Общество: Самовар и смартфон. Как живут и блюдут традиции современные молокане
– Самая большая русская печка в мире, – Наталья Рудометкина, жительница села Фиолетово, что на севере Армении, достает стопку фотографий.
– Здесь, у вас?
– Знамо не у нас, а у вас, – улыбается Наталья. – Под Москвой музей делали, а Миша мой эту печку строил. Он и соработники его.
Не под Москвой, правда, а под Калугой: этнопарк, строили в конце 2000-х. Но если смотреть из села Фиолетово, что на севере Армении, то и вправду разница не так видна. Тем более – действительно, самая большая: 11 метров высоты, девять в ширину.
– А внутри [печки] люди ходят, рассказы слушают. И как что в русской печи работает – понимают потихоньку, – объясняет Натальин муж Михаил Рудометкин. Печник, механик, землепашец – и много кто еще, как принято у без малого полутора тысяч фиолетовских молокан.
* * *
На севере Армении молокане – в нашем случае из Тамбовской губернии – начали утверждаться в 1840-х. Не по доброй воле: империя о ту пору ополчилась на так называемых «духовных христиан» – молокан и духоборов, в исповедании Господа обходившихся без храмов, икон, священников и даже крестных знамений. Потому – высылка из Тамбовщины в Закавказье, нынешняя Армения, немного Грузия.
А по промежуточному итогу через два столетия – вот, русский эксклав, вписанный между Дилижаном и Ванадзором. Или, как сказал еще джентльмен-путешественник Генри Линч, собиравший данные по Армении в конце позапрошлого века – «маленькая Россия». Со своим особым путем развития, временами пересекающимся с Россией большой.
На молоканском кладбище нет крестов. "П" обозначает "покой". Помнить о себе молокане завещают ровно столько, сколько продержится знак над могилой. Фото: Юрий Васильев/ВЗГЛЯД
Пересекающимся – но не во всем совпадающим. Начиная от самого строя речи.
– Спит, где сон явится, – смотрит Павел Рудометкин на внука, которого укачивает невестка Екатерина.
С Михаилом, добрым соседом и односельчанином, Павел не родня:
– Рудометкиных даже тут, в селе – три разные категории, – объясняет он. – А вот жена моя Катерина с Натальей Мишиной – сестры, Морозовы фамилия.
Павел только что вернулся из Еревана – «четыре часа туда, а если по раннему утру ехать, то обратно три», – куда накануне отвозил односельчанку.
Павел Рудометкин. Фото: Юрий Васильев/ВЗГЛЯД
– Всю неделю жена при доме у людей работает, – говорит он. – Стирает, убирает, гладит.
– Не зазорно молоканам, если по обычаю рассуждать, в услужение идти?
– Обычай у нас такой, что стыдно должно быть [тем], кто не работает, – отвечает Павел. – Да и тем, я вижу, не стыдно.
* * *
– Кроме профессионализма, да? – задумывается Алексей Мельников, гендиректор Южно–Кавказской железной дороги, о главных качествах своих сотрудников-молокан. – Ну вот три вещи скажу: пашут как не в себя, очень умные и кристально честные. Хоть на рабочих должностях, хоть на инженерных.
– Здесь люди обманывать не могут генетически, – подтверждает Вячеслав Прошкин, представитель Росатома в Армении. – Это внушает глубочайшее уважение. «Не укради» как догма, по заповедям люди каждый день живут.
– Цветной металл лежит открыто, другие ценные материалы, приборы – ни разу не было, чтобы кто-то из молокан что-то… противоправное сделал, – говорит Мельников. – А когда оползень был недавний и пути под угрозой оказались – бульдозеристы из Фиолетово на себе все вывезли, круглосуточно вкалывали.
– Уезжали, считайте, без ничего. Кто там поселились, те там дома и купили. Кто потом вернулись – те и здесь купили, – описывает уровень благосостояния нынешнего поколения молокан Михаил Рудометкин, уезжавший и вернувшийся. Речь про отъезды, начавшиеся в 1990-х – «на сломе стран», уточняет Алексей Чичов, староста села Фиолетово.
