Почему при капитализме народ живёт богаче
Казалось бы, в СССР никаких олигархов не было, частный бизнес был запрещён, все доходы шли в казну и тратились на народ. Однако в СССР элементарные бананы были роскошью, тогда как сейчас они лежат везде и доступны любой компании школьников, заглянувшей в «Магнит» после уроков. При этом, как верно замечают в комментариях, Россия каждый год импортирует 1,5 млн тонн бананов. Олигархам столько не съесть, из чего приходится сделать вывод, что бананы ест простой русский народ.
Разгадка «парадокса» заключается в том, что социализм является народным только в лозунгах: в реальной жизни народ при социализме находится на положении, близком к положению крепостных. По-настоящему народным строем является не социализм, а капитализм.
Деньги дают власть. Цитирую скупого рыцаря, размышлявшего о могуществе денег перед наполненным золотыми монетами сундуком (ссылка):
…Что не подвластно мне? как некий демон
Отселе править миром я могу;
Лишь захочу — воздвигнутся чертоги;
В великолепные мои сады
Сбегутся нимфы резвою толпою;
И музы дань свою мне принесут,
И вольный гений мне поработится,
И добродетель и бессонный труд
Смиренно будут ждать моей награды…
И действительно. Если у вас в кошельке лежат несколько красных купюр, у вас есть власть. Вы можете зайти в ресторан и распорядиться подать вам обед. Вы можете вызвать машину и приказать отвезти вас на другой конец города. Вы можете насладиться творчеством муз, призвать резвую нимфу, начать строить чертоги на своих шести сотках и так далее.
Так работает капитализм: получив зарплату, обыватель получает власть, которую он может применить по своему усмотрению — что-нибудь забрав из магазина, например. А раз власть у народа, то и вся экономика подстраивается под народ, предлагая нам с вами бесконечные кофейни, автосервисы, кондитерские и магазины одежды. Власти страны, может быть, предпочли бы направить ресурсы на рытьё каналов, полёты в космос или на помощь африканским друзьям. Но большая часть денег у народа, и народ тратит их туда, куда хочется ему.
При социализме иначе. Голосовать рублём народ не может, так как вся страна представляет собой одну большую монополию, как в песне «16 тонн». Уехать нельзя, открыть бизнес нельзя, отказаться работать нельзя. Работодатель один — государство, поэтому работодатель ставит заниженную зарплату и выдаёт её советскими рублями. При этом государство заставляет рабочих тратить деньги в «заводской лавке», то есть в советских магазинах с высокими ценами, скудным ассортиментом и равнодушными продавщицами. С точки зрения экономиста советские рубли правильнее называть не деньгами, а талонами. Напомню, менять советские рубли на настоящие деньги или ценности — на доллары, на золотые монеты, на квадратные метры, на ценные бумаги, на долю в бизнесе — было запрещено. Подержав в руках доллары, например, советский гражданин рисковал надолго уехать в тюрьму по знаменитой «бабочке», статье 88 УК РСФСР.
Таким образом, вся власть при социализме сосредотачивается в руках правящего класса номенклатуры, который прислушивается к мнению народа не больше, чем барин из 18-го века прислушивался к мнению крепостных. Не бунтуют? С голоду не пухнут? И славно.
Народ при развитом социализме тоже что-то ест и во что-то одевается, однако власти у него нет. Житель Ленинграда не мог сказать: «что-то у вас, ребята, сыр с пиццы растекается по коробке, несите следующий раз аккуратнее, а то буду заказывать у ваших конкурентов». Доставка пиццы в Ленинграде, мегаполисе с 5 миллионами населения, отсутствовала как класс…
Так вот, вся власть при развитом социализме находится в руках номенклатуры. Советские граждане, истосковавшиеся по капиталистическому изобилию, слухи о котором так или иначе просачивались в Союз, предполагали, будто номенклатура распоряжается властью, чтобы есть в три горла за народный счёт. Отчасти суждение было верным. Галина Вишневская, советская оперная певица, боец ПВО, кавалер ордена Ленина и заслуженный обладатель множества других наград, рассказывала:
…Живя раньше в Ленинграде, я, конечно, знала, что существует привилегированная часть общества, что не все ютятся, как я, в коммунальных квартирах. Но до поступления в Большой театр я и вообразить себе не могла численность господствующего класса в Советском Союзе. Часто, стоя в Георгиевском зале Кремлевского дворца у банкетного стола, заваленного метровыми осётрами, лоснящимися окороками, зернистой икрой, и поднимая со всеми вместе хрустальный бокал за счастливую жизнь советского народа, я с любопытством рассматривала оплывшие, обрюзгшие физиономии самоизбранных руководителей государства, усердно жующих, истово уничтожающих все эти великолепные натюрморты.
