Старец Федор Кузьмич: «Если я скажу правду - ужаснётся Небо, а если я солгу –сотрясётся Земля»
Загадка Федора Кузьмича.
В Петропавловском соборе Петербурга напротив алтаря стоит украшенная крестом и двуглавыми орлами гробница из белого мрамора. Полвека назад возле нее периодически появлялся широкоплечий мужчина в очках и черном костюме. Он пристально осматривал могильную плиту — словно под ней хранится великая тайна.
Ученый-антрополог, археолог и скульптор Михаил Герасимов за работой.
Гробница Александра I в Петропавлоском соборе в Санкт-Петербурге. По слухам, гробница Александра I оказалась пустой.
140 лет назад в Томской губернии скончался благочестивый старец Федор Кузьмич. По народной легенде, под этим именем провел свои последние годы российский император Александр I. Поговаривали, что будто бы царь не умер, а странствовал с посохом по России. Потом долго жил в Сибири под именем Федора Кузьмича. Невероятная историческая загадка и по сей день будоражит умы и так и не разгадана.Как-то раз Вяземский обронил об Александре I: "Сфинкс, не разгаданный до гроба". Добавим, что и после гроба. Но кто только не брался отгадывать!
Мог ли царь бросить все и уйти? Всю жизнь над Александром I тяготел укор совести за участие в заговоре против собственного отца – Павла I. В свое царствование император осуществил в России немало реформ, выиграл войну с Наполеоном, за что и был прозван Благословенным.
Однако грех цареубийства не отпускал даже и четверть века спустя. Александра тяготила и незавершенность реформ по облегчению участи народа, сама невозможность их завершить.
Портрет Александра I
В последние годы жизни он отличался смиренной жизнью. Его все чаще видели стоящим на коленях. Царь подолгу молился. И стоит ли удивляться легенде, что однажды душа его и вся судьба перевернулись – император стал нищим странником?!
…Александр I неожиданно скончался в Таганроге 19 ноября 1825 года от страшной и неизвестной болезни.
Спустя несколько дней прошло погребение императора в закрытом гробу в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга. На престол вступил его младший брат Николай I.
В царствование внучатого племянника Александра Благословенного – Александра III – могила была вскрыта, но саркофаг обрели... пустым. А в 1919 году подвергавшие все и вся ревизии большевики также вскрывали гроб в поисках сокровищ царской семьи, после чего пустили слух, что тела самодержца нет.
Жизнь Федора Кузьмича более или менее хорошо прослеживается с середины 30-х годов ХIX века. О том, что он делал прежде, имеется несколько весьма смутных намеков. Есть версия, что после своей мнимой смерти государь отправился в Саровскую пустынь, где окормлялся преподобным Серафимом под именем послушника Федора. Сохранился рассказ, как император Николай I не поленился однажды проскакать сотни верст до Сарова, чтобы повидаться с Федором Кузьмичем.
В пользу этой версии можно сказать лишь то, что первые упоминания о Федоре Кузьмиче появляются через какое-то время после смерти святого Серафима. Некоторые изречения старца выдавали его знакомство с преподобным. Обратимся к официальным документам.
Первое свидетельство о Федоре Кузьмиче датируется 4 сентября 1836 года. Старец ехал на лошади, запряженной в телегу через Кленовскую волость Красноуфимского уезда Пермской губернии. Ехал в неизвестном направлении. Об этом известно благодаря полицейскому делу, которое хранится сейчас в госархиве Томской области. В документе помимо имени приводится описание старца: "Рост два аршина плюс шесть вершков (172 сантиметра), глаза серые, волосы светло-русые с проседью, кругловатый подбородок, на спине — следы от побоев кнутом".
Старик имел величественную наружность, приятное обхождение и манеры. Это очень расположило к нему судей, однако все просьбы открыться, сообщить, какого он звания, были тщетны. В результате бродяга был присужден к 20 ударам плетей. Хотели отдать его в солдаты, но по возрасту он был к этому непригоден. Тогда решено было выслать старика в Сибирь.