– Кто рабочий, тот и богатый, – итожит староста Чичов. Дочь у него в Тимашевске, сын хозяйствует на земле в Волгоградской области. Сами здесь, младшие в России – типичное для Фиолетова дело.
– К ним приезжаешь – от них ехать не хочется, – говорит Чичов. – А от них домой возвращаешься – и отсюда ехать не хочется. Так и живем.
* * *
– Ist es gefahrlich? – спрашивает подтянутый европенсионер – равномерная седина, клетчатая рубашка, металлические очки, – косясь на ручную машинку для сбивания масла.
– Пахталка не опасна, – не дожидаясь, пока в дело вернется отвлекшийся было переводчик, отвечает Наталья Рудометкина. Группа немецких туристов – уже вторая в Фиолетове за этот день, до заката к Наталье и Михаилу еще приедут французы и наши.
– Каждому же интересно. Как мы живем, какие у нас правила, какие законы. Язык какой, – объясняет хозяйка наплыв приезжих. – Может, человек пахталку наперво у нас увидел – потому что в городском устое у себя в Германии живет.
Пахталка, если что, действующая. Поэтому масло тут свое. Как и сметана, и мясо, и хлеб. И пирожки – картошка с сыром и капуста. Что горячее, то из печи. Не большой, самой обычной, но тоже сложенной Михаилом.
– Из не своего – к чаю молОтый лимон, – оценивает свой стол Наталья. Ну да, от «молоть» же.
Поездка в Фиолетово – то, что называется туром одного дня. Приехать, полюбоваться окрестностями, съесть вкусного, запить чаем, уехать.
– Какой цвет в мире существует, цветы такого цвета – все вокруг нас есть, – говорит староста села Чичов. – Луга, вода, родники. Елки–сосны. Ущелья, скалы. Очень красиво. И горы надолго в [снежной] глазури, как на куличе пасхальном.
Открытость туристам, пусть и на уровне странноприимного дома Рудометкиных, представительствующего за всех фиолетовских молокан – дело для села совсем новое. И пока что – не совсем обычное.
– Но и это труд, – говорит староста Чичов.
– Может, как раньше бы и хотелось многим, – признает Александр, 50–летний житель Фиолетова. Борода, повадки, речь – все в Александре свидетельствует о соблюдении правил и законов. – Но жизнь не хочет, чтобы у нас совсем все как раньше было.
* * *
– Когда мы начинали здесь работать, на все село был один телефон, и стоял он дома у старосты, – говорит журналист Марк Григорян, один из лучших знатоков Армении вообще и жизни в селе Фиолетово в частности.
Начало работы, о которой говорит Григорян – это конец прошлого тысячелетия. Ее итог – вышедшая в 2010–х книга «Молокане. Маленькая Россия на севере Армении». Текст – Григоряна, многочисленные фото – ныне покойного мастера Рубена Мангасаряна. Только что – с помощью Русского дома в Ереване – появилось второе издание, еще красивее.
– А это, пожалуй, один из самых интересных вопросов, – удовлетворенно кивает Григорян в ответ на «как удалось убедить молокан фотографироваться?» Уговорив худо-бедно некоторых жителей Фиолетова на первую съемку, в следующий свой приезд Мангасарян раздал сельчанам фотокарточки.
– И оказалось, что на одной из фотографий изображен мужчина, который за время нашего отсутствия скончался, – рассказывает Григорян. – И фото, которое сделал Рубик, обрадовало его сына: «Это единственная память о том, как выглядел мой отец». Так постепенно нам стали доверять. А затем, с развитием сотовой связи, смягчилось и самоограничение на фото.
* * *
– Есть, конечно, – Наталья выкладывает небольшой смартфон. – Работать с ним умею, только не очень люблю. С детьми общаться удобно. Хочешь, послушаешь их. А хочешь – так и посмотришь.
Дети у Натальи и Михаила, как и у многих тут – в России.
