Главная: От сабли к мылу: как томичи европейскую культуру перенимали
Давайте отправимся на три века назад. Томск отметил свой первый столетний юбилей. Славные военные походы и строительство острогов на южных границах остались позади, и томичи призадумались: а как жить дальше? Тут еще Петр стал окно в Европу рубить. Но ветер перемен оттуда дул слабо — от Петербурга до Сибири далеко.
В XVIII веке происходило в Томске много интересного. Сменялась политика, стили архитектуры, нравы и привычки жителей. Однако смена шла так медленно и постепенно, что происходили подчас любопытные и странные вещи.
Корреспондент Tomsk.ru разбирался, почему политический «кукиш» Петербургу остался непонятым и за что томичей прозвали «аленичами».
Декоративная крепость
Основанный в 1604 году Томск был пограничной крепостью. В первые годы своего существования у него было достаточно серьезных неприятелей. Как местные татары, не признавшие русской власти, так и енисейские киргизы — их союзники из степей юга Сибири. Чтобы территория Томского уезда вышла из-под контроля Москвы, периодически те и другие приходили под стены крепости, пытались ее сжечь. Естественно, казаки им этого сделать не давали. Последний крупный штурм Томска кочевниками случился под занавес XVII века — в 1698 году, кончился безуспешно. В 1700 году степняки приехали снова. Видимо, поздравить с началом новой эпохи. И больше на Томск не нападали.
Башни и стены Томского кремля по-прежнему возвышались над разросшимся городом, однако пушки на них уже не стреляли. С начала нового века крепость стала декорацией, которую к середине столетия снесли за ветхостью.
Причины такого поведения кочевников и сноса крепости просты: события в Азии и расширение русских владений на юг и восток Сибири лишили Томск военного статуса. А потому содержать большой гарнизон и кремль было без надобности.
Томск в начале XVIII века мало отличался от того, каким он был в предыдущем столетии.
«Улицы города были кривые, узкие, немощеные, — пишет историк Аниса Жеравина. — Частые пожары в городе уничтожали постройки и были частым бичом городской бедноты».
Базар на реке
Другой бедой города были частые наводнения. Каждую весну прибрежные улицы топило, что становилось катастрофой. Но, что самое удивительное, самый густонаселенный район города, который сложился в XVIII веке, был возле реки. Он даже назывался Пески — из-за того, что берег был песчаным. Однако в этом нет ничего удивительного. Устье Ушайки, как сложилось исторически, было городским «портом» и, соответственно, местом торговли. Супермаркетов шаговой доступности тогда не придумали, поэтому чем ближе человек селился к месту торговли, тем больше шансов было запастись чем-то свежим. Именно поэтому очень долгое время современная площадь Ленина была огромным рынком и даже называлась Базарной площадью.
Селились поближе к реке и торговле также купцы. Если обратить внимание на скопление зданий старинной постройки, это можно легко заметить. Здания, конечно, поздние не XVIII века, но общие функции всего района устья Ушайки как торгового центра сохранялись до советского периода.
Постепенно обживались новые территории. Где раньше были пустыри и пашни, появлялись новенькие деревянные домики, селились люди. Застройка города по-прежнему была «усадебной». То есть, примерно, как в современном частном секторе. Можно пройтись по старым улочкам — Бакунина или Октябрьской и понять, как это выглядело около трех столетий назад.
От избы к готике
Дома были деревянными, как и за сотню лет до этого. В качестве фундамента использовали камень, а верх делали деревянным. Такая структура помогала предотвратить пожар, хотя и далеко не всегда.
Первые здания целиком из камня в Томске появились еще в начале XVIII века, если не раньше. Это были хозяйственные постройки в кремле. Однако регулярная каменная застройка началась со зданий, которые отлично известны как томичам, так и гостям — с Богоявленского собора и Воскресенской церкви. Собор был заложен в 1777 году, а церковь — в 1789 году.
