В 23:00 по Москве или в полночь по Дамаску вступает в силу соглашение о двухнедельном прекращении огня в Сирии, гарантами которого выступили Россия и США при одобрении Собеза ООН. Шансов на то, что мир в Сирии действительно будет достигнут, гораздо больше, чем кажется. Но есть и многочисленные факторы риска, которые необходимо проанализировать. Соглашение не затрагивает террористические группировки, борьба против которых будет продолжена и правительственной армией Сирии при поддержке ВКС России, и коалицией, возглавляемой США. Но до сих пор нет четкого понимания, какие именно группировки «умеренной» вооруженной оппозиции готовы на безоговорочное прекращения огня. Некоторые из них задним числом уже начали выставлять собственные условия, в том числе, заведомо невыполнимые, например, прекращение деятельности российской группировки ВКС в Сирии. Другое дело, что этих ребят по большому счету никто и не спрашивает: вы либо выполняете соглашение, либо нет, и тогда придется действовать по ситуации. Но по умолчанию все вопросы отныне должны решаться за столом переговоров. Причем, этот самый «стол» вовсе не означает, что президент Башар Асад пригласит всех к себе на чай прямо в камуфляже и предложит разделить власть. Это вам не Хасавюрт.
Перемирие само по себе – не мир. Обозначенные две недели – срок во многом условный, поскольку никаких формальных обязательств по его продлению никто на себя не брал. По сути дела, никто, кроме официального Дамаска, очевидной ответственности за срыв перемирия не несет. Сирийское правительство обязано с уважением относиться (как минимум, как к партнерам по переговорному процессу) к тем бывшим боевикам группировок, которые согласны на вхождение в мирный процесс.
Принято считать, что именно небольшие группировки несут в себе основную опасность для процесса мирного урегулирования. Они, мол, неуправляемые, и гораздо проще вести переговоры с крупными объединениями, чем гоняться с оливковой ветвью за каждым полевым командиром.
Но на деле ситуация прямо противоположная. Крупные вооруженные формирования, формально приписанные или к «умеренной оппозиции», или к так называемой Свободной сирийской армии управляемы и скоординированы на уровне межгосударственной политики, но не на земле. Большинство их руководителей мнят себя бонапартами и новыми соправителями Сирии. Хуже того, многие формально признанные Западом лидеры оппозиции такого рода, включая генералов-перебежчиков и бывших членов окружения Асада, отказались непосредственно участвовать в мирных переговорах или уклонились от них.
А вот небольшие группы, воюющие в изолированных анклавах, как раз вполне готовы и к переговорам, и к интеграции в сирийское общество. Дело в том, что в большинстве своем они состоят из людей местных, чей конфликт с режимом действительно носил политический, а не религиозный или национальный характер. А политические противоречия в нынешней Сирии вполне решаемы, в первую очередь, за счет делегирования прав на уровне местного самоуправления тем группам населения, которые за пять с лишним лет войны обособились в реальные политические фракции.
Главное слово на переговорах Дамаск осознанно передает гражданским властям. Именно гражданские губернаторы провинций (а ниже по цепочке – представители региональных и муниципальных органов власти) встали во главе создаваемых «советов национального примирения». Советы эти возникли не вчера и формируются не в авральном порядке. Они существовали давно, но в силу военного положения не имели такого веса и таких полномочий, которые позволили бы им заняться волнующими их задачами напрямую. Впервые о превалирующей роли гражданских органов власти над военными в переговорном процессе с вооруженной оппозицией заговорили где-то в октябре-ноябре прошлого года, когда были реализованы первые проекты по эвакуации оппозиционеров из окруженных анклавов.
Военному командованию эти инициативы не всегда были по душе: генералы полагают (и, зачастую, небезосновательно), что, восстановив силы, рядовые боевики возьмутся за старое. Но в том же Хомсе военным пришлось подчиниться приказу. Авторитет гражданских властей растет по мере того, как Дамаск выполняет бытовые детали договоренностей: эвакуация, обмен землей – еще ни разу ни один аспект такого рода соглашений не был нарушен, не говоря уже о поставках гуманитарной помощи в изолированные анклавы со сложным рельефом местности. Кроме того, местные власти знают детали – вплоть до родственных связей и обстоятельств попадания в ту или иную бандгруппу конкретного человека.
Этот процесс идет в провинции Латакия уже сейчас, не дожидаясь официального начала перемирия. Но надо понимать, что «советы по примирению» - это не социальные центры, а политические переговорные платформы. Если та или иная группировка с четко выраженными и понятными принципами готова к политическому диалогу, Дамаск, в свою очередь, готов предоставить им позиции в местном самоуправлении. Более того, в той же Латакии предлагается учесть интересы не только местных оппозиционеров, но и оказавшихся в этой зоне пришлых боевиков. Главное – чтобы они были договороспособны, а их идеология не содержала очевидных террористических элементов.
