Из истории советской текстильной промышленности
Одно дело – читать о нарастающей неэффективности застойной экономики в обзорных работах, а другое – смотреть, как это происходило на уровне конкретных производств. Одним из крупнейших текстильных предприятий Ленинграда был Комбинат тонких и технических сукон имени Тельмана, до революции – Товарищество шерстяных изделий «Торнтон». Сама фабрика давно не действует, а в 2021 г. пожар уничтожил и ее историческое здание на Октябрьской набережной. От огромного производства остались разве что документы в архивах.
Документы эти рисуют картину постепенной деградации предприятия (я прочитал стенограммы партсобраний комбината за 1973–1982 гг.), Выражение «отражались как в капле воды», конечно, избитое, но тут именно оно.
Первый комплекс проблем связан с отношением к материальным ресурсам. Поскольку советские предприятия не могли обанкротиться, у них не было стимулов экономить сырье, равно как и следить за качеством продукции. Комбинат имени Тельмана не был исключением: все, начиная от директора и заканчивая рядовыми сотрудниками, постоянно указывали на бесхозяйственность, царившую на производстве. В 1977 г. председатель группы народного контроля, выступая на партсобрании, жаловался:
«А что делается по сохранности дорогостоящего технологического оборудования на складе топлива. Поступившее оборудование в 1975–76 годах находится под открытым небом, часть покрылась ржавчиной, хранится навалом. А куда пропал асбестит 3 т. Оказывается, он хранился на земле в новой котельной, и строители смешали его с грязью. … А как хранится пряжа, суровье. … Имеет место, когда суровье лежит на грязном полу, по нему ходят».
Стенограммы партсобраний пестрят похожими примерами: «Отношение к сырью у нас сейчас очень плохое. Сырье валяется в цехах везде…»; «И никому нет дела, что шерсть, когда сгружают, бросают в воду, она мокнет»; «Большие запасы вискозы хранятся под открытым небом под дождем и снегом…»; «На штопке г/сукон во время обеда спят, завернувшись в товар»; «Во II этаже в бригаде п/м Золотилова работают недобросовестные работницы, руки моют шерстью…».
Вторая группа проблем, с которой, как и многие предприятия эпохи застоя, столкнулся комбинат – деградация трудовой этики (алкоголизм, воровство, прогулы). На производстве процветало пьянство: «Взять хотя бы транспортный цех. Большинство рабочих к 2–м часам дня уже находятся в нетрезвом состоянии». Начальник караула жаловался: «Участились случаи воровства. Воруют пряжу не только шпулями, а мешками по 60–70 килограмм». В 1981 г. при попытке вынести материальные ценности было задержано 3% работающих на комбинате, и это число было далеко неполным. Стабильно высоким оставалось число прогулов.
Уволить недобросовестных работников было сложно, в том числе и потому, что производство испытывало нехватку рабочей силы. Доходило до смешного: один из руководителей жаловался, что некоторые новонанятые работники «…день отработают, а потом исчезают на 2–3 месяца и мы разыскиваем их по домам».
Чтобы быть уволенным за прогулы, нужно было совершить что–нибудь из ряда вон выходящее. Отчитываясь о мерах по укреплению дисциплины, директор комбината приводил такие примеры:
«В отдельный коллективах ряд нарушителей длительное время не работали, но мер со стороны руководство производств не принималось.
Так, транспортировщик красильно–отделочного производства Подлесный не работал 5 месяцев, транспортировщик мокрого товара Сурин – 4 месяца, зольщик котельной Бокарев – 7 месяцев, все они в последствие были уволены с комбината за прогул».
«…В аппаратно–прядильном производстве чистильщик–точильщик аппаратов ГОРОХОВ не работал 3 месяца, транспортировщик КЛИМАНОВ так же не работал 3 месяца, в ткацком производстве транспортировщик ВОЛЫНСКАЯ также не работала 4 месяца. Все они в последствии были уволены с комбината за прогул».
Но и увольнение не было серьезным наказанием: десятки таких же предприятий, также испытывавших нехватку рабочей силы, готовы были принять прогульщиков на работу. Уже в 1977 г. один из начальников цехов жаловался, что «увольнение за прогулы вместо наказания превратилось в простой обмен предприятиями прогульщиками». Поэтому нарушителям обычно разрешали отработать прогулянное время сверхурочно. Обычными мерами взыскания было лишение премий, ограничения при распределении жилья и путевок, а также при предоставлении отпуска в летнее время.
Почему же производству не хватало работников? Главная причина заключалась в тяжелом физическом труде и ужасных условиях на производстве. В одних цехах было слишком жарко: «В красильном цехе люди задыхаются от пара, так как вентилятор недостаточной мощности. Вопрос этот ставили в прошлом [1979 г.] году, но до сих пор не решен». В других – слишком холодно: «В окнах, особенно первого этажа, не хватает стекол, и температура воздуха в помещении очень низкая — +10–15⁰ при +⁰ наружного воздуха –4–5⁰ и +5–10⁰ при температуре воздуха ниже 10⁰». В третьих – и жарко, и холодно одновременно: «Почти на каждом участке производства свой микроклимат. На одном температура +30⁰, на другом прохладно, что вызывает много простудных заболеваний. Администрации комбината необходимо позаботиться о создании нормальных условий труда на участках».
Тяжелейший физический труд, тяжелейшие бытовые условия — протекающие крыши, через которые дождь заливал и производство, и склады с сырьем и готовым товаром, нехватка душевых и комнат гигиены — не компенсировались ни зарплатой, которая была ниже, чем в приоритетных отраслях вроде машиностроения, ни социальными благами (жилье, детсады, дачи), которые могли предложить более крупные и благополучные предприятия.
Последствия такого хозяйствования не могли не сказаться. Подобно многим советским предприятиям, комбинат мог наращивать производство, только пока увеличивалось число работников. Когда последние стали покидать производство, немедленно упали и экономические показатели. В начале 80–х комбинат не только перестал выполнять план, но и снизил абсолютные объемы производства. К этому моменту он фактически стал банкротом: средств на счетах было недостаточно для расчетов с поставщиками. Но в советской экономике это мало что значило: предприятие просто перевели на "особый режим кредитования".
В рыночной экономике такое предприятие либо закрылось, либо, как минимум, подверглось серьезной реорганизации. В реальной советской экономике один и тот же директор из года в год повторял мантру о необходимости изыскивать "внутренние резервы" для роста выпуска. На помощь важному производству пришел местный райком партии, однако помощь эта свелась к точечному «вливанию» новой рабочей силы. С 1981 г. к производству стали привлекать заключенных («…в основных цехах и на производствах комбината ежедневно работает около 50 человек женщин из спецкомендатуры Невского района») и школьников (да, эта практика существовала не только в Узбекистане): «Почти постоянно из школ района формируются отряды из школьников, которые работают в цехах нашего комбината. Существует в этом плане определенный порядок – каждый школьник должен отработать на комбинате 4 часа в неделю».
С таким багажом комбинат и подошел к Перестройке. Неудивительно, что первоначальные позднесоветские экономические реформы вроде андроповской кампании за укрепление дисциплины или горбачевской «интенсификации» были столь прямолинейно–беззубыми. Язвы советской экономики казались слишком очевидными, и средства лечения тоже представлялись простыми. А вот необходимость сколь–либо новых, радикальных мер как раз была неочевидна.
Написал experov на experov.d3.ru / комментировать