Театральный институт имени Бориса Щукина открывает новое здание
В пятницу, 23 октября, в столице откроется новое здание Театрального института имени Бориса Щукина. Событие это знаковое: площадей единственному в мире театральному институту, получившему венецианского «Золотого льва» в номинации «За будущее», давно и остро не хватало.
В пятницу, 23 октября, в столице откроется новое здание Театрального института имени Бориса Щукина. Событие это знаковое: площадей единственному в мире театральному институту, получившему венецианского «Золотого льва» в номинации «За будущее», давно и остро не хватало.
«Вечерняя Москва» первой из СМИ побывала в новостройке. Экскурсию нам провел сам ректор училища, народный артист России Евгений Князев.
С погодой нам в день визита в новое здание повезло: вышло солнце, плескало золотыми реками, как и не октябрь на дворе. У Евгения Князева срочный телефонный разговор, но он машет рукой — туда, за основной корпус! Несколько шагов, и — ах, вот оно. Легкое светлое здание с огромными окнами кажется невесомым.
Логика с учетом сантиметров
Небольшой пятачок земли за основным корпусом давно был «институтским». Мысли по поводу его обустройства у руководства Щукинского института бродили давно. Но что тут придумаешь? Места — с гулькин нос. А согласований, решений… Подумать страшно.
Со стороны близлежащего Среднего Николопесковского переулка не сразу и поймешь, что изменилось в абрисе местных построек, — так органично вошло новое здание в «пейзаж». Со старым зданием оно соединено «хоботком» — летящей над землей стеклянной галереей.
— А что, вписалось стильненько, правда?
Князев разглядывает здание, любуясь им.
— Вы оценили, что дом стоит над въездным тоннелем? — Евгений Владимирович гордости не скрывает. —Тут ржавые гаражи были. Они даже как гаражи не использовались, были складом какого-то хлама и ненужных вещей. Мы периодически проводили тут субботники, что-то выбрасывали, но глобально это проблемы не решало. Каждый раз я думал о том, как страшно нам не хватает танцкласса, и как бы здорово было тут что-то такое соорудить. У нас студенты танцевали на больших площадках, но как только подходило время выпуска какого-либо спектакля, занятия по танцам останавливались. Это было ужасно. А возглавляет у нас кафедру сценического движения замечательный Андрей Борисович Дрознин — великий подвижник школы, работавший во всем мире, профессор Гарвардского университета и наш профессор... Ему уже за восемьдесят, а работает он не хуже молодых, а может, и лучше! Он с Табаковым начинал, у истоков «Табакерки» стоял. Так хотелось, чтобы кафедра не была ничем обделена…
Однако, сознается ректор, его фантазий сначала больше чем на пристроечку не хватало. Не исключал он даже и самострой — времянку.
— Хорошо, умные люди на пути встречаются, — улыбается Князев. — Александр Иванович Прокофьев — он тогда был заместителем мэра Москвы — внимательно меня выслушал и сказал: «Послушайте, Евгений. Все в этой жизни нужно делать правильно. Не надо никаких пристроек и самостроя. Нужно идти степ бай степ, шаг за шагом, и сделать все по закону и по уму».
В истории с возникновением нового щукинского дома много случайностей и закономерностей. Занимаясь ремонтом основного здания, Князев с заместителем Алексеем Лазаревым заказывали в «Моспроекте-2» историческую экспертизу основного здания института. И случайно оказались там, когда шла работа над градостроительным планом. Так успели затвердить за собой «пятачок» на задворках и зафиксировать, что тут будет стройка. Прошло еще какое-то время, многие кабинеты были пройдены, папка с документами собрана. Правда, уж совсем непреодолимых препятствий никто не чинил: уникальность этого учебного заведения понимают все. Потом жизнь свела с талантливым молодым архитектором Антониной Баранниковой. Она вписала созданный для щукинцев проект в этот пятачок земли так, будто здание всегда тут было, умно используя каждый сантиметр и соблюдая все нормативы, включая возможность доступа пожарной техники.
— А деньги на постройку я фактически «по миру» собрал, — рассказывает Князев. — Потом Министерство культуры помогло. И все-таки действительно можно сказать — на народные деньги построено!
