Виктор Лупан: "Франция стала врагом ислама номер один"
Французский журналист и кинорежиссёр Виктор Лупан – о настроении французского общества после теракта в редакции "Шарли Эбдо", о массовой миграции мусульман, исламской революции и о том, зачем Николя Саркози принимал Амеди Кулибали в Елисейском дворце.
–Насколько ощущаются изменения в настроении французского общества после теракта в редакции журнала "Шарли Эбдо"?
– Конечно, сразу после акта везде только об этом и говорили, куда ни приди. Каждый день обедаю в ресторане – там только об этом. Идёшь по улице – то же самое, у журнального киоска – "А у вас Шарли Эбдо есть?", хотя раньше никто эту газету не покупал. Пока отношение особенно не изменилось, но, видимо, ещё вырастет непризнанность вообще всех мусульман, что нехорошо. А так – люди где-то недельку об этом поговорили-подумали, а потом забыли. Сейчас обсуждаются уже другие темы.
– Можно ли выделить период, когда массовая миграция мусульман во Франции начала переходить критическую отметку?
– Говорят, почему мигранты приехали? Некому было работать. Вот эти деды всех ребят, которых вы видите сейчас на улице, приехали, они нужны были. Некому было достроить дома, некому было собирать автомобили Рено, некому было гайки закручивать, собирать урожай в огромных количествах. Помните, в СССР кушали бельгийских курочек? Бельгия, маленькая страна, кормила курочками весь Советский Союз. Курочек надо было выращивать. И вот все эти люди приезжали из Алжира, Марокко, Конго, но они приезжали одни, а семьи оставались у них дома. И перелом здесь произошёл в 1974 году, когда президент – есть даже такой анекдот – ехал тогда ещё с премьер-министром на машине, и они увидели огромную очередь из африканских и арабских лиц на Пигале. Что это такое? А тут был бордель специальный для арабов и африканцев, они туда в очереди и стояли. Потому что без жен приехали. И вот это показалось тогда президенту такой жестокостью! Говорит, давайте позволим им, чтобы семьи приехали. И всё…
– В чём ситуация с мультикультурализмом во Франции отличается от остальной картины в Европе?
– Проблема в том, что из всех западных стран во Франции наибольшее количество мусульман – это колоссальная цифра – 8% населения. Чтоб вы сравнили, я буквально вчера смотрел статистику: в США – 0,6%, в Италии – 1,3%. Представляете? В Испании – казалось бы, Испания вообще была оккупирована в средневековье мусульманами, – но там тоже 1,5-2%. Во Франции 8%, это очень много. Из 65 миллионов населения это огромное количество людей. И считается, что именно когда количество мусульман превышает 5% – они начинают требовать свою еду, соблюдать свои обычаи и т.д… Во Франции ситуация совершенно не похожая на то, что происходит в других странах. Именно поэтому, я думаю, такое внимание сейчас к Франции. И сейчас Франция в исламском мире стала врагом ислама номер один, самой ненавистной страной у мусульман во всём мире. В Африке были демонстрации, где главный лозунг был "Мы ненавидим Францию" – представляете себе такой лозунг?
– "Шарли Эбдо" – это случайность или продуманный план?
– Я думаю, что просто возможность такая появилась, и появилось очень много радикально настроенных ребят. Знаете, это ребята, которые, кроме безработицы, тюрьмы и социальных пособий, больше ничего не знают. А прямо сейчас идёт всемирная исламская революция. И когда вы молодой человек 20 лет и вы безработный, к вам приходят какие-то соцработники, дают вам подачки, – это с одной стороны. А с другой стороны, идёт революция, романтика! Конечно, они едут туда воевать тысячами. Сейчас официальная цифра – 1,5 тысячи французов там воюют. Ну, французов... арабского и африканского происхождения. На самом деле, эта цифра, наверное, в 3 раза больше. Потом они возвращаются и здесь продолжают. Они уже обучены. "Шарли Эбдо" стало такой мишенью, знаете, как в Белоруссии во время войны повесят фотографию Гитлера и плюют на неё. Проходят мимо и плюют. Вот "Шарли Эбдо" стала таким образом ненависти, мишенью, куда надо плевать. И поэтому они набросились. Но они были очень хорошо информированы. Они знали, что летучка именно в этот день и именно в этот час. Потому что люди, которые работали там и которых убили, они приходили редко, – это звёзды карикатур. Старые люди. 80 лет одному из них, 76 другому, представляете? Старички.
– Каковы были мотивы террориста Амеди Кулибали, который 7 января взял в заложники покупателей магазина кошерной пищи?
– В 2009 году Кулибали официально принимал президент Франции Николя Саркози, в качестве парня, который был примером для других лиц иностранной принадлежности, которые хорошо ассимилировались во Франции, которые стали такими достойными гражданами! Вот как вам это? Есть кинокадры. Саркози хотел показать, что вот он прислушивается к молодёжи африканской, арабской, которая здесь живёт. И он принимал его в Елисейском дворце! Официально! А он сейчас убийца!