И здесь вот что любопытно. Старец приговором остался доволен, но, сославшись на неграмотность, доверил расписаться за себя мещанину Григорию Шпыневу. Между тем нам доподлинно известно, что Федор Кузьмич был не просто грамотен, но хорошо образован. И всю жизнь опасался, что образец его почерка попадет к властям. Не только красноуфимцы дивились манерам Федора Кузьмича. Он был единственным человеком во всей партии заключенных, отправленных в Сибирь, кто не был закован к кандалы.
На ночлегах ему отводили особое помещение. Офицеры, солдаты и сотни каторжников полюбили старика, как отца. Он заботился о слабых и больных, для всякого находил теплое слово. Здесь важно подчеркнуть, что почитание старца началось задолго до появления легенды о его царственном происхождении.
В Томск арестанты прибыли 26 марта 1837 года.
Первые пять лет своей ссылки Федор Кузьмич прожил в селе Зерцалы близ Томска. Заметив желание старца удалиться от людей, казак Семен Сидоров построил ему келью-избушку в станице Белоярской.
На праздники его заваливали дарами – пирогами, шаньгами. Он охотно принимал их, а потом раздавал нищим и странникам. Денег никогда не принимал и не имел.
Никто не видел, как он молился, но после смерти обнаружилось, что колени старца представляют собой сплошные мозоли. Он строго постился, но не требовал, чтобы и другие следовали его примеру.
Ходил по селениям и учил детей грамоте, но поучать, лезть с советами ни к детям, ни ко взрослым не пытался. Быть может, поэтому к нему шли за советами отовсюду, шли тысячами. Огромного роста, большой силы, голубоглазый старик в белой полотняной рубахе не воспринимался как юродивый и не вызывал жалости. Поднимал на вилы целую копну сена и легко ворочал бревнами. Это был добрый и умный богатырь, искупающий старые грехи.
Все понимали, что он птица высокого полета, спрашивали, не тяготит ли его нынешняя жизнь, полная лишений. Старец улыбался в ответ и говорил примерно следующее:
"Почему вы думаете, что мое нынешнее положение хуже прежнего? Я сейчас свободен, независим, покоен. Прежде нужно было заботиться о том, чтобы не вызывать зависти, скорбеть о том, что друзья меня обманывают, и о многом другом. Теперь же мне нечего терять, кроме того, что всегда останется при мне – кроме слова Бога моего и любви к Спасителю и ближним. Вы не понимаете, какое счастье в этой свободе духа".
Императора Александра опознал в старце местный священник отец Иоанн Александровский. Он за какую-то провинность был выслан в Белоярскую из Петербурга. Священник неоднократно и открыто заявлял, что не мог ошибиться, так как видел императора много раз. Все это заставило Федора Кузьмича жить в своей келье почти безвылазно. Наконец он решился покинуть станицу Белоярскую.
Многие зажиточные крестьяне стали его звать к себе, но старец выбрал избушку беднейшего крестьянина Ивана Малых. Тот только что окончил срок каторжных работ, жил с большой семьей, в кругу которой старец провел зиму. Затем ему из старого овечьего хлева крестьяне соорудили новую келью. Здесь Федор Кузьмич прожил десять лет.
В 1849 году старец перебрался в келью, построенную для него крестьянином Иваном Латышевым близ села Краснореченского, рядом с пасекой. Об этом периоде сохранилось воспоминание, как Федора Кузьмича навещал архиерей – Афанасий Иркутский.
Что поразило местных жителей: разговаривали они на иностранном языке – скорее всего, на французском. На этом языке старец общался и с другими знатными посетителями. По воспоминаниям крестьян, старец особо почитал день памяти князя Александра Невского, "отмечая его словно свои собственные именины".
Удивительны были рассказы Федора Кузьмича о последних десятилетиях русской истории, которую он знал едва ли не досконально.
