У этого цикла статей, в сущности, два героя. Первый — француз из Эльзаса, аббат Жан-Франсуа Жоржель, человек по-житейски умудренный и наблюдательный. Второй и главный герой — наш любимый Санкт-Петербург (аббат называет его «городом, ставшим одним из первых в Европе»), картина жизни которого на рубеже XVIII и XIX веков запечатлена в записках гостя столицы. Несколько слов об авторе записок. Жан-Франсуа Жоржель (1731−1813 гг.) — французский священнослужитель (уроженец Эльзаса), член ордена иезуитов, аббат и доверенное лицо кардинала Рогана, епископа Страсбурга. Известен главным образом как автор воспоминаний о Великой Французской революции и «Путешествия в Санкт-Петербург в 1799−1800 гг.»; оба произведения были опубликованы уже после смерти автора, в 1818 году. Но интересен нам аббат тем обстоятельством, что в конце XVIII века он совершил путешествие из западной Европы в столицу Российской империи и оставил записки о своей поездке, содержащие множество любопытных фактов, при этом совершенно неизвестные современному читателю. С какой целью аббат, человек к тому времени уже достаточно преклонного, во всяком случае по меркам той эпохи, возраста, совершил путешествие в далекую и загадочную северную страну? Автор комментария к запискам Жоржеля пишет, что он приезжал в составе посольства от рыцарского ордена св. Иоанна Иерусалимского (Мальтийского ордена), отправленного к императору Павлу I с тем, чтобы предложить ему сан великого магистра этого ордена (это высокое звание предлагалось и другим европейским государям, но все они отказались); хотя и будучи православным, а не католиком, Павел I оказался человеком более великодушным, благородным и не столь расчетливым. Чтобы убедиться в том, что обозначенная цель не полностью соответствует исторической правде, достаточно просто взглянуть на даты.Владимир Лукич Боровиковский, «Портрет Павла I в костюме гроссмейстера Мальтийского ордена», 1800 г., общественное достояние Аббат пишет, что посольство прибыло в Петербург в самом конце 1799 года. Между тем известно, что император Павел I был избран великим магистром Мальтийского ордена год назад, в декабре 1798 года; к его титулу были добавлены слова «Великий магистр ордена св. Иоанна Иерусалимского». Отсюда со всей очевидностью следует, что миссия, участие в которой принимал Жоржель, руководствовалась не той целью, которую указал комментатор, а какими-то иными соображениями. Скорее всего, речь шла о налаживании контактов с новым начальством и стремлении получить финансовую помощь или иные преференции от могущественного правителя России. Каким образом французский священник оказался в составе немецкой делегации? Новая, революционная, власть пыталась изменить не только общество, но и церковь, и потребовала от священников, чтобы они принесли присягу на верность французскому государству, что вызвало раскол среди духовенства. «Мне предстояло выбирать между преступной присягой и изгнанием; я, не колеблясь, избрал последнее», — пишет Жоржель. Он нашел убежище во Фрейбурге. И когда ему было предложено, с учетом былого дипломатического опыта, принять участие в депутации, аббат решил, что местные власти сочли бы отказ проявлением черной неблагодарности. Депутация (она же делегация) Великих Приорств Мальтийского ордена из Германии и Богемии, в состав которой входили великий бальи, командор, аббат Жоржель и другие, менее значительные, лица, прибыла в Петербург, а точнее его пригород — Царское Село, зимой, во второй половине декабря 1799 года. Аббат пишет, что городок этот им очень понравился, тем более что они сумели найти там порядочную гостиницу, хотя: «…стоянка обошлась нам недешево, так как за простой взяли с нас 2 рубля, да столько же за плохой завтрак… Спорить с ними (служителями) бесполезно и опасно; приходится платить и молчать». Аббат добавляет: «Русские любят обдирать иностранцев»… (Спрашивается, а кто этого не любит?) По словам Жоржеля, Царское село — городок с красивыми деревянными домами, там есть греческая (т.е. православная) церковь. Упоминает он и том, что в Царском селе находится дворец, принадлежащий императорской фамилии. Дорога, ведущая от Царского Села к столице российского государства, явно не относилась к числу двух пресловутых российских бед: аббат называет ее превосходной, в особенности же ему понравились «мраморные пирамиды, служащие для обозначения верст». Верстовые столбы, или верстовые пирамиды из мрамора, созданные по проекту итальянского архитектора Антонио Ринальди, были установлены на трассе по приказу императрицы Екатерины Великой. Высота этих «пирамид» составляла 6 м 40 см, их ставили на расстоянии одной версты друг от друга; всего на Царскосельской дороге был установлен 21 верстовой столб. Первый верстовой знак был установлен на углу Московского проспекта и набережной Фонтанки, последний — на краю Екатерининского парка, около Орловских ворот (тогдашняя путевая верста равнялась 500 саженям, или 1,0668 км). Судя по всему, русский мороз свирепствовал не настолько, чтобы отбить у гостей тягу к познанию, и они (во всяком случае, автор записок) внимательно глядели по сторонам. Справа от дороги, по которой они ехали, тянулся ряд загородных домов, которые показались путешественникам «воистину царскими