История польского антисемитизма и его влияния на политику государства

Недавняя откровенность израильского и. о. министра иностранных дел Исраэля Каца вызвала серьезный международный скандал. Он процитировал покойного премьер-министра Ицхака Шамира: «Поляки всасывают антисемитизм с молоком своих матерей». Нарушение дипломатического этикета вышло особенно резонансным, поскольку буквально за несколько дней до того Варшава принимала международную конференцию по мирному урегулированию на Ближнем Востоке. Нельзя сказать, что эта конференция дала какой-либо позитивный практический результат, но, по сути, была очень антииранской, что Тель-Авиву не могло не понравиться. Так что серьезных претензий к польской стороне у израильтян точно быть не могло. Разве что из-за того, что Варшава твердо уверена: до настоящего мирного урегулирования вопрос о признании Иерусалима столицей еврейского государства преждевременен и переносить туда из Тель-Авива посольство, как это сделали США, не стоит.

Неудачная фраза Каца вновь оживила обсуждение вопроса взаимоотношений двух народов, веками бок о бок живших на территории польского государства. После холокоста, а затем и миграции многих уцелевших евреев в Израиль численность евреев в Польше серьезно сократилась и сейчас составляет менее 10 тысяч человек (хотя по некоторым подсчетам их там до 100 тысяч человек). События XX века привели еще и к тому, что польское еврейское меньшинство во многом лишилось своей религиозной культуры, вступало в смешанные браки, утеряло идиш как язык общения и в целом натурализовалось. Характерным примером здесь может служить польский премьер-министр Матеуш Моравецкий – наполовину еврей, что в свое время было вопросом, очень обсуждаемым в польском обществе. В одной из статей, кстати, вполне хвалебной, представлявшей его публике вскоре после того, как он занял кресло вице-премьера, Моравецкого назвали «банкиром с польской душой». То есть душа, конечно, польская, и это явно большое достоинство для не вполне чистокровного поляка с еврейскими корнями.

Вообще, рассуждать об истоках польского антисемитизма достаточно сложно хотя бы потому, что на протяжении многих веков он не был ярко выражен в сравнении с остальной Европой, а еврейское меньшинство было очень представительным, составляя около десяти процентов населения. Все изменилось в XIX веке, когда волна национализма и зачастую сопутствовавшей ему юдофобии накрыла практически всю Европу. Почти везде антисемитизм был социально приемлемым явлением, но в Восточной Европе он приобрел насильственные формы. Вначале волна погромов прокатилась по Венгрии во время революции 1848 года, а первый еврейский погром в Российской империи произошел в Варшаве в 1865 году, вскоре после подавления польского национально-освободительного восстания. Специфика польской ситуации заключалась не только в отсутствии государственности, но и в том, что это был крупнейший на то время разделенный народ, очень чувствительный к вопросу сохранения собственной идентичности и готовый яростно отрицать чужую. Мир космополитичной аристократии трещал по швам, и на смену ему приходила демократия, идея социальной консолидации и манипуляции общественным мнением.

После обретения Польшей независимости в 1918 году еврейский вопрос занимал особое место в национальной политике II Речи Посполитой. В целом польские политики были склонны мыслить в категориях ассимиляции меньшинств, но евреи отличались от проживавших на восточных окраинах украинцев, белорусов и русинов тем, что пребывали в центре общественной жизни страны, населяли крупные города, все большей популярностью в их среде пользовались идеи сионизма, а в Западной Европе и США у них имелись влиятельные заступники. Польский лидер Юзеф Пилсудский был противником антисемитизма, но доступ евреев к государственной службе все же был закрыт, существовали квоты на ряд специальностей в высших учебных заведениях (как и отдельные лавки для евреев в лекционных залах), а партия эндеков во главе с идеологом польского национализма Романом Дмовским вела успешную антиеврейскую пропаганду. В обществе, включая политические круги, была еще распространена идея «жидокоммунизма», представлявшая коммунизм как некий еврейский план порабощения мира. К концу 1930‑х польские политики уже всерьез рассуждали о переселении евреев на Мадагаскар или в Латинскую Америку. Несомненное влияние на «раскрепощение» юдофобии в Польше оказал и пример нацистской Германии, который воспринимался как дальновидная позиция высококультурной европейской нации. Иными словами, накануне Второй мировой войны антисемитизм в Польше уже был неотъемлемой составляющей общественного дискурса.