От этих зданий так и веет духом Европы. Богоявленский собор построен в стиле барокко, а Воскресенская церковь — в сибирском варианте этого стиля, да еще и с элементами готики.
Постепенно каменных зданий стало больше, их назначение было разнообразным, а не только культовым. Но из-за дороговизны каменное строительство тогда не вытеснило деревянное.
Любимый арап и нелюбимая невеста
Страна в XVIII веке неуклонно менялась. И если перемены в Европейской России ощущались как резкие и кардинальные, то до Сибири это докатывалось эхом. Вместе с пленными шведами, ссыльными, иностранцами на русской службе.
Кстати о шведах. После Северной войны в наш город их попало довольно много. Они, понятное дело, использовались в качестве рабочей силы. На мысль о том, что у пленных шведов было особое положение, и они не влились в томское общество, наводит факт того, что их кладбище было отдельно от городского. Располагалось оно где-то в районе Соляной площади. Это место и поныне называется Шведской горкой. Кстати, позднее практичные томичи, а тогда их звали томцы, растащили шведские надгробия на свои огороды. И позднее священникам из католического костела составило немалых сил отыскать и собрать их в церкви. Поэтому шведское влияние город вряд ли могло затронуть.
Однако один пленный швед в историю Томска вошел. В составе экспедиции Мессершмидта, которую для изучения Сибири отправило правительство Петра I в 1721 году, был швед Филипп фон Страленберг, который выпустил несколько книг о Сибири, в том числе, выпущенные в Стокгольме. Страленберг составил описание Томска, отметив, что в городе 1100 домов. Вообще в XVIII веке через Томск проходило множество экспедиций. В 30-е годы в уезде работала команда Второй Камчатской экспедиции. В ее состав входили академик Герард Миллер, ботаник Иоганн Гмелин, будущий известный ученый Степан Крашенинников. В 1735 году исследователи описали Томский уезд и сам Томск. Томичи также не сидели на месте: исследовали еще необжитый край, открывали руду, составляли чертежи города и продолжали основывать остроги. Например, будущая Колывань основана служилыми из Томска в XVIII веке.
Участники экспедиции спланировали регулярный торговый и почтовый путь — Великий Сибирский тракт. Один из его участков, от Томска до Иркутска, известный как Иркутский тракт, проектировался под наблюдением Витуса Беринга.
Не удалось томцам пообщаться с интересным ссыльным, которого в наш город привезли в 1729 году. Абрам или Ибрагим Петрович Ганнибал, тот самый «арап Петра Великого», содержался под стражей в Богородице-Алексеевском монастыре. В Томске ссыльный пробыл недолго — около трех месяцев и, разумеется, не оказал никакого влияния на томское общество.
Около двух лет — с 1740 по 1742 — в Томске прожила несостоявшаяся невеста Петра II Екатерина Долгорукая. В Томске ее постригли в монахини Христорождественского женского монастыря.
«Перфоманс» с монгольфьером
И, конечно, нельзя не сказать об Александре Радищеве, авторе известного «Путешествия из Петербурга в Москву». В самом конце XVIII века по дороге в Иркутскую ссылку он заглянул в Томск. Радищев остановился у городского коменданта Томаса де Вильнева, который, кстати, был либералом, еще и французом в придачу. С позволения градоначальника летом 1791 года скандальный писатель прямо во дворе комендантского дома запустил бумажный монгольфьер — модель воздушного шара, изобретенного французскими революционерами. В России за изготовление этих шаров грозила ссылка Сибирь. Так что один из посылов радищевского «перфоманса» читается явно — «дальше Сибири не сошлете». Томские обыватели, правда, сути акции не поняли, а решили, что это просто хулиганит очередной ссыльный чудак. А вот вышестоящие власти, видимо, дело просто так не оставили: через два года де Вильнев уходит с русской службы. Еще одной причиной может быть то, что он не отказался признавать Французскую республику. Но из его скудной биографии этого узнать нельзя.
