Как в Камерном театре Челябинска поставили «Сад расходящихся тропок»
Новый спектакль в Камерном — тот редкий случай, когда перед походом в театр действительно стоит прочитать книгу.
Иначе зритель рискует выйти в очаровании, но совершеннейшем недоумении. Хотя, возможно, сам автор текста был бы совсем не против такого исхода дела.
Рассказ «Сад расходящихся тропок» Хорхе Луис Борхес написал в 1941 году. Этот текст — образец творчества великого аргентинского писателя. Он манит, дурачит, ведет за собой, а затем резко прячется; обнадеживает — и жестоко разочаровывает. История Ю Цуна, китайца, резидента немецкой разведки времен Первой мировой войны, совершающего нехороший поступок, предваряемый странными обстоятельствами, умещается в пару листочков. В свое время некоторые критики очень жестко проехались по произведению Борхеса, упрекая его в бессюжетности и слабости исполнения.
Но, разумеется, на сегодня такой взгляд давно устарел. Философия писателя о множественности миров и бесконечности вариаций жизни спрятана между строк — но для того, чтобы ее понять, необходимо для начала как следует изучить фабулу.
Именно поэтому очень желательно прочесть рассказ до похода в театр — чтобы потом не отвлекаться, а просто наслаждаться увиденным.
Итак, резидент разведки Ю Цун должен убить одного человека — чья фамилия совпадает с названием города, который как можно скорее нужно разбомбить. Точнее, именно это совпадение даст информацию фашистам, какой город нужно стереть с лица земли, ведь там расположен парк британской артиллерии. С этой предельно ясной и жестокой целью главный герой приходит в дом к знаменитому китаисту Стивену Альберу. Тот тепло принимает гостя и... открывает тому тайну об его отце. Ю Цун помнит, что его папа, Цюй Пэн (в рассказе — прадед), покинул семью, чтобы создать великий роман, а заодно лабиринт, где заблудился бы каждый.
Однако найденная родственниками груда черновиков оказалась какой-то бессмыслицей, в которой главный герой то жив, то мертв, то снова жив, и вообще в каждой главе с ним происходит что-то новое и не связанное с прежними событиями. Ну, а лабиринт и вовсе не нашли. Ю Цун, понятное дело, не очень понимает: неужели все это стоило того, чтобы бросить собственного сына? И тут Альбер показывает ему сад расходящихся тропок — его тоже создал Цюй Пэн...
Затейливый сюжет, не правда ли? Перед режиссером Романом Прецером стояла задача с двойной нагрузкой: внятно очертить контур событий и их логику и в то же время создать на сцене и в зале некую сказочную, мистическую атмосферу — ту самую ускользающую красоту жизни, которую воспел в своем романе-лабиринте Цюй Пэн. И, разумеется, нельзя забывать и про детективную линию, на которую, как на каркас, нанизываются остальные элементы повествования. Как же перенести на сцену абсолютно книжный текст, в котором нет ни единого элемента театральной пьесы? Оказывается, можно.
Во-первых, ход пошли видеоинсталляции — примерно половину действа зритель наблюдает с экранов, на которых идет самое настоящее кино, стилизованное под черно-белый нуар. Во-вторых, услышим мы в спектакле и голос самого Борхеса: он читает стихи. Что касается сада и тропок, то их роль играют тонкие канаты и световые лучи, наполняющие сцену невероятным объемом и мерцанием — кажется, что вот-вот в эту бесконечность, в этот лабиринт сделает шаг Ю Цун.
Но на самом деле туда приглашают нас, зрителей.
Строго говоря, «Сад расходящихся тропок» нельзя назвать моноспектаклем — помимо играющих главную роль в дубль Петра Артемьева и Никиты Савиных на сцене в видео появляется и капитан Ричард Мэдден (Антон Ребро). И все же именно исполнители Ю Цуна (и Стивена Альбера) тянут на себе основную нагрузку, а делать это практически в одиночестве на протяжении часа с лишним — ой какая непростая задача. Кстати, идея множественности реальности блестяще воплощается в двойном составе: Артемьев и Савиных — актеры, мягко говоря, очень не похожие друг на друга, и спектакли с ними — совершенно разные.
Артемьев, насколько, это возможно, «заземляет» персонажа, мощно выволакивая тему с мальчишкой, которого бросил отец — вот, мол, из таких китайцев, чей род обескровлен и опозорен непутевым папашей, и получались впоследствии звери немецкой разведки. Никита Савиных — человек совсем другого склада: он легкий и еще не разочарованный — скорее удивленный. С ним и убийство выглядит как очередное разветвление реальности, в которой, так уж получилось, он Альберу враг, а не друг.
Возможность существовать в разных мирах и множественность жизней — тема, которая постоянно исследуется и регулярно переосмысляется массовой культурой, и в театре, и в литературе, и в кино.
«Чапаев и пустота» и «Эффект бабочки», «Темная башня» и «Интерстеллар» — продолжать можно долго (не говоря уж о русском богатыре, стоящем на развилке). Что несет в себе такое восприятие мира? Счастье от возможности быть везде и сразу? Или, напротив, отчаяние от невозможности по-настоящему сделать выбор? Решать зрителю. А лучше — посмотреть спектакль в двух составах. Так возможностей решения станет еще больше.
Борхес бы такое точно одобрил.