Удивительное рядом
Легко описать чьи-то действия, труднее описать мысли, а вот описать чувства так, чтобы захватило читателя, — задача чрезвычайной сложности. Иной раз хочется ново, свежо, необычно поведать, к примеру, о возникновении любви, но как подумаешь, сколько сочинителей, которые не тебе чета, уже сделали это, — перо выпадает из рук, у клавиатуры заедают клавиши.
В поисках совета обратился к искусственному интеллекту. Послал ему запрос про чувственную прозу. Он посоветовал побольше внимания уделить описанию звуков, запахов, вкусов, цветов. Нужно на максимум включить фантазию, чтобы читатель «почувствовал кожей» — именно так выразился ИИ. Далее перечислялись литературные образцы, и первой в списке стояла «Лолита».
Ощутив мое разочарование, искусственный интеллект начал вбрасывать афоризмы. Один из них, приписанный Жану-Полю Сартру, сразу зацепил: «Любовь начинается с удивления». Стал обдумывать вроде бы простую мысль, и память подсказала историю в тему. Осталось изменить имена героев и кое-что дофантазировать, как рекомендовал ИИ.
Дмитрий Акимович Гусаров и Ксения Юрьевна Котехина терпеть друг друга не могли. Романтическое начало, не так ли? Теперь подробности. Оба они сидели на ветке властной вертикали, а именно — возглавляли структурные подразделения мэрии города Полетаева, областного центра средней руки.
Гусаров руководил департаментом потребительских услуг, в его ведении находилась прорва разных предприятий — от парикмахерских, бань и аптек до общепита, мелкорозничной торговли и кладбища. Тут как ни завинчивай гайки, а финансовых нарушений не оберешься. Котехина же должна была нарушения вскрывать — она возглавляла контрольно-счетное управление. В ее распоряжении имелись зубастые аудиторы, которые вели слежку за исполнением бюджетов, анализировали бухгалтерскую отчетность структур, выявляли признаки коррупции, — короче, совершали действия, сулящие объекту исследования разного рода возмездие.
Гусаров считал Котехину лицемерной стервой, прикрывающей дамскими улыбочками инстинкт убийцы. Она же видела в нем скользкого хитрована, косящего под простачка. Им случалось сходиться на узкой тропе, но до служебной ссоры дело не доходило. До поры.
Иной раз в жизни имярека наступает момент, который генерал де Голль описал одной фразой: «Дерьмо летает эскадронами». На голову Гусарова разом опрокинулись интриги сослуживцев, уголовные дела в подведомственных структурах, вызовы на допросы в качестве свидетеля (с ремаркой «пока»), растущее недовольство мэра Автономова, скандальный развод с женой, предстоящий раздел имущества, хамство детей… И в придачу его структура попала под каток проверки контрольносчетного управления.
Птенцы гнезда Котехиной две недели потрошили департамент потребительских услуг, накопали проколов на любой вкус, вплоть до самого тяжкого греха чиновника — нецелевого расходования бюджетных средств. Толстый фолиант с фактами и выводами был, как положено, передан Гусарову для ознакомления. Не дочитав и до середины, Дмитрий Акимович ощутил плотно затянутую удавку на шее. Поскольку следом доклад контролеров должен был отправиться прямиком к мэру. Последней попыткой спастись был визит к Котехиной, где Дмитрий Акимович пытался оспорить наиболее опасные обвинения, но Ксения Юрьевна легко и с удовольствием отбила возражения. А в ответ на обещание благодарности предложила визитеру покинуть кабинет. Прямо в машине Дмитрия Акимовича хватил инфаркт, и водитель едва успел довезти шефа до больницы. Кардиологи воткнули стенты в закупоренные артерии и уложили страдальца в вип-палату, положенную руководителю городского уровня.
На следующее утро медсестра сказала, что к нему пришли. Гусаров мог ожидать кого угодно, но только не Котехину с пакетом в руке. Вот вам и первое удивление.
— Прошу извинить, — молвил Гусаров, — я еще не отошел от наркоза и потому галлюцинирую. Представляете, мне сейчас померещилась Ксения Юрьевна собственной персоной. Но это, конечно же, видение, глюк.
— Тогда я в безопасности, — рассмеялась гостья. — Натуральную Котехину вы бы на порог не пустили.
— Смотря что у нее в пакете. Если детективный роман для развлечения пострадавшего, то возражений нет.
— Верно, тут чтиво. Но уже не криминальное.
Ксения Юрьевна достала из пакета толстый том, который Дмитрий Юрьевич моментально опознал.
— Этим сочинением я уже насладился.
— И тем не менее полистайте, — настояла гостья.
Опытному глазу Гусарова хватило беглого пролистывания, чтобы схватить суть: из фолианта контролеров испарились самые убойные темы, включая нецелевое расходование бюджета. Оставшихся нарушений и замечаний было предостаточно, но они и близко не тянули на служебное несоответствие, разве что на выговор. Дмитрий Акимович устремил на Ксению Юрьевну изумленный взор.