Кулибали очень спокойный был, очень. И до сих пор непонятно, почему он убил четверых, а остальных не убил… Никто не хочет это обсуждать, никто не хочет понимать, никто не вникает сейчас. Например, когда в Норвегии Брейвик убил 72 человека, постоянно вникали, почему он это сделал, а что он думал, а что он там писал, как он выступал, что он в интернете публиковал… А вот насчёт этих ребят никто не интересуется. Никто не хочет знать, что они говорили, чего они хотели. Нет.
– Чем он так понравился? Не всех из тюрьмы принимают в Елисейском дворце.
– Видимо, в этих районах, пригородах, где они живут, создаются всякие ассоциации. Может, он занимался молодёжью, помогал молодым хулиганам, говорил им что-то хорошее. Этих ребят называют там старшими братьями. Старший брат учит младших братьев. Что надо быть хорошим, уважать старших. Но сам факт, что его принимали в Елисейском дворце как представителя успешной молодёжи, выходца из эмиграции – это уже что-то невероятное! А потом он убивал еврейских людей только из-за того, что они еврейские люди. Просто какой-то бред.
– Равны ли в правах коренные французы и приезжие?
– Если вы получите вид на жительство, особенно если у вас есть дети, особенно если есть маленькие дети – всё, вы обеспечены.
– То есть задача просто родить ребенка?
– Даже приехать с ним. Вы с ним приезжаете, у вас нет никаких документов, вы устраиваете его в детский сад. Получаете пособие для него, говорите "Мне нечем кормить ребёнка". Вам сразу дадут возможность накормить этого ребенка. Говорите "негде жить, ребёнок умирает от холода, надо его искупать", – вам дадут квартиру.
Если французская семья в таком же бедственном положении, будет то же самое, но французов в таком же бедственном положении просто мало. Хотя бедность тоже сильно растёт. Истоки этого абсурда уходят в 60-70 годы, когда был больший достаток, не было безработицы. Было так спокойно, что секретарша, работающая где-то на предприятии, могла – если босс не понравился – просто уйти с работы. И через неделю у неё была другая работа. Сейчас секретарша за работу держится, чтобы её не уволили. Поэтому всё это исходит из тех времен.
Бедность растёт, понимаете. Люди иностранной принадлежности живут в пригородах Парижа, в спальных районах, а это опасные районы, вас там могут избить, ограбить. Но их уровень жизни не идёт ни в какое сравнение с уровнем жизни коренных французов, живущих в деревенской местности. В деревенской местности нищета! Нет работы вообще, вся молодежь уезжает. Некому вспахать поле. Трагедия такая. У меня в Провансе есть дом, поэтому я знаю – трагедия, что молодые фермеры не могут найти себе жену. Никакая молодая женщина не хочет за них выходить. Они молодые, здоровые, красивые ребята. Парни такие, у них трактора, фермы. А бабы за них не идут. Они привозят себе жён из Африки, из Украины. С тех пор как у нас есть дом там, четыре крестьянина повесились. Представляете, за 7 лет 4 человека повесились. Такая вот безысходность…
– Значит, мигрантам власти уделяют больше внимания?
– Знаете, если вы бедный француз – это как бедные русские, которые живут в глубинке в своей деревне: никто не знает, что вы живёте, никто не знает, что вы где-то есть и дышите. Никто не знает, и всем всё равно. А вот если вы высаживаетесь на юге Италии на какой-то покрышке или дырявой лодке, да ещё с бедным ребёнком, мертвым, например, или полумертвым, – вас снимает всё телевидение мира, сразу начинают работать какие-то молодые люди в красных жилетах и начинают вас куда-то везти на автобусе, кормить бесплатно, лечить, если вы больны. В этом есть какая-то доля абсурда. И я думаю, поэтому Мари Ле Пен и её партия так идёт вверх сейчас, это самая крупная партия во Франции.
– То есть европейцы даже не заметили, как у них украли ту благополучную в социальных сферах Европу?
– Нет, она ещё есть. Просто это следы былой роскоши. Как у Чехова. Не вырубили ещё вишнёвый сад. Но Лопахин уже намечает. И кружева ещё есть, и, может, платье заштопано, но сзади. Можно ещё вертеться в кадре. Но здесь именно эта ситуация. Я приехал сюда в 1974 году, мне было 19 лет. Та мягкость, которая была, та цивильность, которая была, – её больше нет. Потому что общество было более гармоничное, причём экономическая ситуация была гораздо лучше. Я был студентом, я был бедным мигрантом, подрабатывал кое-где и всё. Я безбедно жил, ходил в кафе, приглашал девушек на кофе. Прошу прощения, сейчас пиво в Париже стоит 7 евро бокал! Вы – молодой парень, попробуйте сейчас пригласить девушку. Да вы что! Никогда в жизни. Смотрю – такого не было – на скамейках все пьют, как в Рязани. Не было такого никогда. Не было, просто не было.