Рассказывая о войне 1812 года, он сообщал такие подробности, что его знакомые из образованных ссыльных, священники, казаки, солдаты не переставали удивляться.
Вспоминал об Аракчееве, Суворове, Кутузове. О Кутузове старец обронил, что царь Александр этому полководцу завидовал. И рассказал, как вышло, что Кутузов был назначен главнокомандующим в Отечественную войну:
"Когда французы подходили к Москве, император Александр припал к мощам Сергия Радонежского и долго со слезами молился этому угоднику.
В это время он услышал, как внутренний голос сказал ему: "Иди, Александр, дай полную волю Кутузову, да поможет Бог изгнать из Москвы французов".
Еще один момент узнавания случился, когда старец молился в боковой комнате, а за стеной кто-то вслух читал книгу, где пересказывались переговоры между Александром I и Наполеоном. Во время очередной реплики российского императора в исполнении неизвестного писателя, старец вышел, буркнул что-то вроде "никогда я ему такого не говорил" и ушел обратно. Это был, между прочим, единственный случай, когда Федор Кузьмич в открытую признал себя Александром.
Именно эту загадку Михаил Герасимов часто обсуждал с писателем Даниилом Граниным в начале 1960-х, когда государство усилило антицерковную пропаганду. Известный литератор согласился помочь ученому и направил в Ленинградский обком КПСС письмо с просьбой разрешить вскрытие могилы Александра I. Ответ пришел далеко не сразу: как выяснилось, чиновники переправили запрос непосредственно в Кремль.
Когда пришло известие о смерти Николая Первого, Федор Кузьмич отслужил панихиду и долго, истово, со слезами молился.
Однажды в присутствии старца рабочие запели песню "Ездил Белый русский Царь", в которой рассказывалось о победоносном шествии Александра Благословенного на Париж. Федор Кузьмич слушал, слушал, потом заплакал и сказал:
"Друзья, прошу вас больше не петь этой песни".
Последние годы Федор Кузьмич жил в доме купца Семена Феофантьевича Хромова, который то богател, то разорялся, одно время даже владел золотыми приисками.
"Охота тебе заниматься этим промыслом, – заметил ему старец при первой встрече, – и без него Бог питает тебя". Потом строго наказал не обирать рабочих, пока будет владеть приисками, и не развивать добычу золота. Человек Хромов был, впрочем, хороший, и старец в конце концов согласился переехать к нему.
Перед смертью Федор Кузьмич немного погостил у своего первого благодетеля казака Семена Сидорова. На обратном пути до самого Томска перед повозкой двигались два ослепительно белых столба. Старец не глядел на дорогу, но когда дочка Хромова Аня обратила на столбы внимание Федора Кузьмича, тот промолвил тихо:
"О, Пречистый Боже, благодарю!"
В последние свои дни старец страдал, но терпел, стараясь никого не беспокоить. Это было для него очень характерно. Когда прибыл его исповедовать отец Рафаил из Алексиевского монастыря, то и на смертном одре Федор Кузьмич наотрез отказался раскрыть свою тайну.
"Это Бог знает, – тихо проговорил Федор Кузьмич в ответ на предложение назвать имя своего ангела, для помина души. Имена родителей он также назвать отказался, сказав лишь, что Святая Церковь за них молится.
Симеон Хромов рассказывал, что ему больше посчастливилось. Упав на колени, он спросил у старца, не Алекандр ли Благословенный тот? Федор Кузьмич будто бы ответил:
"Чудны дела твои, Господи... нет тайны, которая не откроется".
Было ли то на самом деле, или Хромов себя в этом убедил, остается неясным.
Умер Федор Кузьмич, сложив пальцы для крестного знамения. В момент его кончины многие увидели, как из дома Семена Хромова трижды поднялись громадные языки пламени. Пожарные, увидев зарево, долго искали место пожара, но так и не нашли.