Про томцев и аленичей
А вот стали ли жители города европейцами после реформ Петра — непонятно. Но перемены были явно. Вводились новые должности и чины, новые правила. Но для многих все осталось по-прежнему. Простоватые томцы жили прежней жизнью и перемены принимали нехотя. Есть даже анекдот, в котором рассказывается, как жители Томска получили одно из своих прозвищ — аленичи. Дореволюционный историк Александр Адрианов описывает случай приезда нового коменданта. На вопрос главы города о том, кто в городе старший, делегация томичей указала на Корнила Корниловича из-за Ушайки, которому около ста. А когда комендант спросил, кто выше всех, ответили, что Алена из-за озера. Тогда потерявший терпение от непонимания жителей города комендант прогнал делегацию с криком: «Вон, аленичи, вон пошли от меня!».
Правда это или нет, а томичей в те времена звали и аленичами, и муксунниками, и бакланами. Последние два прозвища объяснить легко: рыба муксун издревле добывался на Оби, а птицы бакланы водились на территории Томского уезда и их также добывали.
Посетивший Томск в 1770-м ученый Петр Паллас писал недовольно:
«Ни единого места не видал я, в котором пьянство было толь обще и толь бы высокой степени как в Томске…».
Многие отмечали простоту нравов обывателей Томска XVIII века. Даже в те времена, когда не каждый и писать-то умел, эта простота возмущала. Например, один из офицеров конца XVIII века удивлялся тому, что, когда здание городского госпиталя пришло в ветхость, его «забыли» отремонтировать. А еще не очень приживались инициативы. Когда кто-то предложил установить «отворчатые рогатки» — шлагбаумы в конце каждой улицы, инициативу сначала поддержали. Ну а что, решили томичи, дело полезное. Воры ночью убегать будут и о рогатку споткнутся. А тут их сторож или полицейский поймает. Но как только дошло до дела, все сторонники инициативы куда-то пропали. В итоге рогатки поставили возле городского магистрата и в Татарской слободе. А потом и вовсе забыли, что хотели поставить.
Но и тут ничего сверхъестественного: люди много работали, почему бы не отдохнуть? Да и лишней работы делать не хотелось.
Столица мыловарения
Что касается работы, то ее и правда было много. Во время петровских реформ появилась категория приписных крестьян, которые вынуждены были работать на заводах, причем, даже летом. Что отрывало их от дома и семей. Этой категории было очень непросто, поэтому побеги среди приписных были нередкими.
Другая категория крестьян — государственные — платили в казну оброк деньгами. Их положение было чуть лучше, однако оплачивать не всегда хватало. Современный историк Аниса Жеравина приводит такой случай:
«В 1756 году крестьянин Томска Изотов взял долг «в платеж подушных денег и других податей 11 рублев» у купца Губенского, за те деньги заложив 22-летнего сына Андрея на пять лет. К 1761 году Губенский отдал его в наем провиантскому подрядчику Шевырину приказчиком на провиантские суда. На этот год Изотов с сыном был направлен на рубку дров на Барнаульском заводе. Канцелярия горного начальства потребовала от Томского магистрата, чтобы Андрей был взят от Губенского и немедленно прислан на рубку дров».
Городские жители для того, чтобы заработать, открывали ремесленные мастерские. Вдоль Московского тракта стояли кузницы, также было много столярных мастерских. Томск стал лидером по мыловарению и кожевенному производству.
На первый план выходит купечество. В XVIII веке его стремительно пополняют вчерашние мещане — такие же простаки, аленичи, но при этом умеющие считать деньги. Городские власти активно поддерживают предпринимателей, в связи с чем они набирают влияние. В итоге Томск из военной крепости превратился в торговый город, город купцов. И таким он будет еще около столетия, пока на томской земле не появится университет.
Владислав Пирогов