жилищами среди сельской обстановки». Впоследствии они узнали, что дома эти принадлежали русским вельможам (что называется, кто бы сомневался!), которые: «в местности, где могут расти только ель, береза и ветла, развели чудные сады и устроили очаровательные жилища… По той роскоши, какая господствует в них, их можно сравнить с королевскими дворцами, и они составляют преддверие, достойное императорской столицы», — пишет Жоржель. Что же, за преддверием обычно следует дверь, и в два часа пополудни аббат и его спутники подъехали к петербургской заставе, которая, согласно его описанию, имела вид триумфальных ворот. Близ заставы находилась гауптвахта, в которую должен был заходить каждый приезжающий в Петербург и выезжающий из него, чтобы объявить свою фамилию и сказать, откуда или куда он едет. Из энциклопедического справочника «Санкт-Петербург. Петроград. Ленинград» можно узнать, что заставами в то время назывались контрольные (и, разумеется, пропускные) пункты, учреждённые в начале XVIII века на всех главных дорогах при въезде в столицу. На заставах осуществлялась проверка грузов, багажа и документов пассажиров, там имелись специальные регистрационные книги, в которые записывали имена всех покидавших город или въезжавших в него. Адольф Игнатьевич Ладюрнер, «Елагиноостровская гауптвахта с караулом Кавалергардского полка», 1840 г., общественное достояние Рядом с заставой в особых зданиях (гауптвахтах) находились воинские караулы, а сами дороги были перегорожены шлагбаумами и рогатками (граница на замке!). Шлагбаумы и рогатки были упразднены лишь десятилетия позднее, в 1858 году, когда наступила эпоха тогдашней перестройки. Впрочем, событие это было связано, по-видимому, не столько с общей либерализацией, а скорее с тем, что практическая надобность в подобного рода сооружениях исчезла. Сейчас это понятие несет в себе негативный смысл, поскольку мы привыкли считать, что гауптвахта — это место для содержания проштрафившихся военнослужащих. Но в ту давнюю эпоху оно употреблялось в своем изначальном значении — «главный караул», или, в более приземленном смысле, караульный дом — помещение, предназначенное для размещения воинской команды. Новоприбывших пригласили выйти из кареты, предъявить документы (паспорта), предоставить информацию о целях своего прибытия и указать место, где они собираются остановиться. Начальствовавший над караулом офицер не знал иностранных языков, поэтому в роли переводчика выступал более молодой офицер, отвечавший за канцелярию и знавший французский. Аббату и депутатам было задано множество вопросов относительно цели их поездки; переговоры, больше похожие на допрос (а возможно, и бывшие таковым), тянулись добрых полчаса. Наконец, их отпустили, заявив, что завтра они должны явиться к коменданту, к которому будут отосланы их паспорта. Судя по тому, что посольство двигалось из Царского села, логично предположить, по Царскосельской дороге (т.е. в пределах города — по современному Московскому проспекту), речь шла о Московской заставе, расположенной на том месте, где сейчас находятся Московские триумфальные ворота. Но хотя застава и существовала, самих триумфальных ворот рядом с ней тогда еще не было, так как памятник в ознаменование побед русского оружия, творение архитектора Василия Стасова, был открыт без малого сорок лет спустя, в 1838 году.Московские триумфальные воротаАдольф Иосифович Шарлемань, «Торжественная встреча городскими властями и духовенством войск гвардии у Московских ворот 3 сентября 1878 года», 1878 г., общественное достояние Почему же аббат заговорил о триумфальных воротах? Быть может, он обладал даром предвидения и чувствовал, какой вид эта площадь приобретет в будущем? Разумеется, не исключено, что аббат, человек преклонных лет, мог что-то перепутать в своем рассказе, вследствие чего и поместил увиденный им где-то и когда-то памятник в то место, где он никак не мог находиться, во всяком случае, в этот конкретный момент времени. Отметим, что в своих описаниях локаций, сооружений и ландшафтов Жоржель в целом был достаточно точен, хотя в его записках и встречаются ошибки, свидетельствующие о том, что глобус время от времени выскальзывал из ослабевших рук уроженца Эльзаса. Приведу лишь один пример, в котором аббат чересчур произвольно описывает маршрут своего путешествия: «По прибытии в Нарву мы некоторое время ехали берегом Ладожского озера». Географическими казусами подобного рода изобиловали рассказы заезжих гостей эпохи Ивана Грозного. Но два столетия спустя Россия, во всяком случае ее европейская часть, уже перестала быть для иностранцев Terra Incognita, и на любой карте того времени можно было увидеть, что Ладожское озеро находится на значительном удалении от Нарвы. Поэтому маршрут из Эстляндии в Санкт-Петербург, проходящий вдоль его берегов, является едва ли не наихудшим из всех потенциально возможных, если только предположить, что путешественники действительно хотели попасть в город на Неве, а не в какое-то иное место. Впрочем, помимо капризов глобуса Жоржеля, существует еще одна версия появления возле гауптвахты триумфальных ворот, на мой взгляд, достаточно правдоподобная. Продолжение следует…...
Эту статью описывают теги: иностранцы о России,
Санкт-Петербург,
XVIII век