Федор Кузьмич на смертном одре (рисунок неизвестного художника, 22 января 1864 года)
Похоронили старца, как он и завещал, в томском Алексиевском монастыре. Над могилой был поставлен крест, выкрашенный белой краской, с надписью: "Здесь погребено тело Великого Благословенного старца Феодора Козьмича". Слова: "Великого Благословенного" власти велели скрыть. Но со временем белая краска слиняла, и надпись вновь себя обнаружила.
"Моя тайна в этом мешке"
Вскоре после кончины Федора Кузьмича пошли разговоры о том, кем был на самом деле старец-подвижник. Лев Толстой написал об этом повесть, а историк-архивист Иван Василич – документальную книгу, в которой поместил портрет во весь рост старца Федора Кузьмича, написанный неопытной кистью местного сибирского живописца.
Этот портрет ошеломляет. Огромный, голый, полусферический череп. Над ушами – остатки волос, совершенно белых, наполовину прикрывающих ушные раковины. Чело, на "хладный лоск" которого "рука искусства" наводила когда-то тайный гнев, теперь почти грозно. Губы, отчетливо видные между усами и редкой бородой, сжаты с невыразимой скорбью. В глазах, устремленных на зрителя, – суровая дума и непроницаемая тайна. Горестной мудростью светят эти испепеленные черты – те самые черты, которые видели мы все столько раз на портретах императора, – именно те. Они преобразились именно в той мере и именно так, как могли бы преобразить их года и внутренний огонь подвига. Для того чтобы "подделать" это портрет, чтобы умышленно (да и ради чего?) придать старцу нарочитое сходство с Александром и при этом с такой глубиной психологического проникновения постичь всю логику духовной трагедии этого царя, – для этого безвестный живописец должен был бы обладать прозорливостью гения. Но здесь не может идти речь не только о гении, но даже о скромном таланте: как произведение искусства портрет почти безграмотен.
На месте кельи старца после его смерти забил родник, вода которого с тех самых пор считается целебной. Семен Хромов основал там Федоровский мужской монастырь, позднее вошедший в состав томского Богородице-Алексиевского монастыря. Царь Николай Второй приезжал сюда, хотел на месте кельи начать возведение каменной церкви и детского приюта. Благословение на строительство было получено от отца Иоанна Кронштадтского. Однако Первая мировая война и Октябрьская революция помешали осуществлению этого проекта. Успели, однако, построить часовню на могиле старца.
Возведение ее благословил в 1903 году настоятель Богородице-Алексиевского монастыря архимандрит Иона. Пожертвования собирали в Томске и близлежащих селах – отказа ни от кого не было. А когда начали рыть фундамент под часовню, частично вскрылась могила старца.
Как засвидетельствовано настоятелем монастыря в присутствии подрядчика Леднева и архитектора Оржешко, мощи старца остались нетленны...
После революции могилу разорили, возведенную над ней в 1903 году часовню разрушили, однако почитание "святого странника" лишь усилилось: в 1923-м многие жители Томска утверждали, что старец являлся им. Прославление Федора Кузьмича состоялось в 1984 году по благословению Святейшего Патриарха Пимена. Тогда было установлено празднование в честь Собора сибирских святых, в число которых включили, конечно, и старца Федора – небесного покровителя Томска. Тогда же была написана и его икона. В 1984 году, когда Федор Кузьмич был уже официально канонизирован, местные семинаристы под руководством археолога Людмилы Чиндиной провели там раскопки и обнаружили гроб без крышки, в котором лежал почти полный скелет без черепа. Именно эта находка в настоящий момент и считается мощами Федора Кузьмича, кому в действительности принадлежат останки – неизвестно.
Памятник Федору Кузьмичу на месте его кельи в поселке Хромовка
Нашли косточки Федора Кузьмича там, где им и положено было быть – на месте часовни, построенной в его память. В 2001 году, в день всех российских святых, в честь старца Федора над его могилой возведена часовня-келья. 
