Колонки: Евгений Крутиков: Игра в шахматы с лошадью

Нынешние события продемонстрировали отсутствие стратегических концепций на уровне пресловутого экспертного сообщества, вынуждая высшие эшелоны власти опираться в своих действиях на морально–этические мотивы, а не следовать некоему единому плану. Картину и значение происходящего прямо сейчас не могут в полной мере охватить даже натренированные глаза. Вроде бы понятно, что в международной политической системе случилось что–то настолько важное, что это в ближайшем будущем скажется (а кое–где уже сказалось) на поведении практически всех игроков на планете. Но картинка в целом по вполне понятным и объяснимым законам абберации сознания расплывается в тумане. Можно, конечно, привычно сослаться на то, что истинную суть событий через пятьдесят лет найдут историки новых, в том числе и физически новых, поколений, а у современных политологов «картинка смазана». Импрессионизм вместо классического стиля. Личное восприятие вместо проработки деталей. И это будет верно в метафизическом смысле. «Нам не дано понять» и все такое. Но жить–то приходиться сейчас, принимать решения немедленно, опираясь на тот анализ фактов и информации, который предоставляет ныне живущее поколение аналитиков и экспертов. Причем анализ этот встроен именно в ту систему вертикальных взаимоотношений, которая к этому моменту уже давно сформирована, чтобы мы о ней не думали в своих мечтах об идеальном мире. Понятно, что сама собой и апокалиптически быстро оформилась новая стратегическая модель ролевого поведения на международном соревновательном поле. Причем для начала неожиданно выяснилось, что это поле действительно соревновательное, и на нем играют друг с другом, а не в одни ворота, как в 90–е годы. Территория постсоветского пространства перестала быть «зоной свободной охоты», о которой так открыто и с улыбочками рассуждали американские дипломаты еще 10–12 лет назад. Дипломатическая конкуренция географически вышла за эти искусственные пределы, а в идеологической сфере охватила едва ли не все стороны человеческой жизнедеятельности. Дипломатия XXI века оказалась мертворожденной горгульей, единственное отличие которой от привычных со времени Талейрана принципов и методов – скачкообразный рост технологий, в этом во всем задействованных. Отсюда и убыстрившаяся скорость принятия решений и более высокие риски при выборе этих решений, поскольку поток информации опережает возможность человеческого сознания отделить зерна от плевел. И когда у тебя подряд двадцать сообщений, то не сразу и поймешь, что они все – труха, а их анализ специалистами вызывает желание этих же экспертов перевешать на парадных воротах бесчисленных «центров по изучению стратегии» и «институтов геополитических анализов» или как они еще там называются. Игра (и методы и сама ее суть) изменилась. Естественно, вслед мутировала и система ее экспертного обеспечения. Сервильность экспертного сообщества по отношению к западным ценностям и западному стратегическому мышлению перестала быть востребованной, а профессионалов, способных мыслить новыми категориями, не нашлось или нашлись единицы. Те же 10–15 лет тому назад российское политологическое сообщество формировалось при одной единственной доминанте – западной политологической науке. Даже не практической методологии, а именно академической или околоакадемической науки. Невозможно найти хотя бы одного политолога или эксперта, ни разу не проходившего стажировку в западных, в основном американских, образовательных центрах. Это было так же естественно, как дышать, поскольку в РФ таких центров не существовало, как не существовало и специалистов. Не всерьез же рассматривать бывших профессоров научного коммунизма и диалектического материализма, пооткрывавших в 90–е годы «кафедры политологии» по всей стране. Способствовала этому и система грантов, первооткрывателем которой был Джордж Сорос: его структуры порой даже не требовали какой–либо реалистичной отчетности по всяким программам «продвижения общечеловеческих ценностей». Например, путем проведения в школах Владивостока тематических уроков. А с директоров школ «за долю малую» собирались справки о том, что эти уроки таки были проведены. На мой даже не вопрос, а просто красноречивый взгляд, один из свидетелей этого мероприятия охарактеризовал Сороса и его сотрудников «терпилами безответными», использовав естественную для того периода нашей истории социально окрашенную лексику. И вот все неестественно быстро перевернулось с ног на голову. Прозападная сервильность времен министра иностранных дел Козырева и советника президента Сатарова перестала быть «мейнстримом» уже довольно давно, но люди–то остались. Они меняли взгляды, подходы, методики оценки информации. Это в целом естественно – меняться со временем под влиянием новой обстановки и новых обстоятельств жизни. Система забуксовала не столько на персоналиях, сколько сама по себе на своих конструктивных недостатках. И главный из них – постмодернистский механизм использования экспертных мнений и аналитических заключений в практической политике, когда подбор этих экспертов осуществляется по принципу протекции и личных знакомств. Этот механизм безотказно работал не просто годами, а полтора десятилетия. Никто не ставил перед ним неожиданных задач. Или даже задач нового уровня. И по всем законам социологии люди, длительное время варившиеся в собственном соку в очень комфортных условиях, и близким к идеальным жизненных обстоятельствах, превратились к касту, склонную к сектантским манерам. Они образовали клубы по интересам, назвав их «советами» и «объединениями», проводили конференции и съезды, мило копируя поведение британских джентльменов. Они легко переключились на новую систему сервильности, заменив старую на более отвечающую современным запросам. С ними произошло примерно то, что всегда происходит с разведывательными структурами в мирное и стабильное