора.
Есть ли шансы у разворачивания протеста во что-то значимое? В истории современного Петербурга общественность добилась успеха только один раз – в ситуации с «Охта-центром» (он же «Газпром-сити»). Именно тогда удалось объединить силы оппозиционных политиков и городской интеллигенции, у конфликтующих групп получилось помириться и организовать единый фронт противостояния «Газпрому».
Получится ли нечто подобное с РПЦ? Не думаю. Все дело в разных «образах врага» и иной структуре момента. «Газпром» – крупная богатая госкорпорация. Мало того, что богатый в России по умолчанию не прав и всем должен, сама по себе инициатива «Газпрома» по строительству башни выглядела как барский каприз, терпеть который вынужден город.
К РПЦ в обществе отношение куда менее однозначное. Более того, пока у противников передачи так и не получилось создать понятный негативный образ будущего. Ну, хорошо, собор передадут – что в этом страшного? Вот конкретно? Пока все доводы звучат мутно, и довольно быстро начинаются разговоры в духе «мы против, просто потому что мы не любим РПЦ». Если превращать вопрос о соборе в референдум о доверии РПЦ – его не выиграть, это понятно уже сейчас.
Кроме того, если в ситуации вокруг «Охта-центра» у сторонников и противников строительства был, как минимум, паритет (при пассивности федеральных СМИ), то сейчас медийное поле кардинально изменилось. Городские СМИ, которые могли бы поддержать противников передачи, пришли или приходят в упадок, а война в соцсетях ни к чему не приведёт. Правда, у противников пока наблюдается некоторый перевес на федеральном уровне – но исключительно за счет личных симпатий журналистов и редакций: федеральный центр пока в игру не включился.
Вы спросите: а кто же та самая седьмая группа, не входящая ни в число сторонников, нив число противников?
Эта группа – все остальные горожане. Потому что пока никто, ни сторонники передачи Исаакиевского собора РПЦ, ни его противники не смогли вывести конфликт из плоскости разговора о доверии РПЦ в плоскость изменения жизни горожан. Что принципиально изменится для каждого петербуржца после передачи? Что станет лучше? Хуже? Что горожане потеряют? Что нового приобретут?
Вход в собор будет бесплатным. Это пока единственное, что понятно. Именно поэтому горожане в пушкинской традиции безмолвствуют. Вероятно, потому что чувствуют: этот конфликт хозяйствующих субъектов и передвижной цирк разыгрывается не для них.