«Кто бросит камень? Отложить до Победы»
Виктор Давыдов
Родился в 1950 году в г. Камышлове Свердловской области, вырос в Кузбассе. Окончил институт иностранных языков в г. Горьком. С 1975 года живёт в Республике Коми. Работал учителем английского языка в Мещурской средней школе Княжпогостского района, в МВД РК, полковник милиции в отставке. Имеет государственные награды. Автор историко-приключенческих романов «Влюбиться в резидента», «Два портрета с бульвара Монпарнас», «Отложить до победы», готовит к изданию новый роман «Ателье мадам Ферри», завершающий серию под общим названием «Кто бросит камень?». Дипломант литературного конкурса МВД РФ «Доброе слово». Член Союза писателей России. Живёт в Сыктывкаре.
Глава двадцать вторая
Вечером следующего дня Роман с увесистым мешком за плечами уверенно хромал по безлюдной заснеженной улочке областного центра. Дом, к которому он направлялся, был хорошо ему знаком. Большой, просторный, с резными затейливыми наличниками на окнах, добротной железной крышей и тесовыми воротами. Можно было предположить, что владелец его был человеком хозяйственным и доход имел соответствующий, чтобы его содержать в таком ухоженном состоянии. И обстановка в доме была соответствующая рангу хозяина, но без излишеств. По правде говоря, начальник отдела областного управления «Заготзерно», коим был Николай Филиппович Телегин, мог бы позволить себе повиднее и побогаче жилище, поскольку имел кое-что сверх своей основной зарплаты. Должность позволяла… Но, будучи человеком насколько предприимчивым, настолько и осторожным, старался не афишировать свои левые доходы.
Ставни на окнах дома были закрыты, он выглядел безжизненным, как и другие соседские дома, но следы на заснеженном крыльце говорили о том, что хозяин находится внутри. Да и подпольщики подсказали. Предупредили, что собаки нет, что ворота открыты, что придётся стучать в ставни. Он так и сделал. Постучал раз, другой. «Кто там?» – послышался глухой голос изнутри, видимо, хозяин открыл форточку. Гость отрекомендовался. Через минуту загремела щеколда. Дверь приоткрылась, и в образовавшейся щели смутно нарисовался мужской силуэт.
– Ромка, племяш, ты, что ли? – присмотревшись, обрадовался хозяин.
– Я, я, дядя Николай, – откликнулся Роман.
Дверь широко распахнулась, и на крыльцо шагнул лысоватый мужчина в одной рубашке с выпирающим из-под брючного ремня рыхлым животом.
– Ну заходи, заходи, пропащая душа. – Дождавшись, когда парень поднимется на крыльцо, дядя обнял его, обдав крепким самогонно-луковым духом. – Издаля, что ли, с мешком-то?
– Сейчас, дядя Николай, всё расскажу, доложусь по всей форме.
В избе было тепло, даже жарко. Сняв мешок, Ромка поставил его на пол, повесил на вешалку шапку и кожушок рядом с тяжёлым драповым пальто с каракулевым воротником и шапкой-пирожком.
– Ну, ты к самой вечере угадал, – довольно потёр руки дядя. – Проходи в горницу, я сейчас.
В горнице да и в целом в доме выглядело всё по-старому, как будто и никакой войны не было. Разве что не чувствовалось неравнодушной к порядку женской руки. Личные вещи хозяина в беспорядке валялись на стульях и на диване. Большая никелированная двуспальная кровать была неприбранной, складывалось ощущение, что хозяин только что выскочил из-под одеяла. А вон и гармошка лежит на стуле, платком прикрытая. Ромка подошёл ближе, приподнял платок. Тёмные полированные поверхности её были покрыты ровным слоем пыли. А вот стоящий ближе к стене стол был застелен чистой клеёнкой, на которой красовались опустошённая наполовину четверть первача, чашка с квашеной капустой, кольцо копчёной колбасы и краюха хлеба. Аппетитный натюрморт дополняла не виданная им ранее пластмассовая коробка со сливочным маслом. Беспорядок в комнате мигом отодвинулся на второй план. Ромка чуть слюной не подавился. Увиденное казалось нереальным, каким-то фантастическим видением из прошлой жизни, от которой все в отряде начали отвыкать. Он почувствовал непреодолимое желание броситься к столу…
«Стоп, – жёстко сказал он себе. – Возьми себя в руки и будь осторожен. Накинешься сейчас с морозу и голодухи на жратву и питьё, спьянишься так, что и дело забудешь».
