Как цирк стал формой терапии
В Сочи во второй раз прошел международный инклюзивный цирковой фестиваль «Обыкновенное чудо необыкновенных детей». «Культура» посетила событие и поговорила с одним из его гостей – дрессировщиком Виталием Смолянцом.
Многие, наверное, удивятся, узнав, как много детей с особенностями развития занимаются в цирковых студиях и мечтают стать артистами. В «Обыкновенном чуде»-2024 участвовали почти 200 человек, среди них есть и «солнечные дети», как называют детей с синдромом Дауна, и глухонемые, и дети с нарушениями опорно-двигательного аппарата. Для них цирк стал не просто развлечением, но смыслом жизни — они работают без устали, чтобы выйти на арену, к публике, и доказать, что могут больше, чем «обычные» люди. Примером служат те, кому удалось совершить невозможное — среди них гость фестиваля, артист, которого в российском цирке считают символом преодоления большой беды.
Виталий Смолянец, дрессировщик львов, в 2015 году остановился на трассе, чтобы помочь попавшим в аварию людям. Спасая их, он не заметил летящую по дороге фуру, и в результате лишился обеих ног. Врачи прогнозировали долгую реабилитацию, не меньше пяти – шести лет, но уже через восемь месяцев Смолянец вышел на арену со своим аттракционом. В интервью «Культуре» он рассказал о дрессировке хищников и о том, что помогло ему восстановиться после катастрофы.
— У вас в аттракционе не львы, а львицы. С ними легче работать?
— С хищниками вообще работать не просто, но с львами, на мой взгляд, сложнее, потому что они ленивые. Львица — она охотник. А лев кто? Блюститель порядка. В случае какой-то опасности он встает на защиту прайда, а в остальное время в основном спит. Лев — это боец, воин, чтобы он работал, надо потрудиться.
— А как потрудиться? Нужно его подавить, показать, что вы главный?
— Не подавить, а подружиться. Моя фишка — терпение. Директоры цирков мне говорят: «Никто не репетирует так долго, как ты. Весь день проводишь на манеже». Мне действительно нравится репетировать. По моему мнению, если у какого-то дрессировщика шоу не так легко смотрится, если он проявляет грубость к животным – это значит, что дрессировщик недорабатывает. Терпение и труд все перетрут.
На репетиции можно пообниматься, погладить своих львиц, позволить им поваляться. Им репетиция тоже нравится больше, чем представление, потому что здесь многое позволительно. Они отличают одно от другого, знают, что если музыка заиграла и вокруг зрители, нужно исполнять команды.
— Что нужно, чтобы выучить львиц выполнять трюки? Как вы это делаете?
— Все начинается с наблюдения. Самая старшая львица попала ко мне в год и три месяца, а младшая у меня родилась. И работа всегда начинается одинаково. Первая репетиция — это знакомство с манежем. Потом постепенно сажаешь зверей на место, они понимают, что если сесть на тумбочку — тебя кормят. Если я отошел от нее и она не спрыгнула с тумбы, я подойду и еще дам ей мяса. Буду хвалить. А потом ставлю реквизит и наблюдаю, что ей интересно. Боится она высоты или не боится.
Допустим, со мной сюда приехали десять зверей. Из них только шесть прыгают с тумбы на тумбу, остальные не могут, им тяжело, они боятся. Никто их заставлять не будет, потому что есть масса других трюков: лечь на ковер, встать на задние лапы. Давайте смотреть, что вам нравится делать, и будем это закреплять. Мой принцип дрессуры именно такой, поэтому у меня нет с ними особых скандалов.
— А как можно заставить львов прыгнуть в огненное кольцо? Моя кошка к огню даже близко не подойдет.
— Самый простой трюк. Все у меня о нем спрашивают, но проще ничего нет. Во-первых, ставятся тумбы для прыжков, сначала очень близко друг к другу, между ними вешается кольцо. Львица должна привыкнуть, что кольцо не враг и ничего плохого ей не сделает. Пусть перелезет с тумбы на тумбу, а кольцо пусть висит, и все. Как только она поняла, что это не опасно, кольцо постепенно поднимается. Смысл в том, чтобы научить животное с тумбы на тумбу прыгать вверх. Потом постепенно тумбы раздвигаются, кольцо поднимается выше и выше. Вся фишка в этом. А потом просто его поджигаешь, и все.