Когда семинаристы стали доставать из ямы мощи, прибежали представители комитета по защите памятников, заявили, что мэрия, разрешив раскопки, превысила свои полномочия. Семинаристы под эти безумные выкрики продолжали работать. Кости омыли и сложили в специальный сосуд, который был помещен в храме монастыря. 5 июля, когда томские христиане обрели мощи старца, стал еще одним православным праздником.
Мощи святого праведного Феодора Томского
Впрочем, история с мощами противоречит документу, также лежащему в основе одной из версий легенды – так называемой записке Врангеля, озаглавленной "Вся правда о Федоре Кузьмиче". В ней известный искусствовед Врангель излагает историю, рассказанную ему сыном известного психиатра Ивана Балинского – Игнатием.
История, в свою очередь, представляет собой запись предсмертного откровения швейцара психиатрической клиники у Литейного моста, некоего Егора Лаврентьева, переведенного на эту должность по личному указанию императора Александра II. До клиники он служил в гарнизоне Петропавловской крепости, исполняя обязанности служки при соборе, где в том числе ухаживал за могилами царской усыпальницы.
Однажды ночью в 1864 году его вместе с тремя остальными приписанными к собору солдатами подняли по тревоге и приказали построиться у ворот крепости. Там они увидели Александра II в парадной форме в сопровождении министра двора графа Адлерберга. Спустя некоторое время к собору подъехал траурный катафалк, с которого сняли гроб. В нем лежал длиннобородый старец в простой одежде. Гроб торжественно внесли в Петропавловский собор, вскрыли могилу Александра I – она, разумеется, оказалась пустой – и с почетом опустили туда тело старца. Граф Адлерберг обещал щедро наградить солдат, но потребовал, чтобы все случившееся оставалось в тайне. А через несколько дней всю бригаду служек разослали по разным местам, наградив богатыми денежными подарками.
Проблема лишь в том, что даже эту версию невозможно проверить, поскольку могилу Александра запрещали вскрывать даже при советской власти, и де-факто она считается разграбленной то ли в 1918, то ли в 1921 году, когда в дворянских захоронениях искали ценности для помощи голодающим Поволжья.
В наши дни почему-то стало принято безоглядно доверять экспертам. Если некое утверждение снабжено ссылкой на мнение экспертов – оно автоматически становится верным. Мы крайне редко задаемся простыми вопросами: в какой именно области работают эксперты? Каковы их реальные достижения? И на основании каких материалов они делали свои выводы?
Установить истину могла бы сравнительная генетическая экспертиза останков. Несмотря на все загадочные происшествия с гробницей Александра I, в усыпальнице Романовых можно набрать достаточно материала для исследований – рядом лежат и Мария Федоровна и Николай. Проблема лишь в том, что мы не можем с точностью сказать, что в 1984 году из бывшей выгребной ямы извлекли именно Федора Кузьмича, а не кого-то другого, похороненного в том же месте.
В общем, доводов pro et contra предостаточно, но существует одна версия, которая способна их примирить хотя бы частично, ну или объяснить часть нестыковок. Кто-то из духовных наставников Александра, скорее всего Филарет Киевский, вполне мог подшутить таким образом, отправив кого-то, обратившегося к нему за исповедью, пожизненно искупать царские грехи.
При этом, видимо, ему был дан строжайший наказ – косвенно намекать окружающим на то, что он и есть Александр, но никогда при этом не открываться. Быть своего рода Железной Маской, правда, в статусе духовного учителя и на свободе. Эта версия вполне объясняет красивый почерк, знание старцем иностранных языков, обычаев двора и подробностей войны 1812 года.
Наиболее вероятным претендентом на эту роль можно считать Федора Уварова, статского советника, женатого на сестре декабриста Лунина. После восстания он влез в тяжбу за наследство своего лишенного прав состояния шурина и стал презираем всем обществом. В 1827 году он пропал без вести. В принципе, ничто не мешало ему стать Федором Кузьмичом, кроме одной маленькой детали – из за цвета своих волос Уваров носил прозвище Черный. А в описании ссыльного Кузьмина четко сказано: волосы светло-русые с проседью.
