Мнения: Омским врачам пришлось ходить по минному полю

В реанимацию больницы Нью-Йоркского университета кто только не попадал. Знаменитости и их родственники были нередкими клиентами. Особого шума по этому поводу не было. Истории болезни хранились в тайне, в прессу максимум просачивалась информация о присутствии знаменитости в больнице, но не более того. Как-то в реанимации несколько дней находилась родственница Бена Стиллера.

В реанимацию больницы Нью-Йоркского университета кто только не попадал. Знаменитости и их родственники были нередкими клиентами. Особого шума по этому поводу не было. Истории болезни хранились в тайне, в прессу максимум просачивалась информация о присутствии знаменитости в больнице, но не более того. Как-то в реанимации несколько дней находилась родственница Бена Стиллера.

Я не был ее лечащим врачом и даже не вел реанимацию в тот момент. Но офис мой находился как раз посередине реанимации, а статусных пациентов всегда располагали поближе к офису интенсивистов, так что во время посещения родственников я всегда радовался, когда мимо моего офиса проходил Гей Факер или Фрэнк Костенза. Как-то во время ночного дежурства я не мог найти зарядку от телефона, которая всегда валялась в офисе. «Я же врач, я не могу без телефона», – мысленно кричал я, бегая вокруг офисов и думая, куда я мог подевать зарядку в комнатке два на три метра. «Ты что-то потерял?» – участливо спросила медсестра Джули, допечатывая какие-то записи в конце своей смены. «Зарядку от телефона», – грустно ответил я. «А, ее Бен Стиллер взял, не волнуйся, он отдаст». Действительно, когда я вернулся, посмотрев очередного пациента, зарядка лежала у меня на столе. С актером я так ни словом и не обмолвился и даже не знаю, что происходило и чем закончилась болезнь члена его семьи. Не мое, в общем-то, дело, но ведение статусного пациента всегда предполагает серьезную дополнительную нагрузку на врача.

Как интенсивиста меня страшно интересует, что происходит с Навальным. Токсикология вообще поразительно интересная и многогранная наука, а сталкиваюсь я с ней только тогда, когда очередной бруклинский, манхэттеннский или бронксовский раздолбай(ка), не придумав, чем еще себя занять, употребит какой-нибудь антифриз.

Как-то ирландский аспирант поступил с серьезным повреждением печени. В анамнезе были еженедельные возлияния, и ночная команда приписала проблему этому факту. Но пил аспирант столько лет с 16 и вообще не понимал, что такого в 16 еженедельных Irish Car bombs. По какому-то наитию я спросил о каких-либо растительных средствах, и чувак пожаловался на очень сложные экзамены в университете, из-за которых он пьет по 12–15 чашек какого-то чая из китайского магазина. Умеренность хоть в чем-то явно не входила в список его добродетелей. В чае оказалось высокое количество байкальского шлемника, который вполне может вызвать токсическое повреждение печени. Особенно в комбинации с ирландскими бомбами.

Несчастный измученный метастазирующий раком предстательной железы пациент поступил с почти отсутствующим гемоглобином и массивным гемолизом. Найти причину гемолиза не могли, но после назойливого допроса он сознался, что принимал «магическую медицинскую субстанцию», которую посоветовал ему гаитянский знахарь. Что там такого магического, сказать он затруднился, но признался, что в связи с отсутствием эффекта увеличил количество капель на порядок. Его жена была дома и прислала фотографию бутылки. Волшебным веществом оказался хлорин. Тот самый, что в газообразной форме был эффективно использован немцами во втором сражении под Ипром в 1915-м.

Так вот, к ситуации с Навальным. Мы сейчас абсолютно ничего не знаем, что совершенно не мешает очень многим бросаться обвинениями, утверждать что-то, основываясь на абсолютно непроверенных данных, а скорее – слухах.

На врачей, ведущих пациента, оказывается невероятное давление, требуют раскрытия истории болезни, доступа журналистов к пациенту, перевода пациента в Европу.

Информацию о течении болезни пациента врач может раскрывать только пациенту или, в случае нахождения пациента в тяжелом состоянии и в наличии сомнений в способности оценить эту информацию, его близким. Пациент и его близкие могут сами решить, как распорядиться информацией. Также при наличии сомнений в квалификации лечащих врачей семья пациента может потребовать перевода или независимого второго мнения. Это нормально.

Транспортировка критически больного человека даже в соседнюю больницу в том же районе – процесс нетривиальный. В первую очередь в этом должен быть смысл. В принимающей больнице должны быть в состоянии сделать что-то недоступное больнице отправляющей. Решение о транспортабельности пациента может принять лишь лечащая его команда и принимающая сторона. Даже если транспортировка – это двадцать минут на скорой помощи. Транспортировка за шесть часовых поясов требует немного другого уровня подготовки.

Я не знаю, что случилось с Алексеем Навальным, и не собираюсь теоретизировать. Данных объективных у меня нет. Я очень надеюсь на его скорейшее выздоровление и выяснение причины его болезни. Мой пост скорее в защиту омских врачей, попавших в тяжелую ситуацию, где им приходится ходить по минному полю и где каждый их шаг обсуждается и в основном критикуется в прессе и соцсетях.

Источник: Блог Евгения Пинелиса

Теги:  медицина , Алексей Навальный