Бал белого и черного
Использовать каждый сантиметр тут — норма. Прежде чем заглянуть в новый корпус, ныряем за Князевым в подсобку старого здания и оказываемся... в уютном театрике в стиле лофт. Провели умное «уплотнение» тепловых узлов — вот и освободилось помещение, в котором можно работать, репетировать, ставить.
— Ну ладно, это я так, похвастаться просто, — машет рукой Евгений Владимирович, увлекая нас в сторону новостройки. — Так, генеральной уборки тут еще не было, но милости прошу. Знали бы вы, как мы тут коммуникации прокладывали, как все это было непросто…
В новом здании пахнет свежей краской и камнем — строительство завершено, остались мелкие доделки и уборка. Вслед за Евгением Владимировичем поднимаемся по лестнице вверх.
— Свет подключен? — голос ректора прокатывается по коридору.
Пока Князев «песочит» кого-то за нерасторопность, приоткрываем двери. Танцзал — мечта!
Пол со специальным покрытием благодарно примет правильную и четкую «дробь» и «чечетку». Опробуем выключатели… Щелк — работает! Тут стильно и властвуют два цвета — белый и черный. Потолок — гармония черного фона и белых ламп, часть из которых — модные «блины», а другие напоминают поручни станков, которые тут установят к открытию.
— В этом зале и вокалом можно заниматься, не только танцами. Тут будут шторы, зеркала и станки, там — кафедра.
Чуть позже мы оценим ее расположение: фактически из-под потолка оптимально виден весь танцкласс, любое движение каждого студента. Вслед за ректором несемся по коридорчикам. Пока утвердить в голове весь план здания не получается, только удивляемся, что на такой скромной площади так много помещений.
— Тут раздевалки для ребят, душевая, тут еще раздевалки.
Бегом, бегом. Время! После репортажа у ректора будет время лишь на чашку кофе, потом — дела, совещание, а после еще и спектакль. Такая жизнь. Иной он, правда, и не представляет.
Без потолка над головой
— Сейчас еще в одно место заглянем, — говорит Князев, явно довольный тем, что мы немного запутались и восхищены увиденным. По дороге Евгений Владимирович рассказывает, как начиналась история института.
В далеком 1913 году студенты московских вузов образовали любительский кружок, «Студенческую студию». Пригласив Евгения Вахтангова, тогда артиста Первой студии МХТ, любители предполагали, что освоят систему Станиславского прямо в процессе работы над спектаклем. Вахтангов же считал, что самое главное — распространять эту систему. Буквально за несколько месяцев с нуля был поставлен спектакль «Усадьба Ланиных» по пьесе Бориса Зайцева. Провал был грандиозным. Однако студийцы не расстроились. Наоборот, счастливые бродили всю ночь по Москве в ожидании утренних газет с претензиями... А еще они назначили Вахтангову практически тайное свидание на Воробьевых горах, где умоляли его начать с ними заниматься, чтобы изучать систему планово. Услышав же о запрете Константина Сергеевича, энтузиасты поклялись, что будут молчать о занятиях как рыбы, и о них никто не узнает до тех пор, пока они действительно не сделают что-то путное.
И Вахтангов согласился. День начала его занятий со студентами — 23 октября 1914 года — считается днем рождением института.
Увы, жить Вахтангову оставалось не так много: он скончается 29 мая 1922 года. Как он был бы изумлен и счастлив, узнав, каких высот достигло его начинание, как любим москвичами театр его имени, какую славу имеет институт…
— Ну вот, сюда идем. Правда, ступенек пока нет, ну ничего, главное осторожнее.
Евгений Владимирович ставит ногу на микроскопический выступ, буквально взлетает вверх и протягивает руку: вперед! Одно движение — и мы… на крыше. Тут не так высоко, но кажется, что вокруг только небо! Невдалеке высится здание МИДа, за «книжками», высокомерно поглядывающими на нас многочисленными окнами-глазами, видно кремлевскую башенку, вокруг — арбатские дома с их двориками, переулки и закоулочки. В нашей экскурсии это явно «вишенка на торте»!