Собственно, это и есть перевод гражданской войны в мирное русло. Вне зависимости от того, продержится ли перемирие требуемые две недели или нет, уже сейчас понятно, что успехи будут. Но стоит помнить и о том, что однажды в Сирии под эгидой ООН уже провозглашалось перемирие, которое закончилось волнообразным наступлением войск оппозиции, в короткие сроки укрепившей свои позиции и подпитавшейся оружием.
Такая угроза есть и сейчас, но она не из числа основных. Откровенно говоря, всем и так понятно, что договороспособные группы оппозиции погоды в этом смысле не делают, в отличие от тех формирований джихадистов и приравненных к ним, кто в наибольшей степени зависим от внешнего влияния. Угроза внешнего воздействия куда более актуальна, чем продолжение локального сопротивления тех или иных мелких групп. Ну, продолжает сражаться в районе Думаа под Дамаском «Джейш аль-Ислам», да и Аллах с ней,
это ненадолго. Наскоки туркоориентированных группировок или угрозы вторжения в Сирию третьих стран куда более опасны.
Кстати, классического договора об оказании взаимной помощи в рамках отражения агрессии между РФ и САР нет до сих пор. А ведь этот дипломатический механизм с гарантией исключил бы возможность нападения на Сирию третьих стран,
в том числе, Турции. И, возможно, пресек бы
так называемый «план «Б», который, с подачи госсекретаря Джона Керри, сейчас активно обсуждают и либеральные публицисты, и представители «дипломатии НАТО». Подразумевается, что если что-то пойдет не так, США, Турция и некоторые арабские державы решатся на прямое военное вторжение в Сирию,
добьются ее расчленения и установления «зон контроля». И даже если в этих зонах не будут провозглашены новые независимые государства, в Сирии возможно создание «новой Боснии» - формально единой, но по факту разделенной и частично оккупированной страны без четко выраженной центральной власти. При этом ясных критериев того, что «что-то пошло не так», госсекретарь Джон Керри публично не сформулировал до сих пор.
В создании некого регионального блока безопасности нет ничего сверхъестественного. В идеале подобный документ могли бы, помимо РФ и Сирии, подписать, например, Иран и Ливан. Никто не делает секрета из того, что иранские военные формирования и части, составленные из граждан Ливана, участвуют в войне на стороне Дамаска. Эти отношения легитимизованы путем двусторонних соглашений, но общей коалиции с точки зрения международного права не существует. Конечно, есть множество оговорок и подводных камней (особенно относительно Ливана), но все это преодолимо.
Дополнительная деталь: отношения с Израилем. В Тель-Авиве нет однозначной оценки событий в Сирии и вокруг нее. С одной стороны, Израилю хотелось бы ослабления Дамаска, с другой – а куда уж больше? Вопрос о контроле над Голанскими высота дебатируем, а вот появление на них ИГИЛ или кого-то вроде них уже неприемлемо. При этом взаимоотношения Израиля с Ираном уже давно достигли крайней степени заморозки, и обе стороны заинтересованы в создании платформы для переговоров – хотя бы и неформальных. Работа в рамках новой коалиции по обеспечению безопасности и целостности Сирии могла бы стать такой площадкой.
Дальнейшее расширение переговорного процесса вернуло бы в игру курдов, позволило бы определить правовое
положение езидов (нация они все-таки или религиозная секта?), обеспечить безопасность христианских анклавов, в том числе и с привлечением возможностей Ватикана,
о чем уже говорили Папа Римский и Патриарх Московский.
Но военной составляющей при этом никто не отменял. Если Дамаску в период перемирия действительно удастся наладить быт в тех зонах, где гражданская администрация придет на смену военной, можно будет говорить о начале принципиального перелома. Однако Дамаск не единственный, на ком лежит ответственность за происходящее. Слепой отвод воинских частей из тех районов, где это перемирие формально достигнуто, может обернуться новым взрывом насилия. Конечно, часть сил будет высвобождена для организации борьбы на тех участках, где антитеррористические наступательные операции большого масштаба ранее были невозможны (например,
в районе Пальмиры). Но увлекаться этим не следует.
Перемирие просто изменяет формат происходящего и, возможно, более ярко подсветит, кто есть кто. Но это только пробный шаг, который не устранит общего внешнего давления на Сирии. А именно внешнее давление сейчас – главный элемент дестабилизации. Выход из этой ситуации возможен только при дипломатическом обеспечении безопасности и целостности Сирии. А на земле Дамаск сам разберется – даже без участия военных специалистов.
Теги:
Иран, Россия и США, Ближний Восток, Турция, Израиль, Ливан, Сирия, война в Сирии, ИГИЛ, перемирие в Сирии
