Политика: От отношений с Россией зависит независимость Франции

Внезапный визит президента Франции Олланда в Москву для встречи с Владимиром Путиным высветил целый ряд вопросов, от ответа на которые зависит не только развитие украинского кризиса, но и будущее российско-европейских отношений. Более того – по сути Олланда привела в Россию забота о будущем независимой Франции. Как бы незапланированная остановка президента Франции во Внуково для встречи с Путиным (хотя президент России специально подчеркнул, что договоренность о ней была достигнута еще на саммите в Брисбене) интересна не только с точки зрения выхода из тупика, в который ЕС зашел в украинском кризисе. С тупиком все более-менее понятно: Европа еще не готова признать, что ее роль и влияние на развитие ситуации на Украине не является ведущей и определяющей – и в ее же интересах по-хорошему договориться с Москвой о совместной попытке взять под контроль идущий вразнос киевский реактор. Игра на Украине против России не только стратегически обречена на неуспех, но и тактически принесет Европе много не только внутренних, но и внешних проблем, сделав ее еще более зависимой от англосаксов. Ангелу Меркель это вроде бы не пугает – по крайней мере она делает вид, что отстаивает в первую очередь интересы Германии, которая в ее лице участвует в большой геополитической игре. При этом Меркель не верят очень многие в немецкой элите: может быть, потому, что знают, что Берлин сейчас не обладает главным условием для подобной игры – полным суверенитетом – и, значит, может быть только пешкой в чужих комбинациях. Появившееся на днях открытое письмо нескольких десятков видных немецких политиков, ученых и деятелей культуры (от бывшего канцлера Шредера до кинорежиссера Вендерса) прямо напоминает германскому руководству о последствиях политики блокады России: «Мы не должны выдавливать Россию из Европы. Такая позиция была бы антиисторической, неразумной и опасной с точки зрения сохранения мира. Со времен Венского конгресса 1814 года Россия является одним из основополагающих европейских государств. Все, кто пытались силой изменить это положение вещей, терпели кровавые неудачи – последней стала Германия с манией величия Гитлера, который в 1941 году пытался покорить Россию». Есть общая европейская безопасность – и нельзя надеяться на ее сохранение, если пытаться отнять у России Украину: вот, грубо говоря, о чем говорится в этом обращении. Но позиция Меркель непробиваема – и будет такой до того момента, пока внутри немецких элит не произойдет перераспределение власти от проатлантических сил к более национальным. Россия, естественно, заинтересована в приближении этого времени и работает над этим как явно, так и тайно. При этом Москва делает ставку не столько на человеческий фактор, сколько на то, что законы геополитики должны будут рано или поздно взять свое. Действие этих вечных законов уже видно по поведению Франции – и этим и важна поездка Олланда. Прозвучавшие сравнения его действий с поведением Саркози после войны августа 2008 года по большому счету неуместны. Тогда Саркози фактически выступал в роли представителя всего Запада, а сейчас Олланда сложно назвать даже эмиссаром всего Европейского союза. Конечно, формально Олланд согласовывал свою поездку с Берлином («Мы об этом говорили с госпожой Меркель, и мы считаем, что Россия и Франция могут найти необходимые решения»), конечно, на переговорах во Внуково обсуждалась только украинская тематика. Но гораздо важнее то, что привело Олланда в Москву – а это ощущение, что конфронтация с Россией становится безальтернативным сценарием для всей Европы, и Францию загоняют в него независимо от ее желания. Европейский союз – это англосаксонский проект контроля над материковой Европой, который германские элиты попытаются перехватить у атлантистов, подчинив себе и сделав формой строительства «Четвертого рейха». Сейчас они изображают управляемость – но нет сомнений в том, что в удобный момент Берлин попытается выскользнуть из-под опеки англосаксонских дирижеров. Будет ли независимая Германия все так же считать Россию враждебной силой, «угрозой европейской безопасности», как это делает сейчас атлантическая Германия, или же наоборот, она осознает неизбежность и выгоду от стратегических, а то и союзнических отношений с Москвой – отдельная тема. Но вот для Франции этот будущий немецкий выбор сейчас совершенно не принципиален – потому что уже сегодня Париж оказывается в роли ведомого. Как в Евросоюзе, так и в политике по отношению к России. В объединенной Европе Франция является третьей экономикой – и даже в случае выхода из ЕС Великобритании (второй по размеру в союзе) не имеет никаких шансов не то что стать первой, но и хотя бы приблизиться к Германии. Более того, Франции угрожает постепенная потеря национального суверенитета в случае дальнейшего движения Евросоюза в сторону политической интеграции, так активно продвигаемой немцами. Ее экономика слаба, государство неэффективно, межнациональные проблемы остры, элиты