«Квадратным стало все, что было на моем теле»
Ныне Дуэ известно главным образом как место проведения православных молодежных лагерей и иных мероприятий Южно-Сахалинской епархии Русской православной церкви. Однако же были и иные времена: много лет подряд в Дуэ ссылали каторжан, снабжавших углем флот. Именно их труд и жизнь и решил увековечить московские художники Илья Соколов и Артур Гультяев. И – отправились в Дуэ. Дуэ - это первое поселение Сахалина. То есть – место историческое. Именно поэтому администрация области решила воссоздать здесь историческую деревню. И начала расчистку земельного участка. Однако же, дойдя до здания бункера, решили его мало того, что сохранить на память, так еще и украсить его росписью на историческую тему. Предложение осуществить эту задумку поступило к двум московским художникам – Илье Соколову (darkuglyfate и Артуру Гультяеву (kashak.official , занимающимся росписями больших поверхностей уже 19 лет. «Это одна из самых дальних на моей памяти поездка, связанная с заказом на художественную роспись, а именно Москва-Южный Сахалин-Дуэ, Дуэ-Южно-Сахалинск –Москва, - рассказывает Илья Соколов. - Протяженность пути составила 17500 км. Квадратным стало все, что было на моем теле, когда я ехал на автовышке до поселка Дуэ. После перелета в Южно-Сахалинск (составил 8 часов) мы на следующее утро сразу же выехали в Дуэ (путь занял 11 часов)». К слову, этот же путь в прошлом веке проделал и Антон Чехов. И даже написал о Дуэ несколько строк: «…расщелина, в которой и находится Дуэ, бывшая столица сахалинской каторги. В первые минуты, когда въезжаешь на улицу, Дуэ дает впечатление небольшой старинной крепости: ровная и гладкая улица, точно плац для маршировки, белые чистенькие домики, полосатая будка, полосатые столбы; для полноты впечатления не хватает только барабанной дроби. В домиках живут начальник военной команды, смотритель дуйской тюрьмы, священник, офицеры и проч. Там, где короткая улица кончается, поперек её стоит серая деревянная церковь, которая загораживает от зрителя неофициальную часть порта; тут расщелина двоится в виде буквы «игрек», посылая от себя канавы направо и налево. В левой находится слободка, которая прежде называлась Жидовской, а в правой — всякие тюремные постройки и слободка без названия. В обеих, особенно в левой, тесно, грязно, не уютно; тут уже нет белых чистеньких домиков; избушки ветхие, без дворов, без зелени, без крылец, в беспорядке лепятся внизу у дороги, по склону горы и на самой горе. Участки усадебной земли, если только в Дуэ можно назвать её усадебной, очень малы: у четырёх хозяев в подворной описи показано ее только по 4 кв. саж. Тесно, яблоку упасть негде, но в этой тесноте и вони дуйский палач Толстых всё-таки нашел местечко и строит себе дом». Собственно, это описание вполне себе раскрывает задумку художника. На лицевой стороне бункера, служившего для загрузки угля на вагончики с гужевой тягой, он изобразил каторжанина с тележкой, наполненной грудой камней, смотрящего в сторону Татарского пролива. «Закрадывается мысль, - считает художник, - что почти ничего не изменилось в России. Вроде смотришь - все красиво аккуратно, а, когда залезаешь поглубже, вся суть и проявляется». Долго ли продержится это граффити, учитывая непростой местный климат?? «На наш с вами век хватит! – обещает Илья. – Ведь мы пользовались специализированной аэрозольной краской для художественной росписи, для которой местные условия вполне комфортны». Впрочем, сделал он и иные выводы – куда более оптимистичные: «Совсем не пожалел, что съездил, все таки природа у нас великолепная!» Останавливаться Илья не намерен. «И у меня, и у Артура огромное желание запечатлеть историю страны. Но на то, чтобы реализовывать его самостоятельно, нам не хватит ресурсов. Так что, надеюсь, найдутся меценаты, которые поддержат идею росписи серых безэмоциональных российских стен».