Народ, нация, население... Каким словом назвать граждан России

Будущее страны как минимум на предстоящие пять лет во многом зависит от того, кем считают себя граждане, живущие в России.

Сергей Баймухаметов Многосмысленные игры со словом и понятием «народ» – исключительно русская, российская, советская заморочка. Для всех прочих это просто люди, население: people, nation, folk. У нас же в это слово вкладывается еще и нечто духовно-державно-революционно-богоносное и в то же время снисходительное – «простой народ». Опять же - путаница началась с заимствования иностранных слов natio, nationality, nationalité, обозначающих государственную принадлежность – гражданство, подданство. Князь Петр Вяземский, русский поэт и публицист, предлагал переводить их как «народность». Но в России с годами «национальность» стала означать этническую принадлежность. А слово «народность» мгновенно подхватила литературная общественность, переиначила его смысл: «народностью» стали называть нечто близкое к широким массам («национальное»?), отраженное в стихах, прозе, драматургии. Естественно, были споры. Пушкин в 20-е годы отмечал: «С некоторых пор вошло у нас в обыкновение говорить о народности, требовать народности, жаловаться на отсутствие народности в произведениях литературы, но никто не думал определить, что разумеет он под словом народность». Приводя в пример Шекспира и Расина, которые писали о королях, принцах, рыцарях, спрашивал: значит ли это, что они лишены «достоинства большой народности»? Белинский ввел в широкий оборот фразу Гоголя: «Истинная народность состоит не в описании сарафана, но в самом духе народа». Русская классическая литература всегда изображала «маленького человека», народ - исключительно страдающей стороной, жертвой неправедного устройства жизни, неправедной власти. Безусловно, в этой художественной доминанте решающую роль сыграло извечное у русской интеллигенции чувство вины перед народом, усугубленное происхождением классиков - представителей крепостнического дворянства. К концу XIX века канон пошатнули, пусть и слегка, писатели-разночинцы. Они не делали из народа икону, поскольку сами вышли из него, и оценивали трезво. Некоторые называли народ почвой. Из которой мы все растем. Манифест «почвенников» сформулировал Достоевский: «Мы знаем теперь, что мы и не можем быть европейцами… Наша задача - создать себе новую форму, нашу собственную, родную, взятую из почвы нашей, взятую из народного духа и из народных начал». Речь шла о сближении верхов и низов. Идейном, духовном. Зато совершенно конкретными, в отличие от почвенников, были их современники, народники 60-х годов XIX века. Чтобы хоть малыми делами облегчить участь народа, они «пошли в народ». Это было святое движение, порожденное чувством вины, за то, что живут, не зная сохи. Вот и узнавали. Пахали и сеяли. Учили. Но народничество кончилось, потому что народ не понял их и не принял, все равно считал господами. Издевался над ними! В лучшем случае говорил: «ЧуднОй барин…» Это с одной стороны. С другой же стороны, народническую фразеологию подхватили болтуны и начетчики. Что с беспощадной точностью отобразил Чехов. Обратите внимание, у него все, кто проповедует «передовые взгляды», призывает к решительному исправлению существующих порядков: «Рабочий гнет спину и пухнет с голоду. Не ждать нужно, а бороться» - персонажи малосимпатичные. И Петя Трофимов из «Вишневого сада», и адвокат Кочевой или Полина Рассудина из романа «Три года», и герои многочисленных рассказов: «Пойдем вместе в деревню, дорогая, будем там работать! О, как это будет хорошо!» При этом, разумеется, ничего не делают. Но свое сытое безделье оправдывают тем, что это «знамение времени», а они - «люди шестидесятых годов». Некоторые современники упрекали Чехова в издевательстве над народническими идеями. И он вынужден был объясняться в письмах: «Я имел в виду тех глубокомысленных идиотов… которые, ничего не имея в голове… стараются казаться выше среднего уровня… для чего