Трудности вольного грузино-российского транзита
Перед очередной встречей в Праге между представителями РФ Григорием Карасиным и Грузии Зурабом Абашидзе дипломаты обменялись заочными обвинениями. Камнем преткновения стали некоторые пункты соглашения 2011 года о мониторинге грузов на российско-грузинской границе. По словам аналитиков, некоторые положения документа каждая сторона трактует в свою пользу.
Встреча в формате Карасин-Абашидзе состоится 31 января, и, предваряя ее, дипломаты поделились со СМИ своими соображениями. 25 января Григорий Карасин в своем интервью изданию «Коммерсант» дал развернутую оценку перспективам российско-грузинских взаимоотношений. В интервью дипломат не скрывал, что Россия связывает особые надежды с имплементацией соглашения 2011 года о мониторинге грузов на российско-грузинской границе:
«Соглашение 2011 года внесло необходимую ясность в вопрос прохождения таможенной границы. В этом международном договоре обозначены точные географические координаты мест, отведенных для грузинской таможенной службы. Это район Казбеги на границе с Россией, место южнее реки Ингури (за которой начинается территория Республики Абхазия), и окрестности Гори (вблизи границы с Республикой Южная Осетия)».
Ответ спецпредставителя по вопросам отношений с Россией Зураба Абашидзе прозвучал в интервью Радио Свобода. Дипломат высказал принципиальное несогласие с вольной трактовкой двустороннего соглашения Григорием Карасиным.
«Никаких таможенных границ соглашение от 2011 года не предусматривает. Там вообще нет речи о них. Соглашение между Грузией и Россией подразумевает формирование торговых коридоров, в конечных пунктах которых будут терминалы, где учет грузов будут осуществлять представители нейтральной стороны. Они не будут наделены таможенными функциями. Это принципиальное различие, и у нас сформировалось ощущение, что подобная вольная интерпретация со стороны наших оппонентов создает серьезную угрозу реализации соглашения от 2011 года», – предостерег Зураб Абашидзе.
Аналитики считают, что изначально в проект соглашения были заложены пункты, которые позволяют сторонам двояко воспринимать их смысл. Вот заявление политолога Кахи Гоголашвили:
«С одной стороны, несмотря на признание Абхазии и Южной Осетии, мы будто заставили Россию признать, что обладаем легитимным правом контроля над проходящими через конфликтные регионы грузопотоками, но, с другой стороны, мы признали факт неподконтрольности этих регионов Грузии, обязуясь аналогично информировать Россию. Стороны согласились на внешне нейтральный документ, но на практике выяснилось, что стороны по-разному трактуют его суть, подтверждением чего могут служить вчерашние высказывания Карасина. На что последовал комментарий нашего представителя. Стороны будут и дальше обмениваться такими заявлениями, и пока неясно, как соглашение будет реализовано».
Политолог Корнелий Какачия также считает, что в соглашении много подводных камней – он напомнил, что оно подписано в эпоху форс-мажорных отношений между странами после августовской войны. Многим в Грузии тогда казалось, что отсутствие упоминания Абхазии и Южной Осетии в документе на руку Грузии:
«Россия заинтересована в реализации этого соглашения и вслед за Грузией наверняка подпишет договор со швейцарской фирмой. Задействование сквозного сообщения рассматривается Россией как один из инструментов «мягкой силы» в отношении Грузии. То есть максимальное задействование экономических и гуманитарных связей при оккупации двух ее регионов. С другой стороны, практическая реализация транзита укрепит иллюзии цхинвальских и сухумских властей о своей самостоятельности. Насколько выгодно это Грузии – интересный вопрос, особенно на фоне бесконечных интерпретаций со стороны российских СМИ и высокопоставленных чиновников. За шесть лет мы так и не услышали от грузинских властей обстоятельного анализа этого соглашения и в чем состоит наша выгода от него».