– Я не хочу идти за потоком, – формулирует Павел Рудометкин. – Поэтому большой телефон у меня не в заводе.
Павел показывает старый кнопочный мобильник.
– А малый – почему не иметь, – то ли спрашивает, то ли утверждает он. – Удобно, когда в Ереван едешь и чего-то там не знаешь. Позвонишь кому из наших, дорогу спросишь. Везде молокане живут – в Ереване, в Дилижане, в Ванадзоре… Это мы в селе одной кучкой остались, а так [мы] повсюду тут.
– В Ереване ездить сложно. Это говорят даже те наши, которые водят [машины] в Москве, – говорит Наталья. – Я сама боюсь водить. Но, наверное, придется учиться. Потому что и Миша, и невестки, и сыновья – все водят машины. Надо и мне уметь.
По Первой улице – так и называется – едет сложный грузовой гибрид самосвала и погрузчика. В нем, если вглядеться, можно рассмотреть части как минимум трех разных грузовиков. Что там под капотом – надо полагать, еще более сложная составная тема.
– Молокане технически очень хороши, – указывает Григорян. – Тут сочетаются самовар на щепочках и самая разнообразная сельскохозяйственная техника. И совершенно органично.
Словно в подтверждение, Михаил Рудометкин заводит модерновый культиватор.
– Кому как сподручно, – говорит он. – Я на машине, другие лошадками пашут. Кто чем может, хочет и любит.
* * *
– Вы родились в этом уповании, мы в этом. И никто ни над кем не должен высоты брать. Один Бог прав, – рассуждает Павел Рудометкин.
«Если увидите в молоканском доме комод на уровне пояса – скорее всего, там за дверцами спрятан телевизор», – наставляли спецкора газеты ВЗГЛЯД перед поездкой в Фиолетово ереванские этнографы. Логика понятна – учитывая, что прямого запрета на «ящик» у молокан нет, «но и поощрять не поощряется», подтверждает хозяин.
В доме Павла Рудометкина, если что, такого комода нет.
– Зачем иметь то, что считаешь ненужным, да еще прятать его? – спрашивает он. – Держишь – держи, а прятаться-то от кого, от Него? У меня телевизора не было и нет. У кого-то [из молокан] был и есть. Ну и пусть всяк живет в своем ладу. С собой и с Богом.
В записях Григоряна, сделанных им за годы общения с жителями села Фиолетово, в частности, можно найти такое: «Включишь радио, тебе начинают рассказывать всякие новости, заслушаешься на два, на три часа. Это плохо». Плохо, стало быть, не слушать новости как таковые, а – вовсе не молоканской речью говоря – залипать. На чем–либо, кроме чтения Писания и самосовершенствования.
Марк Григорян. Фото: Юрий Васильев/ВЗГЛЯД
– Радио слушаем, – подтверждает Александр Рудометкин. – И телевизоры смотрим, [что] раньше не часто было. Правда, другие дикторы стали совсем. Раньше правильные были, хоть и не по-нашему правильные. А в новых… У новых [телевизионных обозревателей] правил не слышно совсем.
– Так все равно же не ваши правила – есть ли они, нет ли их.
– А вот нет, – говорит Александр. – Мы уважаем свои правила. Но мы уважаем и те, которые вокруг нас. Главное чтобы они были. Только люди с правилами друг друга уважают… Еще капусту?
* * *
– Ну мне немного осталось, – говорит Павел Рудометкин. – Семь рядышков только посадить. По 50 кочанов в каждом.
К началу лета заканчивается большой фиолетовский сев. Сеют здесь капусту – знаменитую далеко за пределами «маленькой России». Особенно когда капуста из Фиолетова заквашена здесь же – по собственным рецептам, включающим пересыпание строго определенными слоями соли и морковки, старательно перед тем обесцвеченной, «чтобы красноты не давала, а только вкус», объясняет Павел.
Виды на урожай бывают разные, как и цены от года к году. Их порядок, впрочем, более-менее устойчив. Если в Фиолетово за свежую капусту попросят около десяти рублей за килограмм – в драмах, естественно, – то на рынке в Ереване за нее придется отдать в три раза больше.
