Хорошее отношение к карельским лошадям

Юлия Андреева — директор автономной некоммерческой организации «Наследие Калевы». Уже пятый год она собирает информацию о карельском типе лошади, который многие считают утраченным. Проект Юлии Андреевой «Лесные лошади Карелии» создан для изучения и продвижения темы нашей аборигенной лошади, а также для сохранения местной породы в перспективе.

— Почему вы решили заняться темой карельской лошади, в которую не верят местные ученые?

— Случайно! Я много лет занимаюсь сохранением традиций карелов, фольклора, праздничной обрядности. В том числе, мы проводим праздники, посвященные разным событиям в карельской жизни. Однажды встал вопрос о празднике, связанном с лошадьми. У русских есть такой праздник — день Флора и Лавра. Был ли такой праздник у карелов? Когда я стала заниматься этим вопросом, сразу возник вопрос следующий. У многих народов есть лошадь, которая так или иначе с этим народом соотносится. А у нас? Я пошла искать ответы в интернет, и нашла всего два упоминания о карелах, которые были связаны с лошадьми. Этого хватило, чтобы начать изучать тему. На тот момент я еще не понимала, во что я ввязываюсь. Сейчас я пятый год я занимаюсь темой карельской лошади и понимаю, что я еще в самом начале пути.

— А до этого вы не были связаны с лошадьми?

— Не обязательно заниматься с лошадьми физически для того, чтобы заниматься темой. Это же не одно и то же, правильно? Человек, который хорошо знает повадки лошадей, умеет хорошо управлять лошадью или заниматься с ней чем-либо, не факт, что хорошо вникнет в эту тему и сможет сходу разобраться в ней. Для того, чтобы заниматься этой темой, нужно быть чистым листом, не бояться. Если бы на тот момент я хорошо разбиралась в лошадях, в коневодстве, я бы, наверное, как и многие, подумала: ерунда какая-то — карельская лошадь. И не было бы этой темы.

Я могу сказать, что у нас карельские ученые в карельскую лошадь не верят. И это удивительно. Когда я открыла это для себя, я была в шоке. Я провела в Национальном архиве РК очень много недель. Я ходила туда как на работу. Теперь я точно знаю, сколько в архиве карточек по коневодству Республики Карелия — чуть больше ста. На данную минуту могу сказать, что тема карельской лошади еще принесет свои сюрпризы. И тем, кто разбирается в лошадях, и тем, кто не разбирается.

К сожалению, мы не нашли поддержки своим идеям в Карелии. Сомнения — да, много вопросов — да. И много негатива. Меня троллят до сих пор, упрекают в некомпетентности. Но я понимаю, что, если сейчас бросить эту тему, нескоро найдется тот, кто будет ей заниматься. И шансов карельскую лошадь увидеть вживую может уже не быть от слова совсем. Сейчас они еще есть.

— Есть ли какие-то параметры, по которым можно определить стандарт породы карельской лошади?

— Как таковой карельской породы не существовало. Наша лошадь никогда не была занесена в реестры, поэтому надо говорить не о карельской породе лошадей, а о карельском типе лошадей. Или о местной породе, как это делали до Великой Отечественной войны. Есть описания лошадей, наших, карельских, которые сделал Николай Александрович Юрасов. Когда он был у нас в Карелии, увидел лошадь, которую до этого он не видел, описал ее, промерил и испытал ее.

Николай Юрасов был человеком очень подготовленным. Он родился в семье, которая занималась разведением дорогих рысаков. Он с детства был в теме и понимал о лошадях гораздо больше, чем я. Существуют его труды на тему карельской лошади, их очень мало. Так, в нашей Национальной библиотеке, в Секторе редкой книги, была небольшая тетрадка, в которой вся эта информация имеется.

Также о карельском пони упоминают норвежские ученые, англичане, немцы и даже — это было для меня открытием — один индиец. Надо сказать, что во многих источниках эта лошадь сейчас упоминается как вымерший тип. В финских источниках в 1909 году есть фотография лошади карельского типа и написано, что это тип вымершей лошади. Но в 1925 году ее описал Юрасов! Также в 1936 году вышел учебник по коневодству, где описана наша карелка.

