«Нельзя снять боди-хоррор, не вдохновляясь Кроненбергом»
Хит «Сандэнса» и один из самых интригующих хорроров года «Одно целое», он же «Вместе», на этой неделе официально выйдет в российский прокат. В центре истории — рассказ о мужчине и женщине, которых после десяти лет совместной жизни стало вдруг подозрительно сильно тянуть друг к другу. Буквально — и довольно жутко. Накануне премьеры «Известия» пообщались с создателями фильма и поняли, как важно внимательно читать Платона, слушать Spice Girls и иметь чувство юмора.
«Это был совершенно безумный и оригинальный текст»
— Давайте начнем с простого вопроса: как вы относитесь к Spice Girls? Их старый хит играет большую роль в фильме.
Дэйв Франко и Элисон Бри (хором): Мы обожаем Spice Girls!
Д.Ф.: У нас даже есть, одна на двоих, футболка с ними.
Фото: Global Look Press/Bonnie BritainЭ.Б.: Я со школы от них тащусь. Моей любимой всегда была Джинджер Спайс, я наряжалась в нее на Хеллоуин. И мы, знаете ли, горы свернули, чтобы их песня звучала в фильме! Мы засыпали письмами их ассистентов, менеджеров, агентов, мы слали им фотки, где я была в футболке Spice Girls, и умоляли дать нам права на использование песни. И они в итоге разрешили!
— Так это вы выбрали эту песню?
Э.Б.: Нет, песня с самого начала была в сценарии, и это действительно было очень логично. Но до какого-то момента всё складывалось так, что мы уже не верили, что получим права. Даже начали искать замену, но всё вообще не подходило никак. Нам просто повезло в итоге.
— Знаете, я никак не могу понять, как вам удалось сыграть пару, которой явно не суждено быть вместе. Это актерская химия, смысл которой в том, чтобы показать, что между этими людьми химии нет. При этом вы-то как раз за кадром, в обычной жизни, именно что пара с большой «выслугой» лет.
Д.Ф.: Отношения наших персонажей совсем не такие, как у нас в реальной жизни. Отношения на грани распада, им явно не хватает любви, хотя она как будто всё равно присутствует. Если ты с кем-то живешь десять лет, неважно, что между вами творится, всё равно где-то в глубине ваше чувство еще живо. И нам было очень важно дать зрителю это ощущение, эту надежду, чтобы зритель мог соотнести себя с героями, подключиться и верить в них даже тогда, когда персонажи друг с другом совсем не милы.
Фото: ВольгаЭ.Б.: Мы рассчитывали, что наша естественная химия, которая между нами уже давно, и то, что нам еще и нравится работать вместе, помогут нам в создании наших образов на экране. Мне кажется, всё получилось.
— Мне очень понравилось, что в фильме есть забавный диалог о том, как же называть того, кто тебе не муж, но и слово «бойфренд» как-то не подходит. Как думаете, такие определения вообще нужны и важны? В реальной жизни, не в фильме?
Э.Б.: А вот забавная штука. Когда мы поженились, то все наши неженатые друзья начали пытать нас: ну как, что изменилось? Брак — это по-другому или нет? И мы понимали, что да. Кто-то мне даже сказал, что почему это я всё время повторяю: «муж», «мой муж». Я вдруг осознала, что пусть это смешно, пусть я не люблю всякие титулы и ярлыки, но мне нравится, что у меня муж. Это как быть на одной волне.
— У нас в России еще часто говорят, что венчаться и расписываться — это разное. Для вас эта разница тоже есть?
Э.Б.: Мы не венчались.
Д.Ф.: Мы вообще не хотели какую-то такую большую, красивую свадьбу, чтобы церковь, толпа людей. Мы хотели, чтобы всё было тихо, спокойно. Мы поженились прямо дома, на задней веранде, там были только наши семьи. Потом мы сняли одну пиццерию, позвали туда не больше 60 наших самых близких друзей.
Э.Б.: По-моему, тут каждый решает сам. Зависит от твоей веры, от семьи, много всяких факторов. Каждому свое.
— Всю первую половину фильма я думал про андрогинов и никак не мог понять, это одному мне так кажется или это есть в фильме. А потом там был диалог про андрогинов, и неожиданно эта тема стала главной. Вас она тоже волнует?
Э.Б.: В смысле половинок? Родственных душ? Лично я верю, что у человека может быть довольно много таких родственных душ. Не очень согласна с Платоном, который говорит, что человек расщеплен, так что потом обречен искать свою вторую половину. Жизнь достаточно насыщенна, чтобы в ней было место и для романтических отношений, и для прекрасной дружбы. Человеку иногда нужно очень многое и очень многие, чтобы почувствовать себя цельным.