Из кухни показался хозяин с большой сковородой, на которой вкусно скворчала жаренная на сале картошка. Водрузив её в центр стола, Телегин указал племяннику на стул напротив. Сам же отрезал два куска хлеба, густо намазал маслом и подал один кусок гостю:
– На-ка съешь сначала, чтобы не развезло с мороза.
Изо всех сил сдерживая себя, чтобы единым махом не проглотить весь кусок, Ромка чинно откусил небольшой кусочек. Однако и прожевать не успел, как дядя подвинул к нему налитый до половины стакан. Дальше чиниться было бессмысленно, он запихнул в рот всё, что осталось, и энергично заработал челюстями. Телегин поднял стакан:
– Ну, давай, племяш, со свиданьицем.
Племянник с набитым ртом пробормотал что-то нечленораздельное, поддержав тост. Сделав глоток, он почувствовал, как где-то внутри побежали в разные стороны горячие ручейки, согревая и расслабляя замёрзшее и уставшее тело.
– Ну, докладай, как жизнь? Где нынче квартируешь? Я спрашивал про тебя, да никто толком ничего не знает. Разное говорили. Один знакомец даже брякнул, мол, болтают, что ты в лес подался? – нарезая колбасу, навалился с вопросами хозяин.
– Ну, языком-то чесать у нас мастеров завсегда в достатке. Кому я там нужен в лесу увечный да болезный? Нет, как дом-то разбомбили, я в деревню подался. В Голубевку, вёрст пятнадцать от города будет. Вдовушка там молодая живёт, мужик у ней в финскую погиб. А мы с братом еёным знались, он нас и познакомил. Брата, ещё как война началась, в армию забрали. Ну вот я и решил к ней махнуть. И не прогадал.
Ромка выхватил взглядом кусок колбасы побольше и нацепил на вилку.
– Короче, притулился я к ней, всё ж таки какой-никакой, а мужик, а наш брат нынче в цене, – горделиво потряс он колбасой. – Теперича с оказией приехал керосин на картошку выменять. Ну и вот решил навестить.
– И правильно сделал, – снова поднял стакан Телегин. – Ты извини, тарелки у меня грязные, так что бери прямо со сковородки.
– А, я извиняюсь, тётя Лиза где?
– Где-где… уехала к нашим на Волгу. А я вот остался. И тоже не прогадал.
Он встал, нервно прошёлся по комнате. Остановился у стула с гармошкой, снял платок, провёл пальцем: – Видал – писать можно. – Скомкал платок, протёр инструмент, закинул ремень за плечо:
– Помнишь, как мы когда-то… Эх… Далеко, в стране Иркутской, между двух огромных скал… – звучным баритоном завёл он, рванув меха.
Ромка вспомнил, как в детстве с родителями ходил к дяде в гости. Каждый раз, подвыпив, тот брал в руки гармонь, и вся компания хором пела «По диким степям Забайкалья», «Как родная меня мать провожала», «Мы красные кавалеристы». Но особенно нравилось Ромке, когда компания, войдя в азарт, просила хозяина сыграть «Когда б имел златые горы». С каким вдохновением гости подхватывали песню… И вот всё рухнуло в одночасье – в результате несчастного случая погиб отец. Как ни странно, но после его смерти в тридцать втором году выяснилось, что мать поддерживала со своим братом отношения только ради отца, который был очень близок с Телегиным. Сначала встречи стали реже, а потом и совсем прекратились. По первости Ромка часто спрашивал мать, почему они не ходят в гости к дяде. Та с грустной усмешкой отделывалась маловразумительными фразами. Много позже, когда он стал постарше, в сердцах проговорилась, что брат «хорошо устроился» в «Заготзерне», ходит по краю закона, обделывает сомнительные делишки, кубышку себе набивает. Мать была беспартийной, работала ревизором на фабрике и на дух не переносила жуликов. Так и разошлись их с дядей пути-дорожки…
– …Подметалов штук по двадцать в каждой камере найдёшь, – надрывно выкрикнул Телегин и оборвал песню. Подошёл к столу, с сожалением отложил гармонь, взялся за стакан:
– Давай, Ромка, помянем братишку моёва, отца твоего да мать твою покойницу, царство им небесное.