— Расскажите, как вы начали заниматься дрессурой. Почему именно животные, а не какой-нибудь другой номер?
— В цирк я пришел работать водителем. Сергей Григорьевич Беляков, нынешний генеральный директор компании Росгосцирк, был тогда директором программы, работал с львами и тиграми и предложил мне подработку. Я стал рабочим по уходу, потом ассистентом, помогал ему уже как дрессировщик. Как-то раз он опаздывает на представление и звонит мне: «Одевай мой костюм и выходи, ты справишься». Так состоялся мой дебют, ему понравилось, как я работал, и он предложил мне готовить свой номер.
— Что вы почувствовали, когда вышли на арену и увидели, что на вас смотрят две тысячи человек?
— Меня трусило всего и во рту пересохло. Я знал, что звери будут меня слушаться, потому что мы проводили вместе много времени, но у меня тряслись руки, я забыл все что можно. Потом они уже сами сообразили: что ж мы сидим, надо что-то делать. Я не видел зал вообще, я не слышал музыку, я не слышал аплодисментов. Когда я закончил, ушел за кулисы и сказал, что никогда больше не выйду, надо мной все смеялись, говорили, что в первый раз у всех так.
— Это правда, что вам помогали вернуться на арену всем цирком?
— Когда я очнулся без ног, у меня было желание уйти из жизни, я мечтал об эвтаназии, все такое. Потом пришел Эдгард Запашный и сказал, что меня никто не уволил и весь Росгосцирк будет скидываться деньгами, чтобы купить мне самое лучшее, что есть на сегодняшний день. И все, кто ко мне приходил, говорили одно и то же: тебя ждут, ты вернешься. Короче, убедили так, что у меня других мыслей и не было. Жене я сразу предложил развестись, но она сказала: «Я буду с тобой при любом раскладе». Я понял, что у меня есть все шансы жить, как я жил раньше, и пошло-поехало. Первые полтора месяца было очень тяжело, потом начался второй этап, полтора года. Ну, а потом все стало легче.
— Как повели себя звери, когда вы вернулись на манеж через восемь месяцев после аварии?
— Как будто ничего не произошло. У меня в голове крутилось: я все-таки слабый, что будет? Я тогда на костылях работал, подниму правую руку — падаю вправо, подниму левую — падаю влево. Вот эти костыли — единственное, что их удивило, потому что прежде у меня в руках была только маленькая палочка-указка. А это что? Не могут понять, лапой дергают.
Инна, жена, очень боялась за меня, потому что они привыкли, что во время репетиции могут ко мне подходить, ложиться, мы можем поваляться, пообниматься, а я нагнуться не мог тогда, и они были возмущены вот этим еще. Но отношение ко мне у них не поменялось. Они реально умеют любить, всегда отвечают взаимностью, а то, что рычат — они же хищники, это их природа. Если я нарушил дистанцию, или им не понравилась веревочка, которой я их коснулся, что-то еще, они будут возмущаться, рычать, предупреждать — не делай этого.
— То есть дистанцию все-таки держат.
— Как и я. Чарлик, тигр, и на репетиции, и в работе всегда держит дистанцию от меня, я от него. Он бесконтактный зверь, приехал дикий и дикий остался. Я не обижаю его, он не обижает меня, мы на расстоянии друзья, но близко друг к другу не подходим. И среди львиц есть такие, что не любят панибратства.
— Что бы вы посоветовали тем, кто попал в тяжелую жизненную ситуацию, похожую на вашу? Если у него нет цирковой семьи, на что он может опираться?
— Цирковой, может, и нет, но есть своя семья, родные, близкие. Они должны быть, во-первых, очень близки к нему, окружение большую роль сыграет, а во-вторых, должны его не жалеть, а провоцировать продолжать заниматься своей работой. Если человек занимался своим делом, а потом это все оборвалось, в душе у него творятся такие ужасы, что… Но его нужно не жалеть, а направлять.
— Видно, что вы привыкли давать интервью. Для журналистов вы просто подарок, потому что история у вас исключительная. И аттракцион эффектный.
— К интервью я привык, да, а вот документальные фильмы не люблю. Когда просят встать вот так, посмотреть вот туда, а иногда еще и поехать на трассу и там постоять, я отказываюсь. Нет, говорю, ребята, я не киноактер.
Фотография предоставлена Росгосцирком, фото на анонсе - Татьяна Филиппова.