Я вспоминала свои недавние скитания по огромной стране, с её чудовищным бытом, непролазной грязью и невообразимо низким, буквально нищенским уровнем жизни народа, и невольно думала, что эти опьянённые властью, самодовольные, отупевшие от еды и питья люди, в сущности, живут в другом государстве, построенном ими для себя, для многотысячной орды, внутри завоёванной России, эксплуатируя на свою потребу её нищий обозлённый народ. У них свои закрытые продовольственные и промтоварные магазины, портняжные и сапожные мастерские, со здоровенными вышибалами-охранниками в дверях, где всё самого высокого качества и по ценам намного ниже официальных цен для народа. Они живут в великолепных бесплатных квартирах и дачах с целым штатом прислуги, у всех машины с шофёром, и не только для них, но и для членов семей. К их услугам бывшие царские дворцы в Крыму и на Кавказе, превращённые специально для них в санатории, свои больницы, дома отдыха…
В собственном «внутреннем государстве» есть всё. Искренне уверовав в свою божественную исключительность, они надменно, брезгливо не смешиваются с жизнью советских смердов, надёжно отгородившись от них высокими непроницаемыми заборами государственных дач. В театрах для них отдельные ложи со специальным выходом на улицу, и даже в антрактах они не выходят в фойе, чтоб не унизиться до общения с рабами…
Действительно, жизнь в СССР была несытной, поэтому многие полагали, что номенклатура только и делает, что ест. Вместе с тем, на физическое обслуживание высокопоставленных желудков уходило относительно мало ресурсов. Народ мёрз в бесконечных очередях не потому, что его объедали ответственные работники, а потому, что у номенклатуры были другие приоритеты.
При капитализме, допустим, 30 рублей есть у государства, и 70 рублей есть у народа. Государство тратит свои 30 рублей на армию, полицию, медицину и так далее, вплоть до зарплаты депутатов, которая составляет, может быть, сотую долю процента от бюджета. Народ тратит свои 70 рублей на собственные нужды и хотелки: еду, автомобили, заграничные путешествия и прочие буржуазные излишества. Государство, может, и хотело бы пересадить Петровича с автомобиля на троллейбус, чтобы пустить сэкономленные деньги на строительство стратегически важного газопровода… но не может. Петрович распоряжается своей зарплатой сам, и тратит их не на газопровод в Индию, а на свой личный автомобиль.
При социализме все 100 рублей находятся в распоряжении правящего класса номенклатуры: у народа остаются только талоны на получение минимального пайка, да псевдовалюта в виде водки и тому подобного для мелкого бартера. Номенклатура, как и руководство капстран,тоже тратит свои 100 рублей на армию, милицию, медицину и так далее. Много денег также уходит в пафос и величие — например, в дорогостоящие космические проекты. «Мы стреляем в космос городами», заметил по этому поводу товарищ Гришин, и он был прав. На мещанские нужды народа номенклатура оставляет минимум возможного. Не будет член ЦК КПСС спускать ограниченный бюджет на кофейни и салоны красоты. Лично ему хороший кофе заварит секретарь, лично его жена слетает на косметические процедуры в Париж. Тот факт, что у Петровича с завода таких возможностей нет, члена ЦК КПСС трогает мало. Поэтому член ЦК КПСС потратит деньги на интересные ему нужды — на расширение металлургического комбината, допустим, или на освоение целины, или на дотации убыточным колхозам. С его точки зрения так правильно: себя член ЦК считает строгим папой, который покупает с зарплаты новый холодильник, а не сладости и игрушки.
Вторая проблема социализма вытекает из первой. При социализме народ держат за гномов-несмышлёнышей, которые должны покорно выполнять приказы сверху. Партия сказала точить вот эту деталь вот таким образом, значит берём под козырёк и выполняем приказ.
При капитализме, повторю ещё раз, у народа есть власть денег. Поэтому любой представитель народа может открыть, например, небольшое производство, чтобы выпускать деревянные ламели для диванов — никого не спрашивая, ни с кем не согласовывая, просто взять и открыть. В СССР такое было невозможно: если бы жителю Ленинграда понадобилось заменить в диване сломанную ламель, загнутую деревянную пластину, ему пришлось бы или нарушить закон, или потратить все выходные на ручное изготовление детали по неолитическим технологиям. Сейчас, для справки, фирменная ламель отличного качества, сделанная в Петербурге, стоит не дороже ста рублей.
Разница в управлении между социализмом и капитализмом получается следующей.
При развитом социализме управленческие решения принимает тонкая прослойка номенклатуры — примерно одна тысячная от населения страны. Народ номенклатура держит за исполнителей, фактически запрещая ему действовать самостоятельно. Мастер в цехе советского завода — умный и деятельный мужчина, он мог бы оптимизировать рабочий процесс, уменьшив брак почти до нуля и повысив выработку в несколько раз. Однако мастер не может: номенклатурный барин не только запрещает ему думать, но и наказывает за проявление инициативы.
При капитализме управленческие решения принимает каждый владелец бизнеса вместе со своей командой управленцев, то есть примерно 5-10% от населения. Тот же мастер цеха или получает нужные полномочия на родном заводе, или увольняется, чтобы открыть свою собственную мастерскую и делать детали там. Думающих голов в результате в 50-100 раз больше. Мозги населения не простаивают, как при социализме, а используются на полную мощность.
Подведу итог
При социализме народ живёт значительно беднее, чем при капитализме, так как у народа нет власти. Во-первых, у народа нет власти голосовать рублём, из-за чего номенклатура имеет возможность сдвинуть ползунок народного потребления на минимум. При одинаковом размере экономик житель социалистической страны будет потреблять в разы меньше, чем житель капстраны.
Во-вторых, при социализме у народа нет власти действовать самостоятельно, народ отстранён от управления экономикой. Из-за этого экономика управляется хуже, бестолковые потери в ней гораздо выше. Одна и та же страна при капитализме будет значительно богаче, а при социализме — значительно беднее.
Как показывает статистика, эти два фактора вместе создают примерно десятикратную разницу в уровне жизни. Сейчас, в 2024, средний россиянин живёт или на уровне среднего европейца, или примерно в полтора-два раза беднее — смотря как считать. Советские граждане были беднее европейцев в 10-20 раз.