Выпили, Ромка навалился на капусту, а хозяин стал выскребать со сковороды остатки картошки.
– Ты вот меня по старому адресу нашёл, а я ведь здесь сейчас не живу. Квартирка тут в центре города пустая случилась, вот я и договорился. Чего добру пропадать. Дал кому нужно, теперь моя собственная. Ну а как в избе без бабы, сам видишь. Подвернулась одна молодайка, живёт там пока у меня, убирается, варит, то да сё. Ну и, само собой, геен шлафен киндер махен. Баба, я скажу, огонь, – весело поёжился хозяин. – Я, как от неё устану, сюда убегаю на день-другой.
– Так ты, дядя Николай, получается, снова нынче при должности?
Телегин усмехнулся, повертел неопределённо вилкой:
– Как тебе сказать? Должность невеликая, но авторитет кой-какой имеем. От работы я не бегу и при Советах был на хорошем замечании. Слушай, у меня тут мыслишка возникла. Ты ведь перед войной сапожничал, так? А у нас при полиции открыли мастерскую по ремонту обуви, так я тебя туда махом устрою. И с жильём помогу, в городе пустых квартир хватает. Дадим кому надо на лапу – я подсоблю, потом отдашь. А то у меня здесь можешь пожить, не возражаю. Между прочим, полицейский у нас триста рублей в месяц получает. Ну а тебе, как пострадавшему от советской власти, рублей двести точно положат, я похлопочу. Плюс бесплатное питание и продуктовый паёк, а? Мясо, колбаса, картошка, сахар, – загибал он пальцы, – живи не хочу. А если от такой кормёжки на бабу потянет, мы тебе и бабу найдём, – раскатился он мелким смешком.
Рассмеялся и Ромка. Потом посерьёзнел, зачем-то оглянулся по сторонам и, подавшись к Телегину, понизил голос:
– Дядька Николай, а ты как думаешь: немцы-то здесь надолго или как?
Телегин удивлённо тряхнул головой:
– Ну, едрёна мать, одно слово – деревня, хоть и городской. Немец сегодняшний очень силён, у них везде организация, порядок. Их так просто на «фу-фу» не победишь. Вот возьмут Москву, повесят Сталина, с большевиками разделаются, войне конец – а дальше-то что? Ты ж пойми, чтобы такую махину, как наша Россия, в узде держать, у них никакого войска не хватит. Значит, куда им за помощью идти? Правильно, к нам. Ну а почему и не подмогнуть? Главное, большевиков выгнать, а потом с божьей помощью разберёмся и с немцами.
Парень понимающе хмыкнул, но озабоченность на лице оставил:
– Так-то оно так, но я как раздумаюсь, сомнение берёт. До Урала-то ой-ой-ой сколько земли и народу. А там дальше Сибирь. А как да ихние все поднимутся? Наполеон вон даже Москву взял, а потом еле ноги унёс.
– При чём тут Урал, Сибирь… такие же лапотники, – презрительно скривился хозяин. – Ты бы ещё Миклуху-Маклая вспомнил. Время сейчас другое. Ты пойми, дурья башка, у немцев техника, а у нас всё на пердячем пару делается. Месяц-другой минет, и народ поймёт, что при немцах-то жизнь гораздо лучше выглядит, чем при Советах. Это сейчас ещё кое-кто ерепенится, пакостит по мелочи. По лесам шастает, листки подмётные расклеивает, из-за угла стреляет. Только у немцев с этим строго, быстрёхонько всех этих партизан переловят, а мы подсобим.
Ромка поманил Телегина пальцем:
– Нынче по дороге один рассказывал, что у вас тут даже бомбу под немецкий штаб подложили, он и взорвался.