время: они стали говорить не то, что думают, а то что, как они думают, от них хотели бы получить. Именно они годами «курировали» Партию регионов и Януковича лично, создав целую клиентеллу из местных политиков и пиарщиков, разбежавшихся кто куда еще до того, как запахло покрышками. Именно они поддакивали идеям поддержки «сильной Грузии» и упустили точку максимального роста самосознания русскоязычного населения Прибалтики. Именно они отдали Приднестровье на откуп клоунам от пиара и плодили целые полотнища докладов о стабильности политического обстановки в Азербайджане. Они превратили политику в отношении Абхазии и Южной Осетии в междусобойчик заинтересованных профанов. И, конечно же, стало нормальным, глядя на это все, говорить, что у РФ нет стратегического видения и продуманной политики (тактики) на постсоветском пространстве. Как не было с советских времен, так и не появилось. А чего вы хотели? Люди годами выстраивают свою карьеру и частную жизнь вокруг фейковых «институтов» и «центров по изучению» и само их выживание зависит не от качества экспертного анализа или исследования с прогнозом, а от поддержания содержательных личных отношений со структурами исполнительной власти. И даже если эта самая исполнительная власть захочет (а она хочет и нуждается) услышать или прочитать объективный анализ обстановки, она его нигде не найдет. По крайней мере в тех источниках и родниках аналитической мысли, к которым привыкла припадать в период острой жажды. Вот и получилось, что в последние месяцы выбор стратегии на Украине и в Восточной Европе в целом сам по себе вытекал из тактики, а не, наоборот, как это принято у сознательных и ответственных людей. А сама тактика была производной от спонтанных, на ходу принимавшихся решений, следовавших вслед за событиями. И уже это новая на коленке сделанная стратегия в свою очередь сломала привычную систему координат, саму схему позиционирования России на европейском пространстве и грозит перерасти в глобальную. Конечно, подспудно эта стратегия не родилась вдруг из ниоткуда, предпосылки такого выбора формировались все последнее десятилетие, причем формировались сложно и мучительно, при мощном внутреннем противодействии. И переход к ней был обусловлен многими факторами, в том числе и лежащими вне традиционной, так называемой «прагматичной политики». В ее генезисе присутствовали и факторы общественно–исторические (например, новое осознание русского мира, как единой общности), и социологические (готовность подавляющего большинства россиян поддержать действия Кремля на Украине) и даже личные. Но все равно переход к новой стратегии был скачкообразным и потому, естественно, не до конца подготовленным. В том числе и идеологически неподготовленным, что вдруг на пустом месте создало широкое поле для столкновения разного рода интересов Международное право, в том виде, к которому все привыкли, перестало существовать. Национальные интересы России в геостратегическом плане стали основой практической политики. Западный мир перестал быть ролевой моделью и мистическим идеалом социального успеха и мира. Различные по своему характеру события в разных точках земного шара сплелись в один клубок, распутать который, потянув только за один конец, невозможно. Солнце взошло с другой стороны. Даже успех с Крымом и вокруг него оказался в значительной степени случайным. Не наделай киевская хунта такого количества ошибок и откровенных глупостей, еще не понятно, как бы все повернулось. Но такие подарки во внешней политике случаются раз в сто лет. Звезды не падают ради людей, и долго такая ситуация в международной политике продолжаться не может. И нынешние события на Востоке Украины снова продемонстрировали отсутствие стратегических концепций на уровне пресловутого экспертного сообщества, вынуждая высшие эшелоны исполнительной власти опираться в своих действиях на морально–этические и эмоциональные мотивы, а не следовать некоему единому плану. Все это происходит несмотря на то, что ежедневно со всех каналов и со страниц не сходят два десятка аналитиков и экспертов, которые, помимо пропаганды и популяризации взглядов, заняты еще и подготовкой серьезных, крупных работ, ложащихся на столы людей, принимающих практические решения. В подавляющем своем большинстве все эти аналитические разработки (не только по Украине, но и по Кавказу, Прибалтике, Средней Азии, арабскому миру, даже Африке) идут вслед за событиями. Простой принцип: если есть возможность промолчать на пике кризиса, чтобы не брать на себя ответственность и не отвечать потом за последствия слов, то надо этой возможностью воспользоваться по полной. А затем, отметив про себя, в какую сторону качнулся маятник практического выбора, обосновать этот уже свершившийся тактический выбор красиво подогнанной стратегией. С таким же успехом можно играть в шахматы с лошадью. Но так работает сама система «естественного отбора» в экспертном сообществе. Сейчас невозможно выстраивать абстрактные международные схемы, как стало невозможным писать абстрактно–философские труды. А работать в практической сфере автоматически означает другую степень ответственности, которая атрофировалась в целом сообществе, привыкшем комфортно оформлять умными, красивыми текстами сложившиеся реалии. Чужеродные тела эта система отторгает, а самостоятельно новые не продуцирует, поскольку ресурсы влияния (включая финансовые) ограничены и делиться ими никто не намерен. Эта система начнет рваться в тонких мелочах. Именно там, где требуются настоящие знания вкупе с силой демонстрировать их вопреки устоявшемуся годами взгляду на вещи. И мало веры в то, что вертикаль, по которой формируется заказ на стратегический анализ, выдержит скорости, с которой меняется мир вокруг. Но может и лучше, если замкнутая структура экспертного сообщества, убаюкавшая сама себя, развалится?

Теги:  Россия, стратегия, Запад, эксперты, политология, внешня политика России