— Думаете, почему? — спросила Котехина. — Вчера мне хотелось вас закопать, но потом проснулось что-то вроде милосердия. Спасибо, что не умерли сразу после визита ко мне, вот был бы номер! А знаете, мне понравилось, как вы себя вели. Помужски. Понимали, что вам конец, но ни о чем не просили. Взятку предлагали, но это же не просьба, а обмен. Так что примите как знак уважения. Или корпоративной солидарности, если вам так больше нравится.
Котехина ушла. Гусаров набрал номер своего помощника и дал ему срочное поручение.
Когда Ксения Юрьевна вошла в свой кабинет, на столе красовался огромный букет ромашек. Ни визитки, ни открытки среди цветов не было.
— Какой-то парень принес, — пояснила секретарша. — Я спросила, от кого. Он странно ответил: от того, кто улетел, но обещал вернуться.
Котехина рассмеялась.
Выйдя из больницы, Дмитрий Акимович попросил у Ксении Юрьевны аудиенцию и возвратил ей контрольно-счетный фолиант, но уже переплетенный дорогой кожей и с позолоченным гербом города Полетаева. Они посмеялись и принялись болтать о всякой всячине. О самочувствии Гусарова, о наступлении тепла, о тех, кто стал фаворитами мэра и кто впал в немилость, о новых сериалах… При этом каждый ловил себя на отвлеченных мыслях.
Куда подевалась лицемерная аппаратчица Котехина, удивленно думал Гусаров, видя перед собой обаятельную женщину, ничего из себя не изображающую, весело поддерживающую беседу, в которой есть место точным и остроумным оценкам их общих коллег и даже самого мэра.
Обескуражена была и Котехина, с удивлением изучающая мужчину, не лишенного чуть грубоватого шарма, но с хорошими манерами и отчетливой самоиронией, знающего себе цену, но не выставляющего ее на обозрение. Ранее считавшая его человеком серым, Ксения Юрьевна замечала, что он и рядится во все серое. Что зимой, что летом — мышиный скверно поглаженный костюм. Слишком длинные рукава пиджака, слишком короткие брюки — тот еще франт.
На сей раз костюм был тоже серый, но из дорогой ткани и отлично сидел. Из рукавов на полтора сантиметра выступали белоснежные манжеты. Бордовые носки перекликались с бордовым же галстуком, завязанным виндзорским узлом. К тому же от Гусарова исходил аромат парфюма с нотками мускатного ореха и пачули. «Он что, решил меня закадрить?» — подумала Котехина и спросила:
— Дмитрий Акимович, а почему вы всегда в сером наряде?
— Все по классике. Помните завет Талейрана? Чтобы преуспеть, чиновник должен держаться в тени, не проявлять инициативы и одеваться во все серое. Так что стремлюсь к идеалу. Гусаров откланялся, но в дверях спросил:
— Ксения Юрьевна, вы любите играть? Нет, не в карты. Слышали про игру под названием «Одну минуточку!»? Тогда освободите, пожалуйста, завтрашний вечер. Вам точно понравится.
Предложенная Крутиковым игра была, собственно, не чем иным, как репликой телешоу «Что? Где? Когда?». Эта интеллектуальная забава давно прижилась на просторах отечества, обычно она именовалась «Шестьдесят секунд», но полетаевские организаторы придумали свое название: «Одну минуточку!».
Довольно скоро игра превратилась в людную светскую тусовку. Раз в месяц участники собирались в модном ресторане. За двадцатью круглыми столами сидели команды по десять человек. До и после игры гостям предлагались деликатесы и напитки. Вместо знаменитой совы на экране появлялся серый кот-британец и голосом Матроскина исполнял слегка измененный позывной: «Что наша жизнь? Фигня!»
Гусаров был тут своим человеком, с ним уважительно здоровались, перешучивались, не забывая отпускать комплименты его спутнице — Ксении Юрьевне. Для каждой игры назначалась тема и подбирались соответствующие вопросы. На этот раз серый кот промяучил: «Эх, хорошо в стране советской жить!» Прозвучал гонг, и ристалище началось.
Пошли вопросы ведущего о членах Политбюро ЦК КПСС, об Олимпиаде-80, о Любимове и его «Таганке», о космонавтах, об автомобиле «Москвич», о Модном доме Зайцева... Стол Гусарова играл неплохо, шел в числе лидеров. Наконец раздался финальный вопрос:
— Хосе Рауля Капабланку спросили, мог бы Ленин стать чемпионом мира по шахматам. Да, ответил знаменитый гроссмейстер, но только если внести в правила одно изменение. Какое именно?
— Черные фигуры сделать красными! — вскочив с места, выкрикнула Котехина. Изумленный Гусаров разинул рот. Зал ахнул и взорвался овацией.
Вскоре градоначальник Автономов объявил о предстоящем дружеском визите в соседний областной центр. Он носил духоподъемное имя Перезвон и готовился отметить День города. Для представительной делегации полетаевцев, куда были включены и Котехина с Гусаровым, хозяева подготовили целую программу, непременной частью которой был футбольный матч между двумя мэриями.