Наша лошадь — аборигенная, она относится к лесным лошадям северного корня. Она, в отличие от других, достаточно неприхотлива. Может долгое время существовать на очень скудном корме. Она может даже зимой копытом из-под земли доставать себе корм и на нем какое-то время держаться.

— Почему не закрепилось название карельского типа лошади?

— В архивных материалах, которые я нашла, четко сказано: местная порода. А для Юрасова она — карельская лошадь, потому что он увидел ее у карелов, в Карелии. Сами крестьяне четко разделяли типы лошадей. Увидев четыре лошади рядом, они могли точно сказать: вот это — наша местная, это — шведка, это — вологодка, а это — финка. Сейчас у нас немногие специалисты, занимающиеся коневодством на уровне разведения или изучения, смогут различить карелку и финку. Для финнов финская лошадь — это наследие, эстонский клеппер — наследие, якутская лошадь — тоже. А исландская лошадь в Исландии — бренд, который они берегут. У нас, к сожалению, так не сложилось.

В нашей команде сейчас есть зоотехник, ветеринар, которая много лет занимается с лошадьми на практике. У нее есть личный конь. Сейчас она занимается отбором особей, которые могут быть интересны в дальнейшем. Да, чтобы ответить сразу: мы нашли метизированное поголовье, очень разрозненное и немногочисленное.

— По каким приметам вы искали лошадей?

— Во-первых, есть фотографии, которые мы нашли. Я стала отсматривать архивные фотографии Олонецкой губернии, которые были оставлены различными исследователями. Михаил Круковской оставил много фотографий 1899 года, Александр Беликов оставил целый цикл фотографий «Олонецкая губерния. Уходящая эпоха: 1925-1927 годы». И было много других фотографов, которые в начале ХХ века путешествовали по нашему краю. Мы смотрели на лошадей и выбирали тех, которые подходили под описание Юрасова.

Материал был отобран, и у нас вышел фотоальманах, правда, небольшим тиражом, «Аборигенные лошади Карелии. Кони и люди». Сейчас готовы к печати две части фотоальманаха, в который мы добавили воспоминания жителей о лошадях Карелии, их кличках, упряжи, санях, а также карельские загадки-поговорки про лошадей. В фотоальманах также вошло 20 фотографий из Музея этнографии и антропологии имени Петра Первого. Мы ищем финансирование на выпуск издания.

Первый выпуск альманаха мы презентовали на конференции, которая проходила в Кенозерском национальном парке, и это был фурор. Мы поехали туда по приглашению организаторов и, честно говоря, я очень волновалась. Всю работу сейчас мы ведем, опираясь на мнения российских ученых. Оказалось, что ученые Российского института коневодства знают и помнят о карельской лошади. Когда я написала, уже ни на что не надеясь, специалистам этого института, мне пришел ответ: слава богу, кто-то занялся карельской лошадью. Все не зря, потому что были периоды, когда просто руки опускались.

— Где вы нашли метизированных лошадей?

— Мы организуем экспедиции в разные районы Карелии. Рисуем себе дорожную карту. Ездим в экспедиции со специалистом-зоотехником.

Перед нами стоял вопрос, смогла ли такая лошадь выжить? Шансы малы. Слишком сильна урбанизация, механизация села. Официальная первая волна метизации прошла во времена Карельской трудовой коммуны и позднее: на случные пункты были поставлены рысаки и тяжеловозы. Во времена войны финны использовали наших лошадей на замену своим. Какие-то лошади потом ушли с ними в Финляндию. После войны нужно было пахать, кормить людей. В Карелию присылают дорогих ипподромных рысаков. Стоит крестьянин и не понимает: есть лошадь, и она не знает, как пахать. И стоит рысак, который не понимает, чего от него хотят. Сколько сломанных конских судеб! Это отдельная страшная тема. Сейчас бабушки и дедушки в деревнях, в первую очередь, вспоминают красивых рысаков, которых им присылали. «Орловец! Дядя Ваня его так любил!» А когда начинаешь спрашивать: а маленькие непородистые лошади были? — отвечают: «Так это что, обычная лошадь, лохматая» и начинают описывать нашу карелку.