Телегин даже подпрыгнул от ярости:
– Это же надо, а? Повесить этого брехуна вверх ногами в сортире головой в дерьмо. Вовремя всё разминировали, туда даже комендатура нынче въехала. Немцы там послезавтра какое-то большое совещание в два часа намечают. Наше начальство пригласили, и меня с ними. А ты говоришь… – он поморщился. – Вот холера, у нас тут немцы пивзавод восстанавливают, сегодня пробный запуск был. Я так пива напробовался, изо всех щелей прёт. Погоди, я на минутку.
Накинув пальто, хозяин выскочил наружу и пробежал в уборную. Возвращаясь, неожиданно бросил взгляд на дровяник. Снег на тротуаре, ведущем к двери, смотрелся по-другому, как будто доски кто-то подмёл. И замок на двери как-то странно висел. Стараясь не выдать охватившее его чувство страха, Телегин потрусил обратно в дом. Не снимая пальто, сел за стол, взялся за четверть.
– Ловко мы её, родимую, уговорили, – произнёс он каким-то дребезжащим голосом. «Замёрз, что ли?» – подумал Ромка.
– Там ведь с этой бомбой целая история была… – медленно начал он и вдруг вскочил с места.
– Какая история? – с напускным равнодушием спросил парень.
– Слышь, ты погодь тут маленько, я до соседа сбегаю. А то, – он ткнул пальцем в бутылку, – сухая ложка рот дерёт.
Пока Телегин бегал за самогонкой, Ромка успел рассмотреть фотографии на стенах, заглянул в спальню, на кухню, вернулся за стол. Хотя есть уже не хотелось, взял кусок колбасы с хлебом и начал жевать – кто его знает, когда ещё доведётся так покушать. О том, что его визит к родственнику по приказу товарища Алексея страхуют подпольщики, он не знал, поэтому странное поведение дяди и затянувшееся отсутствие не насторожили неопытного партизанского разведчика. К сожалению, и тот, кто страховал, повёл себя неосторожно…
– Ну, ты тут не уснул без меня? – с порога затормошил его вошедший Телегин. Вернувшуюся к нему бойкость Роман объяснил для себя бутылкой первача, торчавшей из кармана пальто. Раздевшись, Телегин водрузил бутылку на стол и весело глянул на племянника:
– Так на чём мы остановились?
– Да на этой истории с бомбой, – улыбнулся в ответ Ромка.
– А… да-да. Слушай, племяш, так ты всё-таки как кумекаешь насчёт переезда в город?
Ромка пожал плечами:
– Даже и не знаю. В деревне спокойней как-то…
– Ну-ну, – протянул Телегин. – Ты всё-таки подумай над моим предложением. Твоё здоровье.
Ромка стакан поднял, но только губы промочил.
– А вот теперь, Рома, скажи мне правду: зачем ты ко мне пожаловал? Я тебе обещаю, что никто не знает и не узнает о твоём приходе ко мне. Но ты мне как на духу расскажешь, про что я спрошу. Как говорится, баш на баш, когда отдашь, – хохотнул хозяин. – Чего побледнел-то так? Я же сказал: ни одна душа…
– Я что-то не пойму, дядя Николай. Вроде начал про бомбу, а сейчас что-то непонятное толкуешь.
Улыбка сползла с лица Телегина:
– Ещё раз повторяю: баш на баш, понял? – Он сунул руку в карман, вытащил наган и положил на стол. – Получается, не повезло вам, нашли вашу бомбу в Доме пионеров. Достали в целости-сохранности. Хороший человек помог, из бывших красноармейцев. И жить бы ему после этого в большом почёте у немцев, да только незадача случилась. Зачем, неизвестно, только сел он с какой-то приезжей немецкой шишкой в легковушку, и поехали они под немецкой охраной за какой-то надобностью в деревню Елховку. Ты должен знать, тут недалеко. И аккурат на дороге на партизанскую засаду наскочили. Машину на куски порвало, а мотоциклистов партизаны из засады расстреляли.
– Ты чё, правда, что ли? – непроизвольно вырвалось у Ромки.
Телегин расхохотался:
– Ну вот ты и выдал свой интерес. Правильно, про этот случай никто ничего не знает, потому немцы с ходу всё засекретили. Но у меня и у немцев своя разведка имеется. Теперь понял, какой я для вас ценный кадр? Ну а теперь твоя очередь рассказывать, что ты про это дело знаешь.