нацепляют на свой лоб ярлыки…. Шестидесятые годы - это святое время, и позволять глупым узурпировать его - значит опошлять его». С третьей стороны, разочарование в народе и хождении в народ обернулось страшным террором ишутинского «Ада» и желябовской «Народной воли». Причем их главной целью был (десять покушений!) не кто-нибудь, а Александр II – царь-Освободитель, который и избавил тот самый народ от крепостного рабства. В СССР 75 лет властвовал официальный, идеологический, демагогический культ народопоклонства. Разумеется, и в литературе, воспевающей «простого человека», «трудящегося». Помню, в начале 80-х на одном из пленумов союза писателей в автономной республике Поволжья местный прозаик, войдя в раж, пламенно возмущался с трибуны: «Почему мы говорим, что раньше народ был темный?! Народ всегда светел!» Конечно, не все литераторы так считали, но в то время они не могли сказать, что думают. Хотя были исключения. Мощный писатель-деревенщик Федор Абрамов в августе 1979 года напечатал в районной газете «Пинежская правда», Архангельская область, открытое письмо землякам из деревни Веркола - с нелицеприятными оценкам местных нравов и порядков. Письмо, с сокращениями, перепечатала «Правда»! Шум пошел по всей земле советской. Федор Абрамов получил десятки посланий с проклятиями, а веркольские мужики день и ночь разъезжали на грохочущих тракторах под окнами его дома. После распада СССР, после воцарения в Туркменистане диктатора Сапармурата Ниязова (12-метровая золотая статуя в центре Ашхабада!) туркменский классик Тиркиш Джумагельдыев в романе «Энергия страха или Голова желтого кота», напечатанном на русском языке в России в 2011 году (в Туркмении так и не издан) писал: «Народ представлял собой однородную податливую массу, готовую апатично принимать любую идеологию и любого вождя… Народ не хочет задаваться пустыми вопросами». И что есть «народ»? К примеру, предложу для начала формулировку: «Народ - это большинство населения, не имеющее власти и капиталов, зарабатывающее на жизнь не умственным и не творческим трудом». Так ведь тотчас вскинутся некоторые умственно-творческие: «А мы что, не народ?» Прекрасно понимая свое кокетство, позу. На самом деле, если всерьез назвать их «народом», - оскорбятся. Сделают вид, что оскорбились, и те, у кого власть и деньги. Хотя уж они-то точно считают, что народ – это массы, которые периодически ходят к избирательным урнам, дабы обеспечить им дальнейшую власть и дальнейшие деньги. В то же время всегда громко кричат, что они народ, плоть от плоти. Однако некоторые из них не удерживаются и потенциальных избирателей прямо называют «дерьмом» и «сбродом». Наконец, существует всеобщее представление, или миф, что за ним, народом, стоит некая правда. Точнее, он не то чтобы знает правду, а, сам того не ведая, является ее носителем. Ну прямо как в Конституции, по которой народ является носителем верховной власти. И все это вместе образует несусветный конгломерат, в котором мы и живем. Начиная с триады, которую придумал граф и царский министр Уваров: православие – самодержавие – народность. Кстати, ее сейчас пытаются выдать за основу новой (как будто была старая) национальной идеи (как будто она вообще существует в природе, национальная идея). И мало кто замечает разрушительное противоречие: хорошенькое триединство, если через семьдесят лет народ сверг самодержавие и разрушил православные церкви… Пришедшие к власти коммунисты запутали ситуацию окончательно. Заметьте, их партия, РКП-ВКП(б)-КПСС никогда не называлась народной, а лишь «выражала думы и чаяния народа». Потому как изначально партия была – рабочего класса. Потом уже допустили «трудовое крестьянство». Ну, и «прослойку» меж ними – интеллигенцию. А советские писатели-деревенщики, как бы в ответ на дискриминацию деревни, вольно или невольно склоняли общественную мысль к тому, что народ – это исключительно крестьяне. В начале 1970-х годов родилось официально-теоретическое понятие: «новая историческая общность – советский