В 1990-е годы табуны раздавались людям вместо платы за работу, расформировывались леспромхозы. В поисках лошадей мы выезжаем в экспедиции, ищем и находим лошадей. Сейчас у нас есть небольшое количество поголовья, с которым можно работать, но физически эти лошади находятся у других владельцев: кто-то на юге Карелии, кто-то — на севере, кто-то в центральной части. Работа продолжается в зависимости от финансирования. Сразу скажу, что частично мы зарабатываем средства сами, а частично нам помогают люди. У нас есть постоянные помощники — в Карелии и в Санкт-Петербурге.

— Почему в Карелии не все вас поддерживают?

— Вы уже озвучили причину. Из-за того, что я — не специалист по лошадям. Да, это так, хотя сейчас у меня есть, так получилось, своя лошадь. Я попросила Катюшу, нашего зоотехника, чтобы она научила меня ухаживать за ней. Кто-то говорит, что это ерунда и авантюра. Но эти люди не знают, какая была проделана работа и на мнение каких ученых мы опираемся.

— Знаю, что у вас есть коллекция кирпичей. Лошади, кирпичи… Вы с детства любили собирать крупное?

— Не замечала раньше за собой таких наклонностей. Хотя в детстве я коллекционировала фантики. Так мы от фантиков перешли к кирпичам. Вы сейчас практически цитируете моих дочерей, которые говорят: мама, почему не открытки и не магнитики? Почему кирпичи? Так получилось. Это тоже случайность. У меня есть своя НКО. Общественной деятельностью я занимаюсь лет 11-12. Цели и задачи нашей общественной организации — сохранение материального и нематериального наследия народов, которые живут в Карелии. В свое время нам очень хотелось, чтобы власти сохранили Александровский завод. После того, как этого не случилось, мы решили поискать в бывших цехах предметы, связанные со временем, и нашли кирпичи с необычными клеймами. Потом попробовали описать эти кирпичи. Оказалось, что это очень емкая интересная история.

— Как вы ищете кирпичи?

— Поиски начинаются с архивной работы, чтобы понимать, где находится то или иное здание, которое может быть интересно. Потом надо добраться до этого здания, понять, кто собственник, договориться с ним на осмотр, убедить его, что кладка несет сюрпризы, и они интересны людям. И потом осматривать здание и находить что-то интересное. Мы сделали несколько открытий, правда, они прошли незаметно. Мы нашли клейма олонецких мастеров, память о которых была потеряна.

Например, есть у нас клеймо, которое относится к династии Пименовых. Есть клеймо, которое относится к мещанину Николаю Китаеву. Кирпичное клеймо может рассказать о многом, если ты знаешь, как читать его. Это может быть история какой-то достопримечательности или история кирпичного дела в республике. История человека или не одного. История семьи. Сейчас коллекция у нас небольшая — чуть более 70 клейм, но она отличается от других. Такого количества олонецких клейм нет нигде. У нас их немного, полтора десятка, может, но такого нет нигде.

Охотники за кирпичами называются брикхантерами. Мы охотимся не столько за кирпичом, сколько за клеймом на кирпиче. Наши кирпичики штучные, все найдены на чердаках, в подвалах, в разрушенных стенах дома. Есть кирпичи, найденные на берегах рек или даже на дне реки. История поиска интересная.

Мы открыли выставку «Кирпичная летопись Карелии». Приходите — вам понравится. И там есть полочка «Огонь, вода и медные трубы», где расположены фрагменты кирпичей, которые прошли и авианалеты, и пожары, и воздействие воды столетнее. Проект «Кирпичная летопись Карелии» существует третий год на базе Музея волонтеров.

— Расскажите о своей мечте!

— Одна из идей связана с созданием Карельской ассоциации малых музеев. Мы теперь коллекционируем музеи. Это тоже замечательная тема, очень интересная. Цель — объединить маленькие музеи, которых у нас в республике более 40. Есть как музеи, так и частные коллекции. Вы даже не представляете, что коллекционируют люди: кукол, машинки, модели военной техники, вещи царского периода, утюги, самовары… Иногда встречаешь удивительные вещи, которых нет в наших государственных музеях.