Ромка понял, что дядька не врёт и задание командира он выполнил. Но понял и то, что дядька его раскусил, и теперь надо было как-то выкручиваться.
– Да нету у меня, дядя Николай, никакого интереса к этому делу, ещё раз говорю…
– Нет, ты точно городской сумасшедший. Я тебе такой первоклассный выгодный гешефт предлагаю, а ты ломаешься, как девка нецелованная. Гляди сюда: ты от меня информацию получил? Получил. Своим в лес сообщишь – тебе награда выйдет, или пожрать дадут от пуза, ну или ещё как-нито отметят. Тебе хорошо. Ты мне рассказываешь, что мне интересно, я своим сообщаю, мне награда выходит. Или денег дадут. Мне хорошо. Обоим нам хорошо. Мы же с тобой всё ж таки родня, должны помогать друг дружке. Ну, по рукам?
«Да… мать-то, получается, права была. Жулик он, отпетый жулик и предатель. Вот ведь что задумал: пока немцы при власти, он у них в почёте. А как наши вернутся да спрос учинят, этот купи-продай снова тут как тут. Скажет: граждане-товарищи дорогие, я же для Красной армии первый помощник был, Ромка-партизан тому свидетель. Таким макаром и вывернется, сволочь».
– Чего молчишь? Не знаешь, как начать? Так я тебе помогу. Расскажи-ка для начала, кто из твоих дружков у меня в сарае прячется.
– Какие дружки? Ты чего, дядя Николай, перебрал, что ли? – искренно фыркнул от удивления парень.
– Вот ты, значит, как, – голос хозяина завибрировал угрожающими нотками. – Ну гляди, племяш, не прогадай. Я-то, понимаешь, по-родственному хотел…
Во дворе хлопнул пистолетный выстрел, наперебой зачастили винтовки. Ромка вскочил на ноги, но дядя угрожающе навёл на него наган. Стрельба смолкла так же неожиданно, как и началась.
– Ну, что? Не захотел по-хорошему… – Телегин махнул наганом. – Пошёл на крыльцо.
У крыльца стояли двое парней с винтовками. На снегу около сарая лежали двое мужчин.
– Застрелил нашего, паскуда, – один из парней протянул стоящему на крыльце Телегину пистолет.
– Вы, мать вашу, зачем же его укокошили? Я ведь велел живым взять, – заматерился Телегин.
– Да не кипятись ты, Филиппыч, всё путём. Живой он, пулей ногу перебило.
– Тащите его сюда.
Парни не спеша прошли по тротуару к сараю, уцепились за телогрейку лежащего мужчины, приволокли к крыльцу и бросили на ступеньки. Один из них перевернул его на спину.
– Ну-ка, Фёдор, посвети, – Телегин шагнул вниз и ногой сбил с лежащего шапку. Полицай щёлкнул зажигалкой, и в тусклом свете колеблющегося огонька Ромка узнал парня, который когда-то учился в школе в параллельном классе. Они не были друзьями, жили на разных улицах, но так или иначе общались, как это обычно бывает в школе. То на футбольном поле, когда сражались класс на класс, то на субботниках по сбору металлолома, а иногда и в ситуациях, когда интересы кого-то из их класса не совпадали с интересами соседа из класса параллельного. Когда в воздухе уже пахло дракой или она уже началась, вмешивался кто-то из ребят, разводивший конфликтующие стороны. Вот таким разводящим с крепкими кулаками и заслуженной репутацией миротворца и был лежащий на ступеньках парень…
– Живой, – удовлетворённо выдохнул Телегин и вдруг застыл на месте, увидев, как раненый разжал окровавленный сжатый кулак, из которого выкатилась граната лимонка. И Ромка тоже увидел. «Не мир я принёс вам, но меч», – неожиданно выстрелила в мозг когда-то услышанная и запомнившаяся ему фраза. Опомнившись, хозяин дома прыгнул к двери, но было поздно. С обратной стороны её закрыл на щеколду секундой ранее влетевший в сени племянник. Снежный вихрь от взрыва ещё не успел осесть на землю, а Ромка, на ходу натягивая кожушок, уже хромал прочь со двора, лавируя между трупами полицаев.