народ». На мой взгляд, точное во всех смыслах. В общем же народом, по коммунистической теории, могли называться только передовые трудящиеся массы. В зарубежных странах – только угнетаемая часть населения и прогрессивная интеллигенции. А у нас-то угнетенных не было! И приходилось мелким шрифтом, незаметненько так, в нечитаемых никем книгах признавать, что у нас народом является все население. Бедная коммунистическая наука! Весь этот бред, естественно, породил ответную реакцию - ироническую. Рано ушедший из жизни мой заветный друг, блестящий критик, литературовед, поэт Евгений Сергеев в 1980 году на одном из наших застолий изрек: «Народа нет - есть население!» Женькина максима была открыто полемична. Она в то время звучала как опровержение и коммунистической идеологемы, и интеллигентской аксиомы о некоем «народе». Женька доказывал, что он «народу» ничем не обязан, а вот «народ» всем, что имеет, обязан интеллигенции. Потому как в прогрессе, особенно техническом, нет ни капли «народного» вклада, а есть лишь вклад интеллигенции. Не будь ее, и сегодня бы сохой землю ковыряли и лаптем щи хлебали… Тогда же я ввел в оборот нашего небольшого круга другой афоризм, совсем уже ернический: «Стыдно ездить в такси, когда народ страдает!» То есть, опять же, подтрунировал над тем самым чувством интеллигентской вины. Иронические традиции не прервались, продолжаются и поныне. Причем, уже и в печатном виде. Так, безусловной приметой времени станет афоризм журналиста Акрама Муртазаева: «Электорат – это одноразовый народ». Но не прервались и традиции глубокомысленного идиотизма. Как мы помним, по коммунистической теории в гражданской войне народ сражался с деникинцами, колчаковцами и прочими. То есть с той стороны никакого «народа» не было? Кто ж тогда воевал? А поскольку и нынче бал правят такие же идеологические начетчики, то теперь нам говорят, что народ «был обманут комиссарами». Но если «народ велик и мудр», то обмануть его невозможно, а если все же обманули – значит не велик и не мудр? Фантастическим фарсом пополам с хамством (при коммунистах подобное публичное хамство никогда не позволялось) оборачиваются отношения народа и власти. Приведу только два примера из сегодняшнего дня. Жители Красноярска, как известно, буквально задыхаются в облаках газовых выбросов промышленных предприятий. И пишут об этом в соцсетях. Прочитал их высказывания советник губернатора Красноярского края Андрей Агафонов и высказался в Facebook: «Как люди в это превратились, в эту ноющую кучу дерьма? Человек с утра такой просыпается и думает - блин, я ж еще не задыхался ни разу! Надо немного позадыхаться! Отдельные комплименты бойцам невидимого фронта, которые воспитали целое поколение истеричек «в режиме черного неба». Это не жители Сибири, это вообще не русские, это какой-то плаксивый сброд». И потому, наверно, депутат из Марийской автономной республики Владимир Кожинов в ходе встречи с ветеранами труда указал, как всем нам полагается себя вести: «Назло власти делать нельзя. Вот как евреи сказали: встретил начальника - что надо сделать? Поклониться! Власть - она от Бога. Как с ней можно ссориться? А мы пытаемся все время чего-то доказать». Наверно, под «евреями» он имел в виду апостола Павла, который в «Послании к римлянам» писал: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога». В чем трагифарс ситуации? Они громко кричат, что они тоже народ. Но при этом себя народом не считают и народ презирают. А в действительности же они-то и являются самым что ни на есть низовым проявлением масс, от которых промеж себя изо всех сил открещиваются. Вот какие типично российские и советские заморочки возникают при слове «народ». 17-19 сентября – выборы в Госдуму. В какой-то степени от них зависит настоящее и будущее страны – как минимум на предстоящие 5 лет. Кто его будет определять? Чиновники с их «административным ресурсом»? Народ? Население? А вообще можно считать, что «народ» – это то, что народилось. И с этим уже ничего не поделаешь.