Трибуны стадиона заполнили болельщики, которые исполняли бодрящие кричалки и попивали пивасик. Под гимн Перезвона футболисты вышли на поле. Было строго оговорено, что все они являются должностными лицами. Капитаном полетаевцев был лично мэр, он когда-то неплохо играл, но к своим годам отяжелел. Хотя при случае мог припечатать и мяч, и соперника, что называется, от души.
Гусарову вообще в юности светила профессиональная футбольная карьера, но тяжелая травма перечеркнула планы. Однако с коллегами он по-прежнему играл и считался одним из лучших, мэр его весьма ценил. Вплоть до судейского свистка к началу матча Дмитрий Юрьевич ломал голову. Ты же только выкарабкался, внушал он себе, так не рви жилы, не лезь в стыки, не стелись в подкатах, мало ли что. Но, с другой стороны, на центральной трибуне сидит твоя делегация, и за тебя будет болеть Ксения Юрьевна!
…Матч шел к концу, счет был ничейным — 2:2. Полетаевцы давили что было сил, но на пути мяча вставал вратарь хозяев. В его глазах и движениях читались бесстрашие и злость.
Ксения Юрьевна удивлялась безбашенности Дмитрия Акимовича, который со своими стентами в артериях носился по полю как заведенный. Удивлялась и волновалась. А он тем временем прокинул мяч между двумя защитниками, вбежал в штрафную площадь, но ударить не успел, поскольку получил сильный толчок в спину. Еще кувыркаясь по траве, Гусаров услышал свисток судьи и понял, что заработал пенальти.
Штатным пенальтистом у полетаевцев был, естественно, мэр. Автономов установил мяч на одиннадцатиметровой отметке, посмотрел на вратаря. Тот не подпрыгивал и не размахивал руками, путая бьющего, а спокойно стоял в центре ворот, вперив зловещий взгляд в капитана противников. И Автономов дрогнул. «Дима, — позвал он Гусарова. — Бей ты». Вратарь ехидно хихикнул.
«Промажь! Промажь!» — скандировали фанаты перезвонцев. Гусаров думал. Он помнил, как красиво исполнил пенальти на чемпионате Европы чехословацкий футболист по фамилии Паненка. Разбегаясь, он не сводил глаз с вратаря и, когда тот, пытаясь угадать направление удара, прыгнул в угол, тихонько подсек кончиком стопы мяч, который, описав дугу, спарашютил в опустевший центр ворот.
Такой фортель производил сильное впечатление. Но и риск был велик, — ведь если вратарь не сдвинется с места, мяч прилетит ему прямо в руки, а бьющий игрок станет посмешищем. В любом другом случае Дмитрий Акимович не решился бы на «паненку», но он глянул на трибуну и почувствовал зов судьбы.
Гусаров все рассчитал точно, злобный голкипер попался на обманку, и мяч мягко опустился в сетку. Стадион затих, но зато радостно заголосила компания полетаевцев. И Гусаров, уподобившись звездам мирового футбола, подкатился к ним на коленях и лихо козырнул. Котехина поняла, кому именно.
Вечером перезвонцы повели гостей в ночной клуб. Посмеявшись хохмам местных стендаперов и вкусив искусно приготовленных коктейлей, все расслабились, и тут раздался стук барабанов, бонго и конго, и на танцпол выбежала дюжина девиц в страусиных перьях и роскошный чернокожий самец. В перекрестье разноцветных лучей заклубилась энергия латинской страсти и свободы.
Внезапно черный мачо, крутя бедрами, подплыл к гостям и протянул руку Котехиной: «Сеньорита, вы позволите?» Дама улыбнулась: «Охотно. Хотя я давно уже сеньора». Гости засмеялись и захлопали.
Зазвучала эротичная бачата. Глядя на движения мужчины, никому не пришло бы в голову, что он вырос не на жарких пляжах Копакабана и Варадеро, а во дворах города Перезвона. Но еще больше удивляло то, откуда взялась леопардовая грация Ксении Юрьевны. Невозможно было догадаться, что она оттачивала талант соблазнения не на карнавалах Рио и Гаваны, а в школе танцев города Полетаева.
Мужчина с женщиной то сливались телами, то отдалялись, не расцепляя рук. Они словно дразнили друг друга. Это был не танец, а страстный латинский флирт. Воздух в клубе загустел. Гусаров просканировал гостей, на мужских физиономиях читалось вожделение. Все они желали Ксению Юрьевну. Его, его Ксению! Фиг вам, ишь куда метнули!
Грянул мощный аккорд. Котехина эффектно упала назад, красавчик подхватил ее за спину, и они замерли в финальной поддержке. Зал был в восторге. Ксения Юрьевна кокетливо обвела всех взглядом и отвесила глубокий поклон Гусарову. Как будто сказала: «Я танцевала для тебя». Той же ночью они стали Ксюшей и Митей. И вот в этом уже не было ничего удивительного.