А если за квашеную, то – в десять.
– 10-12 бочек квашеной капусты, отправленных отсюда в Москву или Ленинград, приносили 5-6 тыс. рублей прибыли. Еще советских рублей, – выдает Григорян очередную порцию знаний из первых рук. В данном случае – от тех жителей села Фиолетово, кто не только застал советскую рыночную экономику, но и поучаствовал в ней.
* * *
Фиолетовская жизнь в десятилетия после СССР оказалась пестрой, как и везде. Понятно, что капустные барыши – при полном сохранении и промысла, и вкуса, и объемов – существенно сократились. Однако и внешний мир стал проявлять себя по отношению к молоканскому селу более явно. Не только в связях между молоканами всех стран – а тут и Штаты, и Австралия, и что угодно, – но и в рамках международных упований на культурно-религиозное разнообразие. Пришло более сотни тысяч долларов из Японии – появилась канализация. Через программу благоустройства по линии ЕС нарисовалась детская площадка. И так далее – включая, разумеется, помощь из России. Не всегда столь же богатую, как со стороны бывших партнеров. Но тем не менее.
– Может, у кого-то и забылись времена, когда ребятишки наши в одной руке [в школу] портфель несли, а в другой – дрова, – вспоминает фиолетовский житель Александр. – Особенно по зиме. А я помню, что порядок в школе железная дорога делала. А ей у нас Россия управляет.
– Нас с общиной связывают долгие годы дружбы, – говорит Мельников, Южно-Кавказская ЖД. – Шефская помощь школе Фиолетова многие годы – это и ремонты классов, и оборудование кабинетов, и благоустройство. У нас работают ребята из Фиолетово – очень грамотные, профессиональные железнодорожники, на которых можно положиться. Я очень рад, что наша железная дорога внесла свой вклад в формирование этих замечательных, сознательных граждан.
– Пришло время для нашего следующего вклада, – продолжает Прошкин из Росатома.
Со стороны российского бизнеса – путейские, атомщики, банкиры из ВТБ. Со стороны собственно государства – Россотрудничество и непосредственно ереванский Русский дом, то есть Российский центр науки и культуры. В Фиолетове торжественно начинают строить первый для села детский сад – 400 кв.м. на 50 ребят, сдача обещана в следующем году.
– Мы все объединились вокруг одной общей идеи – стремления творить добрые дела для будущих поколений, – несется над начавшейся стройкой.
Алексей Чичов, староста села Фиолетово — на церемонии закладки детского сада. Фото: Юрий Васильев/ВЗГЛЯД
Будущие поколения – в преизрядных количествах, поскольку семьи у живущих по заповедям многодетны – резвятся возле школы, что чуть ниже от стройплощадки. Для них устроен праздник с мыльными пузырями, воздушными шарами–«колбасками» и вполне светской, то есть довольно электронной музыкой.
– Мы долго думали, как это [строительство] можно сделать быстро, эффективно и полезно – вот для тех детей, которые там бегают, – показывает в сторону школы Евгений Примаков, глава Россотрудничества. – Пусть бегают, потому что наши речи – это скучно.
Впрочем, некоторые ребята – постарше, чем детсадовские – сами поднимаются к месту, где их родители слушают те самые речи.
– Для нас – нахально говорю за всю Россию – это невероятно важная история, в которой пересеклось много хорошего и доброго, – продолжает Примаков, глядя на собравшихся. – Вы должны знать, что Россия вас любит, Россия вас помнит и Россия вас невероятно ценит. Вы сохраняете наши традиции, наш язык. Все это – огромный подвиг в нынешнем мире, где все меняется постоянно.
– Из Еревана, из Дилижана, – перечисляет староста Чичов адреса, откуда в Фиолетово приезжают молоканские невесты. – Из России привозят, если возвращаются в село. Девушки подальше разъезжаться могут – и в Австралию, и в Америку, к молоканам там.
– А оттуда невесты к вам не едут?
