Владимир Долинский сожалеет, что не хватает обаятельных палачей-лириков…
Благодаря небольшим, но запоминающимся ролям Палача и Пастора в фильмах Марка Захарова «Обыкновенное чудо» и «Тот самый Мюнхгаузен» Владимира Долинского до сих пор помнят и любят зрители старшего поколения. Ему самому эти роли во многом помогли подняться после четырех лет тюрьмы. Актер был осужден по «популярной» тогда в СССР статье «Незаконные валютные операции». Впрочем, сегодня в Интернете можно найти и другой околоуголовный компромат на звезду «Зимней вишни», «Ландыша серебристого», «Московской саги», «Моей прекрасной няни» и других популярных кино- и телепроектов. «Ульяновская правда» пообщалась с Владимиром Абрамовичем, когда недавно он заехал в Ульяновск с антрепризным спектаклем «Операция «Мы». - Сегодня во Всемирной паутине можно найти немало ваших современных «криминальных» похождений - от избиения администратора гостиницы до загадочного изнасилования подруги, радио-, теле- и кинозвезды Аллы Довлатовой. - Читаю про себя в Интернете - и иногда злюсь, иногда смеюсь. Вот сказала, не подумав, какую-то ерунду эта противная Довлатова, и пошло гулять в Сети. Почему все-таки в суд не подаю? Да потому что она именно этого и хочет ради пиара. В худшем случае она рискует пятьюдесятью тысячами рублей. Кстати, суд был. По ее иску. Она не явилась, сославшись на больное сердце. Потом начала на каждом углу трезвонить, будто Долинский ей угрожал. А я просто отмалчиваюсь. От меня никто никаких провокаций не дождется. Лезть на баррикады - увольте - Вас, как коренного москвича в пятом поколении, приезжие столичные жители сегодня не сильно напрягают? - Иногда угнетают, но совсем чуть-чуть иногда. У нас во дворе замечательные дворники, которые буквально вытягиваются в струночку, когда проходишь мимо. У нас подъезд охраняет за небольшую копеечку замечательный приезжий дядечка-консьерж. И они очень хорошие помощники нам, москвичам-неумехам. «Ублажают» нас за смешные деньги. Другой вопрос, если им позволить кучковаться, собраться в «стаю» и хорошенько их разозлить, это может плохо кончиться каким-нибудь майданом. Так что лучше не рисковать и относиться к приезжим толерантно, уважительно. Причем речь в данном случае не только о национальном вопросе. Я говорю обо всей России, которую неудержимо тянет в Москву. - А как вы относитесь к тому, что наступили времена, когда все меньше таких палачей и все больше таких пасторов, которых вы сыграли в картинах Марка Захарова? - В вашем вопросе ведь отчасти уже и ответ содержится. К сожалению. Меня немного пугает, что не остается обаятельных палачей-лириков, способных расплакаться и не поднять топор, но все больше подло и исподтишка иезуитствующих служителей культа. Но еще страшнее, что я не знаю, как с этим быть. Тихо сочувствую безумству нынешних храбрых, но сам к борьбе не готов. Помогать - да. Но самому лезть на баррикады - увольте. Я уже «отборол» свое. Мне, страшно подумать, восьмой десяток лет. У меня мама умерла в 82 года. И перед смертью она мне часто повторяла: «Сынок, я так устала жить». Я не понимал. Сейчас я иногда готов подписаться под ее словами, когда не вижу, что дальше. При том что я в нормальной физической форме до сих пор. И могу в крайней ситуации горло перегрызть. Гоню от себя эти мысли. Но будущее тем не менее продолжает оставаться весьма туманным, увы. Грех жаловаться на времена Брежнева - Несколько лет назад вы признавались, что требовательнее всего относитесь к своей ставшей актрисой дочери Полине. Сейчас уже менее требовательно, чем раньше? - Она - самостоятельная взрослая женщина. И меня все устраивает. И в наших отношениях с ней, и в ее отношениях с мужем. За ее работу в Малом театре я тоже не переживаю. Ведь мне хвалили Полю… билетеры и продавщицы театральных программок. Значит, она хорошо относится к людям. Я Польку так учил: можно послать на три буквы режиссера, но никогда нельзя посметь обидеть того, кто слабее и бесправнее тебя - гримеров, костюмеров, билетеров. А