Николай Усков: Париж снова стоит мессы
Гибель российского самолета и теракты в Париже наглядно, безжалостно продемонстрировали нам, кто наши друзья и кто враги. Очевидно, что если бы не крайний антиамериканизм и антиевропеизм российской пропаганды, наш естественный союз с США и Европой в борьбе с терроризмом сложился бы раньше. Тем не менее этот союз и сейчас выглядит скорее желательным, чем практически осуществимым. Россия долгое время откровенно симпатизирует исламскому фундаментализму, видя в нем противовес либеральным ценностям атлантической цивилизации. Ей очень хочется выглядеть спаянной верой в сверхъестественное, мобилизованной традиционными ценностями страной-богоносицей.
Между тем на практике Россия, конечно, бесконечно далека от фундаментализма и так называемых традиционных ценностей. Приверженность религии в нашей стране является скорее внешней: только 1–2% населения регулярно посещают храмы, секс до брака считают недопустимым 21% для юношей и 26% для девушек. По количеству разводов, абортов и брошенных детей Россия давно занимает одно из лидирующих мест в мире. Такой «либерализм» не наблюдается даже на проклинаемом пропагандой Западе. Так, например, гей-браки остаются явлением маргинальным. В США число однополых пар оценивается примерно в 902 000, из них брак зарегистрировали лишь 650 000 пар, что составляет всего 0,55% от всех брачных союзов. При этом детдомов в США нет в принципе, а воскресную службу регулярно посещают до 43% американцев. На фоне США наша страна выглядит вовсе не оплотом традиционных ценностей, а гиперлиберальной страной, балансирующей на грани морального одичания.
Симуляция приверженности фундаментализму, кроме постыдной полемики вокруг «Шарли», которая вполне вписывается в понятие «моральное одичание», ничего не изменила. Россия остается нехристианизированной страной, а потому, среди прочего, нетолерантной к инаковому. Эта нетолерантность, или, говоря по-русски, нетерпимость, пожалуй, единственное, что сближает нас с фундаменталистами. Впрочем, на бытовом уровне нетерпимость проявляется и к исламу, который является второй основной религией в России. Вспомните все эти разговоры про «резать баранов на балконах», «танцевать лезгинку» на улицах и не пускать «зверьков» в нашу любимую Европу. Кстати говоря, построить мечеть в Москве или в любом другом русском городе куда сложнее, чем быть открытым геем.
Понятно, что российской власти проще удерживать контроль над обществом, симулируя свою архаичность. Это не только злит либералов, но, что гораздо важнее, раскалывает националистов и фундаменталистов. У них рождается ощущение, безусловно, ложное, что российская власть прочно стоит за «русский мир», «святую церковь» и «настоящих кабанов», трахающих «тургеневских барышень» в законном браке, в миссионерской позиции и только ради продолжения рода. А за что на самом деле стоит российская власть, более-менее понятно. За себя. Впрочем, осуждать ее за это было бы проявлением крайнего идеализма.
Тем не менее массовая гибель наших людей в результате террористической атаки на борт «Когалымавиа», а также реальная угроза повторения парижских событий в любом русском городе ставят вопрос о необходимости корректировки проводимой политики.
Реальность глобального мира такова, что эмиграция мусульман будет продолжаться. Кстати, Россия сильно опережает любую европейскую страну и является, согласно данным ООН, второй страной в мире после США по числу мигрантов. 11,2 млн человек мигрантов — таковы данные ФМС. Для сравнения: во Франции их только 7,4 млн.
Откуда вообще берутся мигранты? Мусульманский мир испытывает длительный демографический прирост, который во все времена был предтечей острых конфликтов. Значительный вес бедной молодежи, вероятно, вообще стоит у истоков любой государственности. Кстати, русский язык сохранил воспоминания об этих древних временах. Дотатарское название Кремля как центра административной и военной власти в любом русском городе — «Детинец», место, в котором сидят «дети», как правило, вторые, третьи сыновья, отстраненные от наследования родительского имущества и обреченные на малопривлекательный статус семейных батраков. На определенном этапе военная служба становится для них альтернативой хозяйственной рутине. Такие «дети» — ударная сила любого государства на этапе его становления и экспансии.
Доля молодежи в странах Ближнего Востока составляет до 21–22 процентов населения. Неприкаянная, сексуально озабоченная и деклассированная молодежь становится легкой добычей для проповедников любых идей, обещающих коренное и мгновенное преобразование «несправедливого», как уверены адепты экстремистских учений, мироустройства.
Миграционная политика России и Запада — это не только проявление христианского сострадания, но и вполне рациональное конструирование альтернативы. Вы, конечно, можете умереть с поясом шахида на чреслах и блаженной улыбкой на устах, но не забывайте, что есть и другой путь. Стать гражданином Франции или Германии, мыть машины, разносить шайтанам их коктейли, взять ипотеку, отправить детей в приличную школу, смотреть кино или футбол и т. д. Неудивительно, что в огромном числе случаев мусульмане эту альтернативу принимают. Вот и во время парижских терактов некий сириец Заур, говорят, помешал смертнику прорваться на арену Stade de France. Поэтому не спешите осуждать Меркель за «зверьков». Она не опасная идиотка, наводняющая Европу террористами, она пытается найти рациональную альтернативу экстремизму, показать арабской молодежи другой путь. Благо, стареющие развитые страны нуждаются в мигрантах. Нуждается в них и Россия.
Единственной долговременной стратегией в глобальном мире может быть только размывание всякого фундаментализма. Мы живем в очень маленьком мире и обречены находить общий язык. Для этого нужно вытеснить на периферию все, что нас разъединяет: религию, консервативную сексуальную мораль, расизм, ксенофобию. Я вообще глубоко убежден, что в отсутствие привычных способов естественной регуляции популяции, как то война или эпидемии, остается только один — равномерное перераспределение человеческих ресурсов.
Ну и, конечно, make love, not war. Если бы мусульманские подростки могли легально вступать в половую связь, все равно, гомо- или гетеросексуальную, до брака и без брака, смерть не казалась бы им желанной и справедливой альтернативой обычному буржуазному счастью. Поэтому и России следует ратовать не за фундаментальные ценности, а за их низвержение и разложение. Разврат всегда казался лично мне привлекательным, но теперь в нем, быть может, впервые появилось что-то гражданственное, пафосное, государственное. Возвращение к биологии, обнуление наших цивилизационных табу, возможно, снова сделает нас просто людьми.