— Нравится? — Князева забавляет наш ошарашенный вид. — Тут открытая площадка получилась. По периметру будет ограждение, тут — навес, лавочки. Можно будет в хорошую погоду и спектакли играть, и каким-нибудь фехтованием заниматься, и просто собираться!
Да... Есть что-то в этом неожиданно образовавшемся пространстве магическое. А может быть, ментальнообразующее даже... Ведь в любом помещении есть потолок. А тут его нет. Так не для того ли и «придумалась» эта площадка, чтобы молодым ребятам, выбравшим благодарную, но и суровую, порой жестокую и вместе с тем невероятно притягательную профессию, вдруг открылось главное: нет у человека «потолка» на самом деле. Если он, конечно, сам себе его не создает… Ни у него, ни у его таланта. Есть — небо над головой, главный беспотолочный купол мира. И если ты поймешь это — твори, дерзай! Ведь для чего-то ты рожден, дан этому миру. Так озаряй его талантом, поисками, совершай поступки, лети вверх! С этой точки зрения такая площадка — едва ли не лучшее место для посвящения в профессию.
— Знаете, — Князев вдруг становится задумчивым, — еду куда-нибудь, вижу стройки колоссальные. Там эстакада огромная возникает. Дома. Мосты… Кажется, ну что наша стройка в сравнении с этим? Мелочь, пыль. Но почему-то так хорошо, что все это состоялось!
Альма-матер
Через галерею идем в основное, теперь уже «старое» здание. Что важно: новое такое прозрачное, что в здании прежнем темнее не стало.
— На минутку зайдем в библиотеку! — поворачивает в коридор Евгений Князев.
Сейчас книги не в моде, равнение — на электронные носители. Но заведующая библиотекой Алла Борисовна Трунаева управляет книгами. Она такая красавица, что поверить в ее пятидесятилетний стаж в институте трудно.
Разглядываем местные раритеты. Чего тут только нет! Классика, книги по искусству и театральному мастерству, подборки журнала «Театр», энциклопедии… А это что за стопочки?
— Нам книги дарят, — улыбается Алла Борисовна, — избавиться от них рука не поднимается.
— Мы все делаем, чтобы именно книги сохранять, — комментирует Князев, автоматически и по-хозяйски расставляя стулья. — Аллочка, надо тебе дать сюда стулья, которые можно складывать в стопку, один на один. Будет порядок.
В глазах у Аллы Борисовны мелькает смешливая искорка: все верно, но она-то знает суетливых и всегда спешащих студентов.
— Ничего невозможного, — «ловит» ее мысль ректор. — Если приучать, привыкнут.
Библиотека шикарная. С настоящим «духом времени». Каких студентов она не перевидала за годы существования. Из нее, уютной и приветливой, начинаем путешествие по старому зданию, в котором посторонние бывают нечасто — разве что повезет попасть на выпускной студенческий спектакль. Этот дом — классика без помпезности, хотя зимний садик для отдыха и «подзарядки» тоже «зашит» стеклом. Растения сажает и холит, кстати, сам ректор. Из оранжереи лето не уходит никогда, тут и настроением подпитаешься, и вдохновением. Вот и сейчас тут склонился над книгой студент...
...Идем дальше — нарастают страшные звуки. «Р-рло, р-рлы, р-ри, р-ры! Рлэ, рла, лри, лра, лро!» Урок сценической речи. Реалии настоящего: занятия проходят в масках и на положенном расстоянии друг от друга. А что делать? Но новая реальность не должна остановить жизнь и учебу. На стенах лестницы, идущей широким винтом вверх, — история института в фотографиях. Все начинается с объявления о приемных экзаменах в студию, где не указана даже фамилия Вахтангова, и афиши провалившейся «Усадьбы Ланиных». Впрочем, этому провалу тоже можно сказать спасибо, если подумать...
Разглядывать фотографии выпусков можно до бесконечности. Молодой Калягин, сам Князев, Миша Ульянов — совсем еще мальчишка с дивно-выразительными глазами. Лица тех, кто учился тут, знакомы каждому по театру и кино — институт был и остается поставщиком кадров не только в Вахтанговский.