К началу Второй мировой войны в Польше жили 3,3 млн евреев. К моменту ее завершения уцелели лишь 380 тыс. человек; 70% из них – те, кто бежал из страны в первые дни оккупации. На фото: немецкие солдаты ведут евреев на принудительные работы, октябрь 1939 годаBerliner Verlag/DPA Picture Alliance/Alamy Stock Photo/Vostock Photo

Нет ничего удивительного в том, что с приходом немецких нацистов в Польшу в 1939 году часть населения позитивно восприняла их логику решения еврейского вопроса. Так называемые шмальцовники (szmalcownik) выдавали оккупантам сограждан – спасаемых и спасавших. За выдачу евреев они получали стандартное вознаграждение, состоявшее из небольшой суммы денег, сахара, табака и ликера. Однако наибольшую опасность представляли для укрывающихся не польские коллаборационисты и даже не немцы, которые поисками евреев не занимались, а украинские националисты.

Существует мнение, что в годы Второй мировой жертв среди евреев было меньше в тех странах, чьи власти занимали насколько можно твердую позицию, защищая своих сограждан. Зачастую в качестве примера приводится Дания – ее монарх Кристиан Х в 1942 году в синагоге произнес речь в защиту евреев, и даже еврейские беженцы из других стран не подвергались в этой стране притеснениям со стороны нацистов. Однако сравнивать Польшу и Данию некорректно, поскольку в Польше не было ни институализированного коллаборационизма, ни государственных структур в период оккупации. Еще один аспект проблемы – именно в Польше помощь евреям каралась наиболее жестко. Но в то же время именно поляки составили четверть всех «праведников народов мира» (это звание присваивается неевреям, спасавшим евреев во время холокоста) – больше, чем представители любой другой страны.

Казалось бы, после окончания войны должны были кануть в прошлое и гонения на евреев в Польше. Но реальность оказалась гораздо печальнее – отдельные нападения и массовые погромы, сотни жертв и призывы «завершить работу Гитлера». Всего в первые послевоенные годы в Польше было до четверти миллиона вернувшихся или выживших евреев, но достаточно быстро они стали покидать страну, переезжая преимущественно в Палестину.

Многие поляки проводили аналогии между воссозданием Израиля и возрождением польской государственности и даже гордились успехами израильской армии. В ходу была шутка: «Опять наши евреи побили советских арабов». Однако линия правительства направлялась совершенно другой логикой, и после Шестидневной войны 1967 года и студенческих волнений в Варшаве 1968‑го последовала антисионистская кампания в прессе, лишение евреев партийных билетов ПОРП (Польская объединенная рабочая партия) и возможности преподавать в школах и университетах. Вскоре за этим последовал очередной массовый исход евреев из Польши. Добровольный выезд из Польши никогда не был таким сложным, как из СССР, поэтому отток еврейского населения и в последующие годы был то большим, то меньшим, но не прерывался никогда.

В современной Польше направить агрессию практически уже не на кого, найти повод для того, чтобы обосновать антисемитские воззрения, достаточно сложно, а типичные для XIX–XX веков истории о ритуальных убийствах христианских детей теперь лишь заставят подозревать безумие у тех, кто их распространяет. При этом находиться еврею в Польше сегодня гораздо безопаснее, чем в любой из западноевропейских стран с большой долей мусульманских мигрантов и хуже работающими силами правопорядка. Однако антисемитизм есть. Очень редко он выражается в нацистских граффити на синагогах, ненасильственных, но оскорбительных нападках скинхедов на еврейских ортодоксов, а также в шутках, бытовых разговорах и восприятии. Все это можно назвать своего рода частью культурного кода и можно сказать, что действительно воспринято с молоком матери. Эти слова сейчас гораздо более верны, чем пятьдесят или сто лет назад, потому что польский антисемитизм, по сути, стал историческим, мало отличающимся от польской русофобии, украинофобии и германофобии.