меня в свое время этому учил Анатолий Дмитриевич Папанов. - Вы сыграли Брежнева в «Красной площади». Не было соблазна поглумиться над образом в отместку за созданную им и его предшественниками систему, упрятавшую вас за решетку? - Нет, я не мстительный. Он к этой системе имел уже самое опосредованное отношение. Я сейчас к Обаме имею большее отношение. При Брежневе еще какая-то мягкотелость была. Меня выпустили на год раньше безо всяких амнистий. Была искренность в отношениях между людьми. Народ обожал театр, литературу. Мне грех жаловаться на то время, как не парадоксально звучит. Я нарушил закон государства. Как Ходорковский. - А причем Ходорковский? - При том что есть табу всегда. Делай, что хочешь, но за черту не смей. Табу полезно, когда в стране наступает видимость расслабухи. Что касается Брежнева, то, играя его, я пытался понять вождя, сыграть его трагедию уже надломленного человека, уставшего царствовать. Актуально же… - Не в обиде на Георгия Вицина, озвучившего вас в культовом фильме «Д’Артаньян и три мушкетера»? - Так я пропал, когда понадобилось срочное озвучание. А Вицин попался режиссеру в коридоре. И мне результат нравится. Георгий Михайлович своим голосом добавил обаяния моему не слишком симпатичному персонажу. Я даже горжусь этим фактом своей творческой биографии. Не каждому в кино повезет говорить голосом такого мастерюги. - Сегодня свою повесть «Полный писец» вы назвали бы по-другому? - Вряд ли. Это же не связано с конкретным временным отрезком истории. Просто название не придумывалось, и я вынес в заглавие первые строчки повести. И потом писец имеет свойство продолжаться, но не заканчиваться. Любовь - это всегда заканчивающаяся миром война - Часто ли у вас возникает желание послать подальше тех, кто ждет, что вот сейчас Долинский будет смешить? - Часто. Иногда достает слишком часто слышать: «Приколись, а…». Я в таких случаях взял на вооружение полуанекдот про Райкина-старшего. Когда однажды Аркадий Исаакович попал в компанию, где оказался не очень трезвый и не слишком тактичный генерал от артиллерии, который прогрохотал: «А сейчас наш комик пошутит и нас развеселит». На что Райкин в свойственной ему немного меланхоличной манере ответил: «Вы ведь артиллерист? Постреляйте нам…». - После ведения вами кулинарной программы на телевидении за вами прочно закрепилось реноме заправского повара. А в реале как у вас с кулинарией обстоят дела? - Больше скажу, после этой программы мне стали наперебой предлагать в кино роли поваров. Пришлось ставить точку. Но окончательно я понял, что надо соскакивать, когда меня за превышение скорости остановил гаишник, узнал и вместо штрафа начал узнавать, какой рис я в ризотто кладу. В обычной жизни я на кухне редко появляюсь. Даже как едок. Слежу за собой, поскольку предрасположен к полноте. Шесть лет назад сел на диету. Сбросил 12 килограммов. Потом три кило вернулось. Но я с тех пор очень себя блюду. Не ем хлеб, масло, сахар, макаронные изделия, картошку. Стараюсь не жрать жареного. И каждое утро начинаю с творога и кефира. В поездки вожу молочные продукты с собой. В гостинице с утра их может не оказаться. Из своих коронных блюд могу похвастаться омлетом, очень вкусно делаю форшмак. - Спектакль, который вы с Натальей Варлей показали в Ульяновске, о странной любви, способной сжечь, уничтожить. А можно о любви на позитиве? - Будут сопли на глюкозе. Любовь - это всегда заканчивающаяся миром война. Мы с женой Наташей, много лет прожив вместе и любя друг друга, все время находимся в состоянии боеготовности. Зная, что я в Ульяновске, она звонит мне перед спектаклем, когда я готовлюсь, и спрашивает, когда шкаф из магазина привозить устанавливать. Я вспылил, повысил голос. Она немного обиделась. Перезванивает после спектакля: все нормально, передоговорилась на завтра, когда я буду в Москве. Помирились. Война? Война. Но война за мир. И за любовь, без которой мира не будет. Николай Владимиров. Ульяновская правда от 10 июля 2015 г.