расколоты. Вероятность прихода к власти несистемных сил – то есть не прирученных глобалистами и откровенно антиатлантических политиков вроде Марин Ле Пен – с каждым годом будет лишь увеличиваться. Вплоть до образования невообразимой сейчас право-левой коалиции из националистов и коммунистов. Настоящие французские правые – традиционалисты, католики, старая аристократия, фермеры – и настоящие французские левые (не глобалистского покроя) сходятся не только в нелюбви к Евросоюзу и атлантизму, но и в симпатиях к России, в понимании выгоды от франко-русского сотрудничества. Если Вашингтон, Лондон и Берлин решили строить оборонительные редуты против Москвы от Прибалтики до Румынии, то зачем это Парижу? Франции не нужна конфронтация с Россией – она не проводит традиционную для англосаксов политику сдерживания России, у нее нет желания бороться с русскими за Прибалтику, Балканы и Центральную Европу, как у Берлина. Даже если забыть о том, что Москва ни в коем случае не допустит отрыва Украины от России – что пользы Франции от того, что она будет и дальше помогать США и Германии в их борьбе за Украину? Немцы получат жизненное пространство, англосаксы ослабят Россию, своего противника в глобальном противостоянии – а что получат французы? Какая выгода Парижу от еще большего усиления Германии и долгого, стратегического разрыва с Москвой? Но Франция – это слабое звено не только атлантического проекта единой Европы, но и ее германского варианта. Миф о преодолении немцами и французами своего многовекового соперничества растает при первых серьезных испытаниях – французы по-прежнему боятся бесконтрольного германского могущества. При этом у самой Франции уже нет и никогда не будет возможности сдерживать немцев самостоятельно – не говоря уже о том, чтобы быть сильнее них, как это было в наполеоновские времена. Кто может быть противовесом Германии, союзником Франции? Англосаксы? Но тогда Париж так и останется пешкой в руках атлантистов – поменяется только игра, с «единой Европы» на «против Германии». Реальное сдерживание Германии возможно для Франции лишь при помощи России – причем что мягкое, в условиях существования Европейского союза, что жесткое, при условии распада ЕС. При этом Парижу нужна именно участвующая в европейских делах Россия – то есть не просто сильная, но вовлеченная в общеевропейский баланс сил. А нынешняя политика что атлантистов, что Берлина в любом случае ведет к отгораживанию Европы от России. Как сказал после переговоров во Внуково Олланд, «если мы не сможем продвигаться вперед, мы вернемся к временам холодной войны, которые основывались на взаимном устрашении и экстремальных тенденциях. В этом случае произойдет отмежевание от России». Тут важно даже не то, насколько успешным будет для Европы это «отмежевание» (например, удастся ли надежно отгородить Прибалтику, Венгрию, Сербию, Словакию), а сам факт выбора Европой политики конфронтации с Россией. Россия в любом случае сохранится – но, вступив в длительный период конфронтации с Западом, она может себе позволить на десятилетия развернуться на Восток и Юг. Оставив европейцев наедине с их проблемами – и тогда уже Парижу бесполезно будет апеллировать к Москве – ведь в ответ можно будет услышать, что «это вы европейцы, а мы великая тихоокеанская и азиатская держава, решайте сами свои проблемы». Оказавшись между англосаксонским львом и германским орлом, ослабленный французский петух рискует превратиться в жареного. А чтобы избежать этой участи, ему придется идти на огромные уступки – или Берлину, или англосаксам. Так что Парижу ради собственных интересов нужно следовать завету Шарля де Голля, о котором сегодня напомнил в Москве спикер Госдумы Сергей Нарышкин, открывая выставку, посвященную 70-летию визита генерала в воюющий СССР: «За несколько месяцев до окончания войны Шарль де Голль произнес свои знаменитые слова: для Франции и России быть вместе означает быть сильными, а быть разъединенными – это значит оказаться в опасности. За прошедшие годы география не изменилась, опыта у стран и народов стало больше, а вот со здравым смыслом у многих европейских политиков происходит что-то неладное, иначе чем объяснить такое намеренное разрушение добрососедских отношений и традиции дружбы с Россией». Геополитические реалии никто не в силах отменить – и именно сегодня, во время начавшейся уже холодной войны англосаксов и русских, великие (пусть больше и в силу прошлых заслуг) европейские нации вынуждены будут сделать свой выбор. Социалист Олланд, имеющий у себя дома рейтинг в 12 процентов, не хочет, да и не имеет возможностей выбирать. Но в такой исторический момент, когда делается выбор на десятилетия вперед, даже он не может полностью игнорировать национальные французские интересы. Франция все еще не списана из разряда великих европейских держав, она все еще верит в свое если и не великое, то хотя бы достойное будущее. Без России шансы на него станут совсем призрачными.

Теги:  Владимир Путин, Франсуа Олланд, Россия и Франция, визит