— В каждой рецензии на фильм обязательно встречается упоминание Дэвида Кроненберга. Любите его? И специально ли пытались играть героев в духе Кроненберга?
Д.Ф.: Автор и режиссер фильма Майкл Шэнкс вдохновлялся Кроненбергом. Мы тоже очень любим его фильмы.
Э.Б.: Да, гениальный режиссер!
Д.Ф.: Мы в пандемию пересмотрели все его фильмы залпом. А то, что везде пишут о его влиянии на фильм, я лично считаю лучшей похвалой.
Э.Б.: Нельзя снять боди-хоррор, не вдохновляясь Кроненбергом. И это при том, что он и во многих других жанрах себя попробовал и везде успешно.
— Вы ему фильм не показывали?
Д.Ф.: Мы с ним не встречались пока, но если он захочет посмотреть картину, мы специально для него устроим показ!
Фото: ВольгаЭ.Б.: Вообще сделаем всё, что он только захочет!
— А с Майклом вы вообще как встретились? Он вам просто прислал сценарий и вам понравилось?
Д.Ф.: Если честно, мы с ним познакомились, потому что он мне предложил другой сценарий. Причем я понимал, что персонаж этот явно не мой, я не буду играть. Но мне при этом понравилось, как Майкл пишет, так что я решил с ним познакомиться лично. Мы разговорились, и разговор перешел на хорроры. Оказалось, что мы оба их обожаем.
Э.Б.: Да, и Майклу очень понравился режиссерский дебют Дэйва «Кто не спрятался».
Д.Ф.: И вот он мне говорит: слушай, у меня есть сценарий хоррора, я над ним довольно долго работал, глянешь? И прислал мне вот этот сценарий, «Одного целого». Я сел читать — и меня просто туда засосало, унесло, это был совершенно безумный и оригинальный текст.
Э.Б.: Дэйв сразу прислал сценарий мне, и я сразу поняла, что нам надо снимать это кино. Потому что мы тоже были парой, которая вместе десять лет, мы многое из наших отношений перенесли на героев. И мне тоже безумно нравился сценарий, конечно.
— Не страшно играть такую пару? Тут же есть определенный риск, не так ли?
Д.Ф.: Мы больше всего боялись, что публика придет смотреть и скажет: да между этими ребятами вообще химии нет, им не надо быть вместе.
Э.Б.: Это была бы катастрофа. И мы бы начали смотреть друг на друга и гадать: эй, а между нами вообще химия в самом деле? Но так-то мы играли раньше вместе, например, в фильме «Малые часы». У нас там были романтические сцены, хотя у Дэйва они там и с другими актрисами были. Так, что-то я забыла, к чему я клоню…
Фото: ВольгаД.Ф.: Да, скажи-ка, к чему ты это всё!
Э.Б.: Короче, это был вызов, это был риск, но всё же мы более-менее спокойно к этому отнеслись, потому что уже делали это раньше.
Д.Ф.: Единственное, что в некоторых сценах мы чувствовали себя очень уязвимыми. Например, когда снимались без одежды. Это всегда очень трудно, это изматывает — телесность. Хочется надеяться, что всё сработало.
Э.Б.: Кроме того, у нас в фильме было много разных ухищрений, спецэффектов, грима, но мы всё это могли пощупать, посмотреть, как это выглядит. Но есть ведь еще и визуальные эффекты, которые накладываются уже потом, после монтажа. Мы знали это на съемках и в наших накладных протезах пытались играть так, чтобы потом с компьютерной графикой это как-то увязывалось. И вот это было действительно страшно, потому что могло не получиться.
«Платоновский диалог «Пир» был словно написан для моего фильма»
— Майкл, действительно пришлось долго работать над сценарием? Как возник замысел?
— Наверное, вдохновило меня то, что я был в отношениях больше 16 лет и вдруг подумал о том, что на самом деле значит делить жизнь с кем-то еще. Может ли тут быть такое взаимопроникновение, что это превратится в концепцию. Показать это так буквально, чтобы получился хоррор, построенный на страхе, что если вы уже связаны сильно душами, то как бы и плоть не превратилась в такую же сильную связь. И тогда я сел писать сценарий.
Я как будто сопротивлялся тому, чтобы перестать быть личностью и превратиться в часть чего-то вечно целого, большего. А я это ощущал в жизни. И началось всё с того, что вдруг заметил, что у нас обоих общие друзья, мы едим одно и то же, дышим одним воздухом. Я уже перестал понимать, где заканчиваюсь я и начинается она. Об этом я и стал делать кино.