– Если едут, то в городах остаются, с нашими же. – уверен староста Фиолетова. – Здесь или в России, но в городах. Сюда не приезжали.
– Мне хотелось бы, чтобы детей здесь было много, – продолжает разговор Примаков. – Чтобы община росла. Чтобы через несколько лет мы с вами сели и подумали: надо увеличивать садик, что-то он маловат. Капсула с посланием, которую мы закладываем в фундамент – мне бы хотелось, чтобы мы долго–долго ее не находили. Чтобы здание стояло долго и приносило радость – и детям, которые туда ходят, и родителям, которые своих детей туда ведут.
Фото: Юрий Васильев/ВЗГЛЯД
– Капсула где? – тихонько спрашивает Вадим Фефилов, руководитель Русского дома в Ереване.
– Сейчас, – кто-то из коллег протягивает продолговатый металлический тубус с посланием:
«Дорогие дети, внуки и правнуки молоканской земли. Славные наследники мудрости предков и хранители света двух культур – русской и армянской. Обращаемся к вам сквозь века. Пусть стены этого детского сада наполнятся смехом ваших детей. А его порог станет мостом между прошлым и будущим. Здесь, под сенью гор Армении и в тени берез, что помнят русские просторы, будет расти новое поколение – сильное корнями, щедрое сердцем и открытое миру. Пусть русское слово звучит здесь песней, а армянское гостеприимство согревает, как хлеб-соль на столе. Пусть этот сад станет колыбелью добра. Россия с вами».
– Мы пришли, мы остаемся с вами, мы вместе работаем, – завершает выступление Примаков.
Капсула с посланием уходит в фундамент детского сада в Фиолетове.
– Первого садика, – уточняет староста Чичов.
* * *
– Наташа, – говорит Григорян хозяйке молоканского странноприимного дома, – мы потихоньку сейчас двинемся.
– Не надо двигаться. И трогаться не надо. Езжайте спокойно, – отвечает Наталья Рудометкина.
– Вот такой язык, – кивает Марк. – Точный, четкий, свой.
Что остается от своего в широком смысле – от правил, от порядка, от уклада; как хочешь, так и зови – после того, как в буквальном смысле меняются тысячелетия? Когда рядом с селом улучшают и без того весьма проезжую дорогу из бойкого Дилижана на курорт Ванадзор, и это раз. Когда вокруг поселения молокан поднимаются вышки сотовой связи. Когда сама жизнь вокруг села – и без того далекая от духовности и самосовершенствования, как их понимают жители Фиолетова – начинает не то чтобы просачиваться в некогда закрытую общину. А попросту на нее давить. С риском поглотить – либо просто смести.
С другой стороны, риск был всегда. И при этом «маленькая Россия» спокойно обживает, никуда не двигаясь из села Фиолетово, уже третью страну: империя, Союз, независимая Армения. В последние годы – да, потихоньку открываясь миру. Успешно обеспечивая себя хлебом, мясом, овощами и фруктами – плюс-минус те или иные закупки: сахар или еще не молОтый с ним лимон. Сохраняя экспортные преимущества за счет традиционной торговли капустой. Осваивая новые технологии – как на земле, так и в общении, друг с другом и с миром. Сберегая при этом собственную духовность.
И при этом исповедуя подлинную толерантность – помните же, «у каждого свое упование». Чтобы в целом получился особый, ни на кого не похожий путь. Русский, так точно.
Кажется, примерно к подобному стремится пару последних десятилетий одна большая страна. Та самая, которая только что начала в Фиолетово стройку детского садика.
– А вот если еще кто-то и про дорогу подумает… – говорит Павел Рудометкин, закладывая на своей машине причудливый поворот вокруг очередной фиолетовской ямы. – Я сколько живу, никогда у нас по улицам большой новизны не было.
– Ремонта?
– Да, вот слово, – доволен точности Павел. – Улицы две, а ремонта ни одного. Нам не сейчас, нам хоть потом. Мы никуда не торопимся, мы всегда здесь.
Теги: религия , Армения , религия и люди