Василий Устюжанин: Провинциальная зарисовка
Хоть убей, но этот сердитый лохматый брюнет (см фото 1), встретивший меня лаем на площади в провинциальном Калязине, напомнил ту самую шельму из чеховского рассказа "Хамелеон", что укусила за палец золотых дел мастера Хрюкина.
В КАЛЯЗИНЕ ЖИЗНЬ ЕСТЬ
Если помните, в рассказе полицецский надзиратель Очумелов ранним утром застает на базарной площади сцену погони Хрюкина за борзым щенком. И дотошно, как требует устав, устраивает собравшимся на ЧП ротозеям форменный допрос: "Чья собака?". Ответы из толпы: "Эта, кажись, генерала Жигалова". "Нет, не генеральская, у генерала дорогие породистые, а эта черт знает что, ни шерсти, ни вида, подлость одна" бросали Очумелова то в жар, то в холод.
В Калязине со мной, слава Богу, хрюкинской истории не случилось. На мои фотоэкзерсисы пес отреагировал лишь дохловатым лаем.
Зато смутные напоминания о стародавней, в хорошем смысле захолустной России, неприветливый лай навеял отчетливо. Как и купание работниц местной швейной фабрики, что весело и шумно зашли в волжскую воду прямо в платьях. А то! В 33-х градусную жару только так и можно было спастись от испепеляющей духоты. В какой еще Москве вы проведете так обеденный перерыв? Кустодиевский сюжет...
А из недвижимых достопримечательностей глянулись мне в Калязине больше других роскошный купеческий дом с резными наличниками на Коммунистической 1 (ныне это частный отель "Усадьба"), здание ЗАГСа на улице Карла Маркса и тут же во дворике душевная, с вензельными сердечками скамейка для новобрачных.
Увы, число жителей в городе снижается неотвратимо. В 1992-м калязинцев было почти 16 000. Ныне 13. А это значит (связь-то прямая), что и сакральная скамеечка востребована с каждым годом все реже в сакральных целях. Вот и и сейчас тихо и пусто было во дворе. Жаль... Правда, в эпидемпериод спасаться от ковида понаехало в калязинские места гостей из Москвы, Твери и окрестных городов столько, что население района выросло до 80 тысяч, даже, говорят, больше. Места здесь что и говорить благословенные. Один взгляд на сочные зеленые леса, речные излучины, храмовые купола излечит и душевные язвы, и поврежденные легкие, и истончавшие зрительные нервы.
Еще не мог пройти я мимо памятника святому Макарию, основателю Троицкого монастыря, читай - всего города. Не мог пройти мимо потому, что стоит памятник совсем недалеко от волжского берега. Страстный Макарий словно взывает: "Что же вы натворили, безбожники, зачем затопили монастырские земли?". Да, в 1939-году воды Угличского водохранилища погребли под собой и городскую площадь, и все храмовые постройки вокруг. На их месте сохранилась только Никольская колокольня, на треть высоты ушедшая в воду. Служила она сначала маяком для речных пароходов, потом парашютной вышкой для подготовки знамо кого, потом вообще ничем и никому. Пару лет назад нашлись наконец деньги на реставрацию. Строители намыли вокруг искусственный островок, реставраторы занялись восстановлением и укреплением стен. Работ еще невпроворт, но все равно близок час, когда вернется колокол на свое место. Украсит в проекте колокольню яркая, цветовая подсветка, а сама колокольня украсит наконец собой Волгу и снова станет памятником русского зодчества. Точнее даже - памятником русскому храмовому зодчеству, всей его трагической истории рождений, разрушений и воскресений.
На этом завершу повествование. В Калязине я на самом деле остановился проездом, на пару часов. А раз глубоко не вживался в местную жизнь, то и песню долгую петь о ней не могу. Скажу лишь, что сейчас, когда набиваю строчки в телефон, мысленно я и с неистовым каменным Макарием, и с реставратарами Никольской колокольни, и с веселыми феями-швеями, что веселым смехом огласили волжскую заводь, и с сердитой дворнягой, облаявшей меня. И поделом! Не нарушай дремотный провинциальный покой. Езжай в свою столицу, там клевещи свои байки. Вот приехал и таки наклеветал.