— Мы вот уже говорили с артистами про диалог о том, что очень сложно найти название для человека, с которым ты живешь. Эта проблема имени — философская тема, довольно серьезная.
— У этого диалога тоже была предыстория. Мы задолго до свадьбы как-то начали говорить об этом. То есть вот мы живем вместе долго, но мы не женаты. И как-то странно, если вам за 30, говорить «мой парень», «моя девушка». В этом есть что-то инфантильное. Как будто вы подростки. Но при этом мы же не муж с женой.
Фото: ВольгаСмотрите, какое многообразие отношений между людьми, столько разных типов, и все как-то уживаются сегодня в нашем мире, но при этом мы всё равно пользуемся старомодными ценностями, хотя часто одни и те же слова описывают совсем разные отношения.
— У нас в России есть пословица, что «как вы яхту назовете, так она и поплывет». И как раз я хотел перейти к слову «андрогин», к Платону, к мифологии. Как они возникли в сценарии?
— Из платоновского диалога «Пир», естественно. Мне надо было как-то ввести идею андрогина, и персонаж должен был как-то изложить эту идею другому персонажу, чтобы тот воспринял происходящее в философском ракурсе.
Если честно, до этого я про «Пир» не знал. Просто гуглил какие-то мифы и философские концепции на эту тему. И в итоге наткнулся на «Пир», пришел в восторг. Этот диалог словно был написан для моего фильма! Меня еще поразило, как по-разному люди пытались изобразить то, что описал Платон. Что-то из этого превратилось в эскизы для фильма. Но при этом идея же не новая, она и в романтических комедиях раньше обыгрывалась не раз, мы просто немного иначе на это посмотрели.
— Вы сразу знали, как вы будете показывать это «взаимодействие» персонажей?
— Было понятно, что что-то надо будет решать гримом, что-то — графикой. Но мы с моей командой сразу обсудили, что надо дистанцироваться от боди-хорроров 80-х, классики жанра. Там всё было таким скользким, липким, мерзостным. Мне хотелось слегка «подсушить» происходящее, чтобы добиться более сильного дискомфорта у зрителя.
— Мне кажется, мысль о том, что в близости друг с другом есть нечто жуткое, много фрейдовского, фильм вообще насыщен фрейдизмом. И работает это потому, что вы как-то насытили это юмором, это иногда просто ромком.
— Большое спасибо, очень приятно слышать. Просто я начинал с комедий, я понимаю этот жанр, так что и здесь мне хотелось, чтобы было весело. То есть, когда я писал сценарий, мне хотелось, чтобы было жутко и драматично, но чем дольше я писал, тем лучше понимал абсурдность и бредовость концепта. И тогда я решил, что не буду бороться с этим, а просто покажу весь комизм открыто.
Фото: ВольгаЯ всё время думал о будущем зрителе. Поэтому где-то у меня серьезный и пугающий хоррор, а где-то я даю аудитории расслабиться, шучу с ней, почему нет? Не довожу совсем до абсурда, чтобы зритель начал воспринимать это как какую-то хохму. Просто он должен то дрожать, то улыбаться. Я специально смотрел этот фильм в зрительном зале, видел, что всё работает и что благодаря этому третий акт, который сделан в особом регистре, зритель проводит уже в полном подключении.
— Известно, что фильм — копродукция Австралии и США, но вы специально для русских зрителей не могли бы сказать, что в фильме специфически австралийского и что — американского?
— Я считаю, что это полностью австралийский фильм. Американскими были только деньги, исполнители главных ролей и несколько продюсеров. Вся группа была австралийской, подготовка, съемки и постпродакшен тоже в Австралии. Просто его иногда представляют как американский, но это просто так легче продвигать его, получать финансирование, рынки, попасть на «Сандэнс», что, конечно, просто мечта.
— Сейчас же вообще целая волна боди-хорроров, новое дыхание, там не только «Субстанция». Почему вдруг так всё оживилось?
— Боди-хоррор — это вечнозеленый поджанр хорроров. Потому что у всех есть тела, и у людей с этими телами бывают странные взаимоотношения. Что может быть понятнее и проще, чем вообразить, что твое тело тебя не слушается, что оно меняется, а ты ничего не можешь сделать с этим.
Лично я страшный ипохондрик. Мне постоянно мерещится, что я от чего-то умираю. Поэтому природа страха в фильме в том, что угроза не вовне. Ты не можешь убежать или спрятаться, не можешь уничтожить, потому что есть нечто внутри тебя и оно останется с тобой навсегда. Любой хоть раз ощущал, что его тело предает его, что оно деградирует. И к этому можно обращаться, людям легче понять такое.