— А вот посмотрите, что у нас появилось.
Дородный шкаф стоит в углу комнаты с классическими «дворянскими» шторами. Читаем на табличке: «Музей уважаемого шкафа».
— Шкаф из квартиры Щукина! Его собрались выбрасывать, но я его забрал, отреставрировал и теперь собираю тут раритеты — вещи наших знаменитых педагогов, — поясняет Князев. Трогательно и завораживающе. Уютный платок великой Ставской, вещи Аллы Казанской, Бориса Захавы и самого Щукина — живая история, до которой можно дотянуться и от которой замирает сердце.
Удивительно, но новое здание ничуть не противоречит старому, историческому, 1937 года, и даже гармонично его дополняет. Эта мысль окончательно оформляется, когда мы сталкиваемся в коридоре со знаменитой парой: Нина Дворжецкая и Алексей Колган спешат, но на минутку их удается остановить.
— Евгений Владимирович меня в новое здание водил, я там едва не потерял сознание от восторга, — «эмоционирует» Алексей Колган. — Меня поразили акустика и зал танцевальный.
А кафедра построена так, что может работать и в условиях пандемии, все предусмотрели!
— Тебе что, старое здание не нравится? — театрально (а как же еще?) хмурит брови Князев.
— Очень нравится! — не теряется Алексей. — Но это здание — историческое. А новое — то современное, которым обрастают исторические ценности Москвы.
— А я придумала другое,— резюмирует Нина Дворжецкая. — Новое здание надо называть «ДК» — «Дом Князева». Причем я говорю это искренне. Вы не представляете, как ректор наш добивался этого и через какие тернии прошел.
Да, все точно. Новое здание — это то современное, которое не могло бы состояться без прошлого, исторического. Все мудро. Как в жизни.
Обретение заступницы
Старый зал, в котором танцевали раньше, скоро переоборудуют. Тут будут играть спектакли, учиться — ничто никуда не исчезает. А мы идем прощаться в кабинет ректора — тот, где хранится чудесный венецианский «Золотой лев», а еще — уникальная реликвия института.
— Мы государство многоконфессиональное, и студентов растим, приучая их к уважительному отношению к любой религии. Но настоящей святыней института стала вот эта икона, — рассказывает Евгений Князев, бережно показывая образ. — Богоматерь Знамение. В 2005 году во время ремонта разбирали полы и под ним обнаружили деревяшку, на которой едва проступало изображение святой. Когда я принес ее реставраторам, мне сказали, что произошло явление иконы, ибо она пролежала под полом с 1937 года. Мы ее отреставрировали, и теперь она наша заступница. Хотя она и раньше нас хранила, я уверен… Как она там оказалась, под полом, теперь не узнать, но версия у меня есть.
Тут, на Песках, был храм Николы, разрушенный примерно в то же время, когда строили наше здание. Я думаю, что кто-то из рабочих, еще сохранивший в душе веру, принес эту икону с собой на стройку и спрятал ее под полом — сохранив от поругания и уничтожения. Особой исторической ценности она не представляет, но для нас — бесценна, это наш раритет и святыня.
…На прощание, уже с улицы, еще раз смотрим на новое здание. Красота. Вскоре в нем начнутся занятия, а спустя годы мы будем ходить на спектакли и смотреть фильмы с участием тех, чьи первые успехи увидят именно эти стены и небо над открытой площадкой, которое непременно подскажет: все получится и все свершится. Надо только очень этого хотеть.
ФАКТЫ
■ 100-й сезон открыл Государственный академический театр имени Евгения Вахтангова в этом году
■ Четыре года назад, после серьезного ремонта и реставрации, распахнул двери для посещений музей-квартира Евгения Вахтангова (Денежный переулок, 12)
■ Первый спектакль выпускников Щукинского образовал... целый театр! В 1964 году из дипломного спектакля «Добрый человек из Сезуана» Б. Брехта образовался Театр на Таганке во главе с Ю. П. Любимовым, выпускником училища, актером Театра им. Вахтангова и педагогом училища.
Читайте также: Ширвиндт рассказал забавную историю на открытии памятника Захарову