Опера Чайковского «Евгений Онегин» вернулась на сцену Большого театра

На Историческую сцену Большого театра вернулась, быть может, главная русская опера — «Евгений Онегин» Чайковского.

За спектакль вместе с музыкальным руководителем Туганом Сохиевым и сценографом Семеном Пастухом отвечает режиссер Евгений Арье — он известен как основатель и худрук знаменитого израильского театра «Гешер». И к его работе приковано особое внимание, так как его «Онегин» пришел на смену культовой постановке Дмитрия Чернякова.

Со своим тезкой «Онегиным» Евгений Арье общий язык находит с трудом и опаской, пытаясь завладеть зрительским вниманием, погружая действие в атмосферу громкого и потешного ярмарочного веселья, когда все человеческие чувства и переживания тонут в ряженой суете и кажутся мелкими. Еще до премьеры «мемами» разлетелись по сети гуси и куры (к сожалению, бутафорские), а также ростовые куклы, почти по басне Крылова, — Козел и косолапый Мишка, что разгуливают по сцене, развлекая публику, но мешая героям любить, страдать и умирать.

Режиссер избегает настоящих чувств. Особенно достается бедной Татьяне. Например, в тот момент, когда она осознает, что влюблена, на ее кровати няня выделывает акробатические па, а за написанием письма Онегину надзирает минотавр, но только с медвежьей головой. Но всего этого маскарадного запала хватает лишь на полспектакля. И все возвращается к надежным, проверенным временем оперным ходам. Чем ближе к финалу, тем спектакль более становится похож на костюмированный концерт.

Абсолютное достоинство нынешней премьеры — трио отличных солистов: сопрано Анна Нечаева (Татьяна), тенор Алексей Неклюдов (Ленский), баритон Игорь Головатенко (Онегин), демонстрирующие вокал мирового уровня. Вот только музицирование в этом спектакле — это неблагодарный труд из-за сценографии, похожей на ту, что придумана для постановки «Онегина» знаменитого канадца Роберта Карсена. Она открывает всю глубину огромной сцены Большого, и голоса «исчезают», а запоминается лишь «марлевый» занавес и пластиковый «травяной» газон: мистическая осенняя листва из американского представления трансформировалась в «футбольное поле» непрезентабельного вида.

ПРЯМАЯ РЕЧЬ

Евгений Арье, режиссер:

— Я совсем не традиционалист. Всегда помню слова моего учителя Георгия Товстоногова: «Мы, режиссеры, все равно вторые. Кто-то до нас все уже написал, а мы должны быть мостом между произведением и зрителем». Но я очень хочу, чтобы у людей, приходящих всякий раз в театр, возникало свежее чувство. На мой взгляд, это максимальный результат, которого крайне трудно достичь.