Иконописная и ризница

Валаам выработал свой напев церковный, выработал и свой стиль церковной живописи. Я не художник, чтобы оценить это по существу. Но стоит побывать на Валааме, чтобы унести целостность впечатления от его строгости духа как во всем, так и в живописи. Его не захватила волна Ренессанса. Но не подражал он слепо и историческим образцам классической отрешенности. Лики его выписаны тщательно, как в миниатюрах, яркими красками. В них одухотворенная человечность, простота и ясность. Нельзя не видеть в живописи всего валаамского духа. Нужно сказать, что монашество пережило в своей истории две крайности: древнее сирийское и египетское монашество часто впадало в крайности аскезы, доходившей до извращенности методов борьбы с плотью, а с другой стороны, до противоположной крайности, до распущенности, бродяжничества по городам и весям и спекуляции своим монашеским званием, что вело, конечно, к обмирщению монашеского духа. Оба эти уклона сказались и в живописи церковной современности. То она искажала лики до кубизма в подражание классической аскезе, то очеловечивала лик до простого портрета. Валаам и в живописи удержался от этих крайностей, в чем сказался его здравый строгий стиль во всем, его царственный средний путь. Сквозь человеческий лик у него просвечивает обожествленный дух, и этого достаточно, чтобы была правильная икона. Тогда она навевает спокойствие и возвышает душу.

На Валааме есть нечто выдающееся в области живописи, но как не специалист, я не касаюсь самого исполнения, а скажу только о нескольких сюжетах. Поражает при входе в собор живопись вдоль всей лестницы по стенам, изображающая вход праведников в Царствие Небесное. Тут выписаны группами фигуры святителей, монахов, юродивых и т.д. Сразу захватывает тебя это шествие и возносит ум к небесам при самом вступлении в храм для молитвы. В храме же изумляет величественный иконостас в пять ярусов, весь в золоте, стоимостью в 60 тыс. рублей. Игумен Гавриил не жалел денег на постройку, они текли к нему рекой. Он построил целый Воскресенский скит, полную копию Палестинского, для чего сам ездил в Иерусалим и привез оттуда кипарисовое дерево, из которого сделан весь иконостас резной работы и плащаница Божией Матери в Гефсиманском скиту.

В храме святыня — рака с мощами преподобных Сергия и Германа. Они были из греков, пришли вскоре после крещения Руси, но, в каком веке точно, позабыто. С тех пор основался здесь монастырь, и с тех пор его много раз разоряли, особенно шведы. Иконы преподобных Сергия и Германа — самое выдающееся по живописи произведение валаамского иночества. Имена преподобных у всех монахов постоянно на устах. Им они вверяют свою жизнь и много раз спасаются от опасностей по молитвам к ним.

Из живописцев на Валааме мне пришлось познакомиться с заведующим мастерскими отцом Фотием и с отцом Аркадием. Иеромонах Фотий состоит в составе соборных старцев как заведующий ризницей. Чудный это человек. Носитель истинно валаамского духа — работник и скромный. Тихий и видом, и голосом, мягкий манерами, спокойным взором ласковых глаз обладает он, овевает благостью и манит к себе в уютную живописную мастерскую или ароматную одухотворенную келью, где много раз мы беседовали за самоваром. Незабвенные настроения выносил я каждый раз. Как отец после долгой разлуки посвящает тебя во все дела и тайны своего достояния, так и о. Фотий смотрит на тебя как на преемника своего по монашеству. Стар он — «и все у нас старцы». «Вот вы, молодые, продолжайте наше дело. Нужны, нужны нам продолжатели. Оскудевает монашество». Смотришь на него и думаешь: вот он много десятков лет выковывал дух монашества в этой живописной мастерской, куда вступил он мальчиком подмастерьем. Сколько кропотливого труда вложил он в любимое дело, сколько вдохновения излилось через него на святые иконы, выходившие из-под кисти его, сколько вдохновения от этих икон уносили с собой тысячи богомольцев по всей Руси святой. Вот он, этот «олицетворенный скромник», который невидимыми нитями своего вдохновения опоясал и связал с Валаамом всю Русь православную, вот как на деле осуществляются слова апостола Павла: «Все тело (Церкви), составляемое и скрепляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для созидания самого себя в любви». (Ефес. 4, 16).

С ризницей познакомил меня отец Аркадий (ушедший скоро к старостильникам из-за стиля; сменил его о. Фотий. Перед уходом отец Аркадий благословил меня иконой святого Иоанна Богослова прекрасной валаамской работы). Ризница — огромный зал при соборе. Шкафы стоят рядами, и много-много в них добра накопилось за полтора века. На «соборных» служениях выходят иногда по 30 иеромонахов, и все в одинаковых облачениях. Есть жертвы облачениями от царей, есть дары после коронации, а также от богатых и высокопоставленных лиц. И серебра, и золота в сосудах и в окладах Евангелий и Крестов — несчетные богатства. Ризничий одновременно заведует и назначением на чреду священнослужащих. В 1926 году при 450 монахах на Валааме было 70 иеромонахов и 40 иеродиаконов. На Валааме около двадцати храмов. До войны, при массе богомольцев, служили во всех них одновременно. Чреду ведут понедельно иерей и диаконы. Уставной частью заведуют канонархи. Их роль очень ответственная. Ход всей службы держится на них. Устав церковный очень сложный и трудный. Надо иметь огромную практику, не менее десятилетия, чтобы овладеть им. От канонарха требуется еще сильный и выносливый голос и четкость произношения. При мне было два канонарха, которые чередовались понедельно и были вполне на высоте своих обязанностей.