Святой грешник.

Он говорил: «Главное, чтобы был зазор — между тем, кто ты есть, и тем, кем мог бы стать, если бы ничего не делал». Он — делал. «Фонтанка» вспоминает, каким был создатель «Звуки Му».

В России много проповедников и учителей жизни, а верят почему-то только Мамонову. Никак не написать про это в прошедшем времени. Да и не нужно. Даже то небольшое количество цитат, что разошлись по интернету после его выступлений и интервью, — достаточное наследие для того, чтобы составить из них учебник правильной жизни.

Пётр Мамонов — человек, вышедший за пределы музыкальной субкультуры и сделавший шаг в настоящую жизнь. Ему, наверное, единственному (разве что, кроме Виктора Цоя) интуитивно было тесно в рамках музыки. Так же как Цой, он вошёл в зону пристального народного внимания и большой любви, раздвинув границы музыкального мира. Войдя сначала в кино, потом в театр, а потом в поля свободного эксперимента с образом, звуком и словом. Прежде всего, словом.

По рокерским меркам, Мамонов поздно пришел к музыке. Уже будучи тридцатилетним, он основал коллектив «Звуки Му», и этот проект сразу стал главным достоянием субкультуры Москвы. Ансамбль звучал так круто, что стал заметен на Западе, и стал одним из первых отечественных коллективов, кто поехал в большие европейские гастроли.

Параллельно с музыкой, Мамонов начал активную работу в кино. Он был харизматичен и колоритен, к тому же обладал природным актерским талантом. Он мог выстроить образ, в котором одновременно сохранялась его собственная яркая индивидуальность и достигалась удивительная степень обобщения. Целый ряд ярких киноработ сделал Мамонова лицом, узнаваемым у массового зрителя.

Параллельно с народной популярностью и, казалось бы, внешним успехом в творчестве и реализации, Мамонов вошел в состояние депрессии, потерял смысл и нить происходящего.

Это двойственное состояние, видимо, преследовало Петра Николаевича всю его жизнь. Отсюда его бесконечные поиски — и через искусство, и через другие формы жизни — ответа на вопрос, что же делать с самим собой и с собственным существованием.

Мамонов распустил «Звуки Му», искал другие способы музыкального высказывания. Параллельно с музыкой много работал в театре. Возможно, именно благодаря его смелым экспериментам, наша театральная сцена научилась удивительной творческой свободе. Мамонов показал, что театр может работать по тем же принципам, как и рок-музыка. Его правила и каноны можно подмять под себя. И говорить с их помощью так, как этого хочется творцу.

Закономерно в жизни Мамонова наступил момент духовных исканий. И в эти искания он, со свойственной ему бескомпромиссностью, погрузился целиком, без остатка и без оглядки.

Эти поиски примерно совпали по времени с самыми яркими и народными ролями Мамонова в фильмах Павла Лунгина «Остров» и «Царь».

Трудно сказать, что с ним случилось сначала — святые роли в фильмах Лунгина или попытка святости в обыденной жизни. Не очень важно, что здесь стало причиной, а что явилось следствием.

Важен результат — Пётр Николаевич Мамонов стал тем человеком, которому стали верить. Человеком, который повёл за собой. Но в этом не было ни грамма назидательности и торжественности. Потому что Мамонов сумел протащить с собой в эту свою новую жизнь прежний образ юродивого, хулигана, нарушителя спокойствия и абсурдиста.

На каждом его выступлении, вне зависимости от того, был это творческий вечер, театральный спектакль, концерт или интервью, он с животной органикой сочетал простые и понятные слова о самом главном, выкристаллизованные до афоризма, который легко запомнить и унести с собой, и неожиданные радикальные выверты мятущегося творческого сознания.

«Зачем мы живем? Долгие годы я никак не отвечал на этот вопрос — бегал мимо. Был под кайфом, пил, дрался, твердил: «Я главный». А подлинный смысл жизни — любить. Это значит жертвовать, а жертвовать — это отдавать».

Вот только один такой афоризм, взятый наугад. И таких отлитых из камня слов наберется на целый учебник жизни.

Абсурдный панк, дурашливые стихи и брутальные рассказы существовали в едином поле с простыми и понятными словами о Боге, любви, долге и борьбе с искушениями. И в этом сочетании возникла та самая новая искренность, которую сейчас многие пытаются достичь. Вот только у остальных не очень получается. У Мамонова получалось.

Он оказался «своим» и для высоколобых интеллигентов, и для радикальных панков, и для простых обывателей. Он говорил с каждым на его языке. Точнее он изобрёл универсальный язык, примиряющий все эти сферы, объединённый вокруг одного — простого человеческого подвига — попытаться стать лучше. Подвига столь очевидного и простого, что совершить его кажется мог бы каждый. Вот только ни у кого не получается.

По сути он всегда говорил только об одном — о честности перед собой. Оказывается, самом недостижимом человеческом качестве.

Величие Мамонова ещё и в том, что он не был свят. До последнего момента самого его одолевали собственные демоны. Он боролся с ними, сделал это рутинной задачей каждого своего дня. По сути, все что он делал, — вёл максимально честный дневник этой своей борьбы. Но дневник этот следовало читать между строк. А в официальном своём послании к нам Мамонов не мог позволить, чтобы люди, которые его слушают и читают, знали об этих демонах.

В этом и заключалась его миссия — бороться со своими искушениями и говорить человечеству о том, что это возможно. Являть собой пример святости при жизни и заставлять нас верить, что это возможно. Задумываться. Оглядываться на свою жизнь. Стараться быть чуть лучше, чем мы можем себе позволить.

Давайте стараться дальше. Пусть это будет молитва за упокой души раба Божьего Петра.

Денис Рубин, специально для «Фонтанки.ру»